Изгнание польских интервентов в 1612 году. III. Последние дни поляков в Кремле. Предпосылки к открытой польской интервенции
Теперь ли нам дремать в покое,
России верные сыны?!
Пойдем, сомкнемся в ратном строе,
Пойдем -и в ужасах войны Друзьям,
Отечеству, народу
Отыщем славу и свободу-
Федор Глинка
В российской истории часто, и до боли аналогично, повторяются события, которые уже происходили в русском государстве и, как видно, нас не учили уму - разуму. Действия антинациональных авантюристов-политиков не раз доводили нашу Родину до грани обнищания, унижения и отчаяния, и казалось, что выручить, спасти наш народ может только чудо. Но чудес на свете не бывает, а находились всегда и действовали решительно удивительные чудесные люди, патриоты Отечества, которые шли в народ и вместе с ним подымали с колен поруганное авантюристами и интервентами государство, возвращали ему былую честь и величие.
После царствования Ивана Грозного, присоединившего к Московии Казанское и Астраханское ханства, земли в Прибалтике, отличавшегося стратегической смелостью и решительностью в укреплении русского государства, наступили смутные времена. Присечение династии в истории монархической России всегда выливалось в большие народные беды, хотя подобные явления в других странах мира обходятся без особых потрясений и разрушений. Угаснет династия - выберут другую, и порядок быстро встает на место. У нас же...
Зарождение российских смут, как правило, возникает наверху. Стоящие у кормила власти люди, кто хитростью, кто силой, кто наглостью и вероломством стараются заполучить для себя власть или, поддерживая других в этом деле, урвать и соблюсти личную выгоду. Приходящие к власти всякий раз обещают, что их правление будет самым справедливым, с опорой на чаяния и думы народные. Сказать просто. Осуществить - трудно, а порой и невозможно. Если люди приходят к руководству бесталанные, серые.
На пороге семнадцатого века шла отчаянная борьба за московский престол. После Ивана Грозного Россией пытались управлять Борис Годунов, Лжедмитрий, Василий Шуйский... Последний изложил на бумаге свою клятвенную "Запись", положив на которую святой крест, целовал его на верность, что рядить да судить он будет "истинным праведным судом", по закону, а не по усмотрению, "обязуется непременно судить не единолично, а с боярами своими..." "Да и доносов ложных мне не слушать, а сыскать всякими сысками накрепко, и ставить с очей на очи...", а за ложный донос по сыску наказывать, смотря по вине, возведенной на оболганного. Без вины опалы своей ни на кого не класти..."
Боярскую думу это не удовлетворяло. Ведь до этого девизом царя Ивана Грозного было: "Жаловать своих холопий вольны мы и казнить их вольны же..." Клятвенно стряхивая с себя эти царские прерогативы, Василий Шуйский превращался из господаря холопов в правомерного царя подданных, правящего по закону.
Но летописец рассказывает, что царь Василий после целования креста тут же пошел в Успенский собор и говорил там народу: "Целую крест всей земле на то, что мне ни над кем не делали без собору, никакого дурна..." Этой клятвой Шуйский рассчитывал избавиться от боярской опеки, стать земским царем, для формы ограничив свою власть Собором - учреждением, сути которого в то время никто толком не понимал и не воспринимал.
Ослабление централизованной власти на Руси всегда приводило к разброду и шатанию в обществе, к лихоимству и воровству, самоуправству. Все это и началось после кончины Ивана Грозного. Вслед за верхами начали искать свою правду и выгоду и низшие сословия. Никто и никому не хотел подчиняться.
Уж так устроен мир, что только ленивый не постарается поживиться за счет ослабевшего соседа. У западных стран, при виде погрязшей в межусобицах Московии, алчной страстью наживы загорелись глаза. Вслед за провалившимися ставленниками Лжедмитрия польский король Сигизмунд III с помощью военной силы и предателей бояр на московский престол воцарил своего сына Владислава. В ночь на 21 сентября 1610 года польские войска вошли в Москву и обосновались в ее сердце - Кремле и Китай-городе. Вели себя здесь как полноправные хозяева, не считались не только с холопами, но и с боярской знатью. Шведский король Карл IX, под предлогом помощи России, ввел свои войска в Новгород, начал захват русских земель в Прибалтике.
Не о целостности и процветании Русского государства пеклись новоявленные "помощники и покровители". Польша стремилась присоединить к себе исконные русские земли аж вместе со Смоленском. Правда, его воевода Михаил Шеин собрал рать да Смоленск полякам не отдал. Захватчики вели себя нагло на русской земле, грабили, насильничали, обложили россиян непосильными поборами.
Освободительное движение, направленное против подчинения России польской королевской власти, началось в конце 1610 года, когда отношения между москвичами и поляками обострились. В Москве было введено осадное положение. Страх у польских шляхтичей вызвал наплыв русских людей в Москву, тайная доставка в столицу оружия, что говорило о подготовке народного восстания. Под руководством дворянина Прокофия Ляпунова начинает формироваться первое ополчение, которое нашло поддержку в стране. К общему движению присоединились Нижний Новгород, Муром, Суздаль, Владимир и другие города. Главной силой ополчения явились рязанцы и казацкие отряды князя Трубецкого и Заруцкого. Но они не смогли выработать единый план борьбы с интервентами.
Поляки в Москве чувствовали себя как на вулкане. Чтобы обезопасить себя, устроили резню в Китай-городе, где погибло более 7 тысяч безоружных москвичей, а после подожгли Москву в разных местах. Тщетно москвичи пытались помешать поджогам. Москва выгорела дотла. На месте богатого и многолюдного города осталось лишь пепелище. Весть о разорении Москвы разнеслась по всей стране.
В составе 1-го ополчения начались внутренние разногласия, которые привели в итоге к его распаду. Почти одновременно с этим произошло падение Смоленска. Положение в стране еще более ухудшилось.
В конце 1611 года Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения. Поляки взяли Смоленск. Польский отряд сжег Москву и укрепился за уцелевшими стенами Кремля и Китай-города. На смену убитому второму Лжедмитрию в Пскове обосновался третий - какой-то Сидорка. Первое дворянское ополчение со смертью Ляпунова расстроилось. Страна осталась без правительства. Боярская Дума, ставшая во главе его после подстрига в монахи Василия Шуйского, упразднилась сама собой после захвата Кремля поляками. Правда, кое-кто из бояр со своим председателем князем Мстиславским примкнул к полякам.
Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на составные части, чуть не каждый город действовал особняком, только пересылаясь с другими городами. Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию.
К концу 1611 года, когда в противоборствах изнемогали политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, видящие гибнущую Русь.
Из Троицкой обители архимандрит Дионисий и келарь Авраамий стали рассылать через православные храмы призывные грамоты народу с просьбой подыматься для спасения веры и Отечества. Опыт первого ополчения показал, что для освобождения страны от интервентов необходимо единение всех патриотических сил, их консолидация под единым знаменем.
Почин в этом благородном деле освобождения родины от польской шляхты принадлежит посадским людям Нижнего Новгорода. Под руководством их старосты Кузьмы Минина стало собираться второе русское ополчение осенью 1611 года, когда Кузьма Минин был выбран земским старостой в Нижнем Новгороде. Создание нового ополчения было официально провозглашено в торжественной обстановке в соборе Спаса Преображения. С речью выступил протопоп Савва, а затем к собравшемуся народу обратился Кузьма Минин. Призывая своих сограждан подняться против интервентов, Минин говорил: "Ведь я хорошо знаю, что если начнем это дело, многие города нам помогут. Не пощадите себя и жен и детей своих, а не только своего имущества."
Мужественный и благородный призыв Кузьмы Минина был широко поддержан. По словам современника-летописца, "полюбился всем совет его."
В ходе формирования ополчения возник важный вопрос о военном руководстве. Нужен был особый полководец и в то же время такой человек, который ставил бы интересы родины выше своих собственных. Минин нашел и вождя патриотического движения, князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Основной целью второго нарождавшегося ополчения было освобождение Москвы от захватчиков и изгнание интервентов с русской земли. Начались сборы средств на содержание войска, его вооружение. Многие люди отдавали последнее. Месяца четыре ополчение формировалось, а потом двинулось к Москве, пополняясь по пути толпами добровольцев, служивых людей, просивших принять их на земское жалование.
Под Москвой ополчение по советам и переговорам Минина слилось с казацким отрядом князя Трубецкого. Это усилило его боеспособность.
В июле 1612 года до ополченцев дошла весть, что Сигизмунд готовит на Москву 12-тысячное войско под командованием Яна Кароля Ходкевича. Король дал ему несколько отрядов пехоты, участвовавших ранее в боях за Смоленск. Ходкевич направился в поход на подмогу ляхам, засевшим в Кремле и Китай-городе.
Дмитрий Пожарский понимал, что соединения польских сил нельзя допустить. Поэтому он отправил к Москве отряд князя В.Тургенева, который должен был встать у Чертольских ворот столицы. Главные силы ополченцев встали у Арбатских ворот. Путь отрядам Ходкевича к Китай-городу и Кремлю был прикрыт.
Силы Ходкевича и его огромный обоз подошли к русской столице и начали переправу через Москва-реку, но были отбиты. На следующее утро поляки решили прорваться снова к Москве-реке со стороны Донского монастыря через Замоскворечье, но казацкие отряды поджидали их на улице Пятницкой близ церкви святого Климента. В завязавшейся схватке казаки не только разгромили польских захватчиков, но и отбили у них более четырехсот подвод с провиантом и оружием. Разгоряченные удачей казаки хотели преследовать уцелевшие польские силы, отступающие к Воробьевым горам, да их удержали воеводы, сказав: "Довольно, казаки! Двух радостей в один день не бывает! Как бы после радости да горюшка не отведать". В борьбе с Ходкевичем отличился и сам Кузьма Минин. Он взял четыре роты и удачно атаковал силы Ходкевича. После этих неудач гетману пришлось отойти от Москвы.
После этого ополченцы обступили Китай-город, выкопали глубокий ров, заплели плетень в две стены, насыпали между ними землю, установили пушки и начали обстрел засевших там ляхов.
15 сентября Дмитрий Пожарский послал полякам письменное предложение о сдаче в плен: "... Вы пропадете скоро с голоду. Королю вашему не до вас теперь... Не губите напрасно душ своих за неправду короля. Сдавайтесь!"
Но командовавший осажденными поляками лихой воин Николай Струев ответил на предложение о сдаче в плен непристойной бранью.
А пророчества Пожарского сбылись. Осажденные голодные поляки не только съели своих коней, но переловили и поели всех собак и кошек.
22 октября русские ополченцы атаковали осажденных. Голодные поляки не могли устоять, отступили и заперлись в Кремле, но не надолго. Через два дня они прислали парламентеров с просьбой о капитуляции.
25 октября русские ополченцы вступили в Кремль. В Успенском соборе был отслужен торжественный молебен об избавлении от неприятеля царствующего града.
Поляки еще пытались удержаться на русской земле, но, воодушевленные успехами, ополченцы всюду гнали интервентов восвояси.
Русский народ высоко оценил патриотическую и организаторскую инициативу Минина и Пожарского по изгнанию с русской земли польских интервентов и при их жизни воздавал патриотам Отечества хвалу и честь.
В 1804 году начались работы по увековечению памяти в победе 1612 года. В феврале 1818 года благодарные потомки открыли в Москве на Красной площади первый монументальный памятник - памятник освободителям Отечества Минину и Пожарскому. Интересно то, что работы над его созданием не прекращались даже во время Отечественной войны с Наполеоном.
За успешное сооружение монумента его автора Ивана Петровича Мартоса пожаловали чином действительного статского советника с назначением высокой персональной пенсии, а литейного мастера Екимова наградили орденом Анны 2-й степени и премировали 20000 рублями.
И стоило! У каждого из нас и сегодня этот памятник вызывает высокие патриотические чувства за народ российский и дорогое наше Отечество.
Владимир Ушаков
Лжедмитрий II. В то время когда Василий Шуйский осаждал И. И. Болотникова в Туле, на Брянщине (г. Стародуб) объявился новый самозванец. По согласованию с Ватиканом польские шляхтичи, противники короля Сигизмунда III (гетманы Лисовский, Ружицкий, Сапега), объединились с казацким атаманом И. И. Заруцким, выдвину и в качестве претендента на русский престол Лжедмитрия II (1607-1610). Внешними данными этот человек походил на Лжедмитрия I, что подметили участники авантюры первого самозванца. До сих пор личность Лжедмитрия II вызывает много споров. По всей видимости, он происходил из церковной среды.
Лжедмитрий II в ответ на призыв И. И. Болотникова двинулся к Туле на соединение с восставшими. Соединения не произошло (Тула была взята войсками Шуйского), и в январе 1608 г. самозванец предпринял поход на столицу. Летом 1608 г. Лжедмитрий подошел к Москве, но попытки взять столицу закончились безрезультатно. Он остановился в 17 км от Кремля, в местечке Тушино, получил прозвище "Тушинский вор". Вскоре в Тушино перебралась и Марина Мнишек. Самозванец обещал ей 3 тыс. золотых рублей и доходы с 14 русских городов после воцарения в Москве, и она признала в нем своего мужа. Было совершено тайное венчание по католическому обряду. Самозванец обещал способствовать распространению католицизма в России.
Лжедмитрий II был послушной марионеткой в руках польских шляхтичей, которые сумели взять под свой контроль северо-запад и север русских земель. Доблестно в течение 16 месяцев сражалась крепость Троице-Сергиева монастыря, в обороне которой значительную роль сыграло окрестное население. Выступления против польских захватчиков произошли в ряде крупных городов Севера: Новгороде, Вологде, Великом Устюге.
Если Лжедмитрий I 11 месяцев провел в Кремле, то Лжедмитрий II 21 месяц безуспешно осаждал Москву. В Тушине при Лжедмитрие II из числа недовольных Василием Шуйским бояр (народ метко назвал их "тушинскими перелетами") сложилась своя Боярская дума, приказы. Взятый в плен в Ростове митрополит Филарет был наречен в Тушине патриархом.
Правительство Василия Шуйского, понимая, что не в состояния справиться с Лжедмитрием II, в Выборге (1609) заключило договор со Швецией. Россия отказывалась от своих претензий на Балтийское побережье, а шведы давали войска для борьбы с Лжедмитрием II. Под командованием талантливого 28-летнего полководца М. В. Скопина-Шуйского, племянника царя, начались успешные действия против польских захватчиков.
В ответ Речь Посполитая, состоявшая в войне со Швецией, объявила войну России. Войска короля Сигизмунда III осенью 1609 г. осадили город Смоленск, который оборонялся более 20 месяцев. Король приказал шляхтичам покинуть Тушино и идти под Смоленск. Тушинский лагерь рассыпался, самозванец был больше не нужен польским шляхтичам, перешедшим к открытой интервенции. Лжедмитрий II бежал в Калугу, где вскоре был убит. Посольство тушинских бояр отправилось под Смоленск в начале 1610 г. и пригласило на московский трон сына короля -- Владислава.
В апреле 1610 г. при загадочных обстоятельствах умер М. В. Скопин-Шуйский. Согласно молве, он был отравлен. Летом 1610 г., оставив в тылу борющийся Смоленск, польская армия двинулась на Москву. В июне 1610 г. русские войска под командованием брата, царя, трусливого и бездарного Дмитрия Шуйского, потерпели поражение от польских войск. Путь на Москву был открыт. Шведы более помышляли о захвате Новгорода и других русских земель, чем об их защите: они покинули армию Шуйского и стали грабить северо-западные русские города.
Летом 1610 г. в Москве произошел переворот. Дворяне во главе с П. Ляпуновым свергли Василия Шуйского с престола и насильно постригли его в монахи. (Шуйский умер в 1612 г. в польском плену, куда был направлен как заложник вместе с братьями). Власть захватила группа бояр во главе с Ф. И. Мстиславским. Это правительство, состоявшее из семи бояр, получило название "семибоярщина".
В августе 1610 г. семибоярщина, несмотря на протесты патриарха Гермогена, заключила договор о призвании на русский престол Владислава, сына короля Сигизмунда, и впустила войска интервентов в Кремль. 27 августа 1610 г. Москва присягнула Владиславу. Этом было прямое предательство национальных интересов. Перед страной встала угроза потери независимости.
Первое ополчение. Только опираясь на народ, можно было отвоевать и сохранить независимость Русского государства. В 1610 г. патриарх Гермоген призвал к борьбе против захватчиков, за что был арестован. В начале 1611 г. в Рязанской земле было создано первое ополчение, которое возглавил дворянин П. Ляпунов. Ополчение двинулось на Москву, где весной 1611 г. вспыхнуло восстание. Интервенты по совету предателей бояр подожгли город. Войска дрались на подступах к Кремлю. Здесь, в районе Сретенки, был тяжело ранен князь Д. М. Пожарский, руководивший передовыми отрядами.
Однако развить успех русские войска не смогли. Руководители ополчения высказались за возврат беглых крестьян к их владельцам. Казаки не имели права занимать государственные должности. Противники П. Ляпунова, стремившегося наладить военную организацию ополчения, стали сеять слухи, что он якобы хочет истребить казаков. * Те зазвали его в казачий "круг" в июле 1611 г. и убили.
Первое ополчение распалось. К этому времени шведы захватили Новгород, а поляки после многомесячной осады овладели Смоленском. Польский король Сигизмунд III объявил, что сам станет русским царем, а Россия войдет в Речь Посполитую.
Второе ополчение. Минин и Пожарский. Осенью 1611 г. посадский староста Нижнего Новгорода Козьма Минин обратился с призывом к русскому народу о создании второго ополчения. С помощью населения других русских городов была создана материальная база освободительной борьбы: народ собрал значительные средства для ведения войны с интервентами. Возглавили ополчение К. Минин и князь Дмитрий Пожарский.
Весной 1612 г. ополчение двинулось к Ярославлю. Здесь было создано временное правительство России "Совет всея земли". Летом 1612 г. со стороны Арбатских ворот войска К. Минина и Д. М. Пожарского подошли к Москве и соединились с остатками первого ополчения.
Почти одновременно по Можайской дороге к столице подошел гетман Ходкевич, который двигался на помощь полякам, засевшим в Кремле. В сражении у стен Москвы войско Ходкевича было отброшено.
22 октября 1612 г. на день обретения иконы Казанской богоматери, сопровождавшей ополчение, был взят Китай-город. Через четыре дня сдался польский гарнизон в Кремле. В память об освобождении Москвы от интервентов на Красной площади на средства Д. М. Пожарского был возведен храм в честь иконы Казанской богоматери. Победа была одержана в результате героических усилий русского народа. Символом верности Родине вечно служит подвиг костромского крестьянина Ивана Сусанина, пожертвовавшего собственной жизнью в борьбе против польских интервентов. Благодарная Россия первый скульптурный памятник в Москве воздвигла Козьме Минину и Дмитрию Пожарскому (на Красной площади, скульптор И. П. Мартос, 1818). Навсегда сохранилась память об обороне Смоленска и Троице-Сергиева монастыря, о борьбе жителей города Корелы против шведских захватчиков.
В 1613 г. в Москве состоялся Земский собор, на котором стоял вопрос о выборе нового русского царя. В качестве кандидатов на русский престол были предложены польский королевич Владислав, сын шведского короля Карл-Филипп, сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек Иван, прозванный "Воренком", а также представители крупнейших боярских фамилий. 21 февраля собор остановил свой выбор на Михаиле Федоровиче Романове, 16-летнем внучатом племяннике первой жены Ивана Грозного Анастасии Романовой. В Игнатьевский монастырь под Костромой, где находился в то время Михаил с матерью, было направлено посольство. 2 мая 1613 г. Михаил прибыл в Москву, 11 июля венчался на царство. Вскоре ведущее место в управлении страной занял его отец -- патриарх Филарет, который "всеми делами царскими и ратными владел". Власть восстановилась в форме самодержавной монархии. Руководители борьбы с интервентами получили скромные назначения. Д. М. Пожарский был направлен воеводой в Можайск, а К. Минин стал думным воеводой.
Окончание интервенции. Перед правительством Михаила Федоровича стояла труднейшая задача -- ликвидация последствий интервенции. Большую опасность для него представляли отряды казаков, бродившие по стране и не признававшие нового царя. Среди них наиболее грозным был Иван Заруцкий, к которому перебралась Maрина Мнишек со своим сыном. Яицкие казаки выдали И. Заруцкого в 1614 г. московскому правительству. И. Заруцкий и "Воренок" были повешены, а Марина Мнишек заточена в Коломне, где вскоре, вероятно, умерла.
Другую опасность представляли шведы. После нескольких военных столкновений, а затем переговоров в 1617 г. был заключен Столбовский мир (в деревне Столбово, недалеко от Тихвина). Швеция возвращала России Новгородскую землю, но удерживала за собой Балтийское побережье и получала денежную компенсацию. Король Густав-Адольф после Столбовского мира говорил, что теперь "Россия не опасный сосед... ее отделяют от Швеции болота, крепости, и русским трудно будет перейти через этот "ручеек"" (река Нева).
Польский королевич Владислав, стремившийся получить русский престол, организовал в 1617--1618 гг. поход на Москву, Он дошел до Арбатских ворот Москвы, но был отбит. В селе Деулино близ Троице-Сергиева монастыря в 1618 г. было заключено Деулинское перемирие с Речью Посполитой, за которой оставались Смоленские и Черниговские земли. Происходил обмен пленными. Владислав не отказался от претензий на русский престол.
Таким образом, в основном территориальное единство России было восстановлено, хотя часть русских земель осталась за Речью Посполитой и Швецией. Таковы последствия событий Смуты во внешней политике России. Во внутриполитической жизни государства значительно выросла роль дворянства и верхушки посада.
В ходе Смуты, в которой приняли участие все слои и сословия русского общества, решался вопрос о самом существовании Российского государства, о выборе пути развития страны. Нужно было найти пути выживания народа. Смута поселилась прежде всего в умах и душах людей. В конкретных условиях начала XVII в. выход из Смуты был найден в осознании регионами и центром необходимости сильной государственности. В сознании людей победила идея отдать все ради общего блага, а не искать личной выгоды.
После Смутного времени был сделан выбор в пользу сохранения крупнейшей на востоке Европы державы. В конкретных геополитических условиях того времени был избран путь дальнейшего развития России: самодержавие как форма политического правления, крепостное право как основа экономики, православие как идеология, сословный строй как социальная структура.
Россия вышла из "Смуты" крайне истощенной, с огромными территориальными и людскими потерями. По некоторым данным погибло до трети населения. Преодоление хозяйственной разрухи окажется возможным лишь на путях укрепления крепостничества.
Резко ухудшилось международное положение страны. Россия оказалась в политической изоляции, ослаб ее военный потенциал, долгое время практически беззащитными оставались южные рубежи.
В стране усилились антизападнические настроения, что усугубило ее культурную, а, в итоге, и цивилизационную замкнутость.
Народ сумел отстоять независимость, но в результате его победы в России возродилось самодержавие и крепостное право. Однако, вероятнее всего, иного пути спасения и сохранения российской цивилизации в тех экстремальных условиях и не существовало.
В результате сражения польско-литовские войска были разбиты Вторым народным ополчением, что повлекло за собой последующий окончательный разгром поляков. «Поляки понесли такую значительную потерю, что её ничем уже нельзя было вознаградить. Колесо фортуны повернулось — надежда завладеть целым Московским государством рушилась невозвратно», — писал польский историк XVII века Станислав Кобержицкий.
В стенах Кремля и Китай-города находился заблокированный польско-литовский гарнизон численностью около трех тысяч человек, на помощь которому и стремилось прийти войско под предводительством Яна Карла Ходкевича, великого гетмана литовского. По подсчетам историка Г. Н. Бибикова, численность его войск достигала 12 тысяч человек, при том что русских воинов в совокупности было не более 8 — 10 тысяч.
По качеству вооружения армия интервентов также превосходила русские войска. «Все выехаша окованы збруями, яко вода колебашеся и шеломы на глав их… яко прекрасная заря светящеся, блистание сабель их яко молния, ино и копей их вознятия, яко великий лес дубравный, вкупе ж… и смотрети страшно», — будто бы с придыханием описывал польское войско автор Филаретовой рукописи. Казакам же, выступавшим на стороне ополченцев, была уготована менее лестная характеристика: «в единых срачицах и без порток, токмо едину пищаль да пороховницу у себя имуще». Этим же пан Будило пытался поддеть Дмитрия Пожарского, главного воеводу нижегородского ополчения, которому писал: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей».
Яркими фигурами командного состава были Дмитрий Пожарский, Кузьма Минин Иван Хованский и Дмитрий Лопата-Пожарский с русской стороны; сам Ходкевич, Александр Зборовский, Николай Струсь и Иосиф Будило — с польско-литовской. Впрочем, далеко не все военачальники отличались особенными талантами и достаточным опытом — это касается как одной, так и другой стороны.
Источник: wikipedia.orgЕсли же говорить о силе боевого духа воинов, то в этом вопросе, очевидно, перевес должен был быть на стороне ополченцев. По мысли уже упомянутого Г. Н. Бибикова, ими руководило желание пресечь посягательства интервентов на Москву. Многочисленными наемниками же, выступавшими на стороне противников, двигало стремление разжиться разнообразными ценностями, которых, впрочем, в и без того разграбленной Москве не могло быть слишком уж много.
21 (31) августа 1612 года войска Ходкевича подошли к Москве — ополченцы оказались там днем ранее. Согласно плану гетмана, необходимо было прорвать оборону в западной части города. После этого коротким путем к стенам Кремля мог бы проехать обоз с припасами, в которых нуждались их осажденные соратники.
Наступление было решено начинать на следующее утро. Войска Ходкевича преодолели Москву-реку и заняли позиции у Новодевичьего монастыря. План Гетмана был хорош всем — кроме того, что о нем прекрасно знал Пожарский. Князь предпочел атаковать первым, чем несколько дезориентировал противника. Бои велись в течение всего дня, причем интересно, что князь Дмитрий Трубецкой, формально поддерживающий ополченцев, на деле оставался в стороне. «Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана», — такой позиции придерживался князь и его войска.
Москвы
Смутное время, начавшееся с появления весной 1605 года в России самозванца Лжедмитрия I (им в действительности был беглый монах кремлевского Чудова монастыря Григорий Отрепьев, который выдавал себя за чудом спасшегося сына Ивана IV Грозного царевича Дмитрия) и смерти царя Бориса Годунова, продолжалось около восьми лет (по другим оценкам, значительно дольше).
Эти годы были наполнены множеством трагических, героических и донельзя запутанных событий.
Государство как единое целое перестало существовать. Его грабили и рвали на части всевозможные самозванцы, предатели, интервенты и мародеры. Власть переходила из рук в руки.
Дошло до того, что в 1608–1609 годах в стране установилось… двоевластие.
Один царь (Василий Шуйский) сидел в Кремле , а другой (Лжедмитрий II) – неподалеку, в подмосковном Тушине.
Причем у каждого имелся и свой двор, и свой патриарх. У Шуйского патриархом был Гермоген, а у Лжедмитрия II – Филарет Романов.
Потом более трехсот лет Романовы пытались скрыть то, что отец основателя династии был патриархом при дворе Лжедмитрия II (которым в реальности был некто Богданка Шкловский).
Впрочем, хуже всего от этого было простым людям.
Поскольку ситуация, когда «белые приходят – грабят, красные приходят – грабят», была типичной и для Смутного времени.
Одолеть Тушинского вора Шуйский решил при помощи шведов.
В феврале 1609 года он заключил с ними договор, по которому Россия отдавала Швеции Корельскую волость.
Скоро стало ясно, что, пойдя на это, Шуйский допустил непростительную политическую ошибку.
Шведская помощь принесла мало пользы, но ввод на территорию России шведских войск дал им возможность захватить Новгород.
Кроме того, договор дал врагу Швеции польскому королю Сигизмунду III желанный предлог для перехода к открытой интервенции.
В сентябре 1609 года войска Сигизмунда III осадили Смоленск. Лжедмитрий II стал королю не нужен.
В декабре 1609 года Сигизмунд III приказал польским отрядам уйти из тушинского лагеря к Смоленску.
Гетман пообещал боярам разбить Лжедмитрия II при условии, что на московский трон будет возведен польский королевич Владислав.
Согласившись на это и проведя церемонию присяги Владиславу у стен Новодевичьего монастыря, Семибоярщина совершила акт национального предательства.
По сути, часть тогдашней политической элиты превратилась в предателей и пособников польско-литовских оккупантов.
Ведь королевич отказался принять православие, и речь шла об утрате Россией независимости. Не воспротивился происходящему тогда и патриарх Гермоген.
В ночь с 20 на 21 сентября 1610 года Семибоярщина впустила поляков в Москву.
С этого момента реальная власть в столице оказалась в руках польского гарнизона, которым сначала командовал Жолкевский, а потом – Александр Гонсевский.
Осенью 1611 года в Нижнем Новгороде началось патриотическое движение, которое постепенно консолидировало большинство сословий в стремлении освободить страну от оккупантов.
Под воздействием грамот Гермогена патриоты сошлись на том, что первоочередной задачей является освобождение столицы и созыв Земского собора для избрания нового царя.
При этом было решено не приглашать на русский престол никого из зарубежных претендентов и не выбирать царем Ивана Дмитриевича (сына Марины Мнишек и Лжедмитрия II).
По призыву нижегородского старосты, торговца мясом Кузьмы Минина, начало формироваться второе ополчение.
Во главе него встали сам Минин и князь Дмитрий Пожарский.
Сборы, собранные по инициативе Минина с горожан и сельчан, дали первые денежные поступления на нужды ополчения.
Кто-то роптал, но многие понимали, что деньги нужны на святое дело: речь шла о том, быть или не быть России.
Вожди второго ополчения стали рассылать грамоты в другие города, призывая народ вступать в ополчение.
Но в итоге они понесли тяжелые потери и были вынуждены уйти восвояси. В ходе сражения патриоты из первого и второго ополчений проявили массовый героизм, а их вожди – высокое полководческое мастерство и личную храбрость.
Эта победа предрешила судьбу польско-литовского вражеского гарнизона в Кремле и Китай-городе.
Промучившись еще два месяца, поляки и бояре-предатели капитулировали. Москва была освобождена.
Казалось, конец пришел Русскому государству. Ни верховной власти, ни сильной рати, ни общей казны – ничего не было! Правительства в настоящем его смысле уже не существовало. Но был еще народ. Этот народ, знатные и черные люди, богатые и бедные, разумники и простецы, – все понимали, что творится на Руси страшное, лихое дело; что вера православная и та святыня, которой поклонялись отцы, деды и прадеды, унижена и поругана и всему тому, что созидалось веками и трудом многих поколений, грозит конечная гибель.
Возбуждение народное было сильное... По всем важнейшим городам зашумели оживленные сходки, словно воскресли старые веча. Сходились и горожане, и соседние крестьяне для земского совета, чтобы всем миром надуматься, как беде пособить. Сказывалась при этом порою и старая областная рознь и неприязнь простого люда к высшим и богатым лицам, к московским боярам; но все это было мелко и ничтожно сравнительно с враждой, какую питали все к ненавистному врагу, и с желанием освободить от поляков Москву и Русскую землю и положить предел гибельной неурядице. Это общее чувство должно было в конце концов взять верх над всеми мелкими страстями и желаниями и объединить русские силы...
Города стали пересылаться между собой грамотами, побуждая друг друга стать заодно против общих врагов.
"Под Москвою, – писали казанцы в Пермь, – промышленника и поборника по Христовой вере, который стоял за православную христианскую веру, за храм Пресвятой Богородицы и за Московское государство против польских и литовских людей и русских воров, Прокопия Петровича Ляпунова, казаки убили, преступая крестное целование. Но мы все с Нижним Новгородом и со всеми городами поволжскими... согласились быть в совете и соединении, дурного друг над другом ничего не делать, стоять на том крепко, пока Бог даст на Московское государство государя; а выбрать бы нам государя всею землей Российской державы; если же казаки станут выбирать государя по своему изволью одни, не согласившись со всею землею, то такого государя нам не хотеть".
Подобные же воззвания рассылались с гонцами и по другим городам. Во всех грамотах сказывалось сильное общее желание "очистить Русскую землю от врага, поругателя святыни, и выбрать себе всею землею своего царя".
Разносились по Русской земле и те грамоты, что составлялись в Троицком монастыре Дионисием и Авраамием Палицыным и переписывались во множестве списков "борзыми писцами".
Воодушевление народа росло. Нравственное и религиозное возбуждение становилось все сильнее и сильнее... Повсюду стала носиться молва о чудесных видениях и знамениях. Говорили, что в Нижнем Новгороде один благочестивый человек Григорий сподобился в полуночи страшного видения: видел он, будто крыша с его дома снялась, великий свет осиял его покой, и явились два мужа с воззванием о покаянии и очищении всего государства... Во Владимире тоже, говорили, было видение...
Набожный народ только от Божией помощи ждал спасения, считал необходимым особенным способом очиститься от грехов и умилостивить Бога покаянием и постом. По всем городам приговорили поститься три дня в неделю: в понедельник, вторник и в среду ничего не есть, не пить, а в четверг и пятницу – сухо есть... Так готовился народ к великому делу...
Настроение народа было таково, что он готов был всеми силами подняться на борьбу. Нужно было только начало да нужен был настоящий русский вождь.
Минин и Пожарский
В октябре 1611 года в Нижнем Новгороде получена была грамота из Троицкого монастыря. Ее решено было прочесть в соборе. Зазвонили в большой соборный колокол, а день был непраздничный. Народ понял, что неспроста звонят большим звоном, и скоро церковь св. Спаса наполнилась народом. После обедни протопоп Савва обратился к народу с речью:
– Православные христиане, Господа братия, горе нам! Пришли дни конечной гибели нашей. Гибнет наше Московское государство; гибнет и православная вера. Горе нам, великое горе, лютое обстояние! Литовские и польские люди в нечестивом совете своем умыслили Московское государство разорить и обратить истинную веру Христову в латинскую многопрелестную ересь. Кто не восплачется, кто не испустит источники слез?! Ради грехов наших Господь попустил врагам нашим возноситься. Горе нашим женам и детям! Еретики разорили до основания богохранимый град Москву и предали всеядному мечу детей ее. Что нам творить? Не утвердиться ли нам на единение и не постоять ли за чистую и непорочную Христову веру и за св. соборную церковь Богородицы и за многоцелебные мощи московских чудотворцев. А вот грамота властей Живоначальныя Троицы монастыря Сергиева.
Была прочтена грамота, призывающая весь народ на спасение Москвы и православной веры. Народ умилился. Многие плакали.
– Горе нам, – говорили в толпе, – гибнет Московское государство!
Когда народ еще толпился у церкви, к нему держал речь один из земских старост – Кузьма Минин Сухорукий. (Раньше уж он говорил, что ему являлся во сне св. Сергий и приказал "возбудить уснувших".)
– Православные люди! – заговорил он теперь к народу громким голосом. – Коли хотим помочь Московскому государству, не пожалеем достояния нашего... дворы свои продадим, жен и детей заложим и станем челом бить, искать, кто бы вступился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником!.. Дело великое совершим, если Бог поможет. Какая будет хвала нам от всей земли... Я знаю: только мы поднимемся на это дело, другие города пристанут к нам, и мы избавимся от врагов.
Горячая речь Минина пришлась по сердцу всем. Сказалось в ней то, что давно было на душе у всех. У многих слезы полились из глаз.
Воззвание Минина в Нижнем Новгороде. Картина К. Маковского, 1896
Начались частые сходки. Кузьма Минин, которого в городе все знали и уважали, всем орудовал, убеждал всех, что надо ополчаться, клич кликать по служилым людям, а в казну на содержание ратных людей собирать со всех по третьей деньге (т. е. третью часть имущества). Желание послужить великому делу освобождения Москвы и Русской земли было так сильно, что тут же многие стали жертвовать гораздо больше. Сносили со всех сторон и деньги, и драгоценные вещи. Одна вдова, говорится в летописи, принесла к сборщикам десять тысяч и сказала:
– Я осталась после мужа своего бесчадна. Было у меня двенадцать тысяч; отдаю десять, а себе оставляю две!
Но прежде чем скликать ратных людей, надо было найти военачальника. Такое "святое дело", какое затевалось, надо было отдать в чистые руки. Стали думать, кого бы из бояр выбрать вождем. Остановились на князе Дмитрии Михайловиче Пожарском. Он в ту пору жил в своем имении, в Суздальском уезде, где долечивался от ран, полученных при Московском погроме. Это был человек чистый, не запятнанный никаким дурным делом: в смутные годы он в воровских таборах не бывал и у польского короля милостей не прашивал. Ратное дело он хорошо знал, большое мужество выказал при защите Зарайска от самозванца и потом в Московском побоище.
Послали бить челом Пожарскому. Он отвечал:
– Рад я за православную веру страдать до смерти, а вы изберите из посадских людей такого человека, который был бы со мною у великого дела, ведал бы казну на жалованье ратным людям.
Стали было нижегородские послы раздумывать, кого бы выбрать, но Пожарский не дал им долго думать.
– Есть у вас в городе, – сказал он, – Кузьма Минин. Он человек бывалый: ему такое дело за обычай!
Когда посланцы вернулись в Нижний и сказали о желании Пожарского, нижегородцы стали челом бить Минину, чтобы он потрудился на общее дело освобождения, стоял бы у мирской казны. Минин отказывался до тех пор, пока нижегородцы не написали приговора, что ничего не пожалеют для великого дела.
Весть о том, что нижегородцы поднялись, быстро разносилась, ратные силы стали собираться к ним отовсюду. Пожарский с нижегородцами разослал по городам грамоты, в которых говорилось между прочим следующее:
"Теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, идем на помощь Московскому государству. К нам из многих городов прибыли дворяне, и мы приговорили имение свое и домы с ними разделить и жалованье им дать. И вам бы также поскорее идти на литовских людей. Казаков не бойтесь: коли будем все в сборе, то всею землею совет учиним и ворам не позволим ничего дурного Делать... Непременно надо быть вам с нами в одном совете и на поляков вместе идти, чтоб по-прежнему казаки не разогнали бы нашей рати".
Грамота эта повсюду читалась на мирских сходках, постановлялись приговоры, собирались деньги. Город сносился с городом. Опять, как по призыву Ляпунова, поднималась Русская земля; но на этот раз вожди вели дело осторожнее – понимали, что не только поляки, но и казаки – враги Москвы; что сближаться с "перелетами" и "шатунами" не следует.
Поход ополчения Минина и Пожарского к Москве
Наступил 1612 год. Весть о новом русском ополчении с целью освобождения Москвы всполошила не только осажденных поляков, но и осаждавших казаков. Поляки и русские изменники потребовали снова от патриарха Гермогена, чтобы он написал нижегородцам увещание оставаться верными Владиславу.
"Да будет над ними милость Божия и от нашего смирения благословение, – отвечал с прежней твердостью старец, – а на изменников да излиется от Бога гнев, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем!"
Скоро после этого несокрушимый старец и "поборатель за веру православную" скончался (17 февраля); умер он, говорят, голодною смертию. Погребли его в Чудовом монастыре.
Заруцкий понял, что ему и его своевольному полчищу грозит опасность от новой земской ратной силы. Подмосковные казаки с начальником своим в это время признали третьего (псковского) самозванца. Попытался было Заруцкий захватить Ярославль, чтобы помешать движению к Москве северного ополчения, но Пожарский предупредил и в начале апреля привел сюда свою рать.
Нелегко было в ту пору снарядить как следует войско. Кроме прежнего оружия: копий, секир разного рода, палиц (булав, шестоперов), входили все больше и больше в употребление турецкие сабли и огнестрельное оружие – ружья и пушки.
При огнестрельном оружии значение охранительного вооружения должно было падать, но все-таки всякие шлемы и латы были еще в ходу – особенно у конных воинов и воевод.
Еще на пути из Нижнего в Ярославль к рати Пожарского присоединялись ополчения из разных приволжских городов. Ярославль был главным сборным местом. Здесь Пожарский остановился надолго: он, видимо, хотел действовать осмотрительно, собрать как можно больше ратной силы и казны, чтобы решить дело освобождения Москвы от поляков наверняка. Задача была теперь ясная: выгнать врагов из Русской земли и выбрать себе всею землею настоящего русского царя. Для того, чтобы выполнить эту задачу, было мало победы над врагом; надо было еще задушить всякую смуту, криводушие и шатость среди русского люда; по всей земле необходимо было установить единодушие. С этой целью рассылались грамоты по разным городам, созывались выборные на общий совет.
"Вам бы, – говорилось в этих грамотах, – пожаловать, помня Бога и свою православную христианскую веру, советовать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разоренье быть не безгосударным, чтобы нам, по совету всей земли, выбрать сообща государя, кого Бог милосердный даст, чтобы Московское государство вконец не разорилось бы. Сами, господа, ведаете, как нам стоять без государя против общих врагов, польских и литовских и немецких людей и русских воров... Как нам без государя о великих государственных и земских делах с окрестными государствами ссылаться?! И по всемирному совету пожаловать бы вам – прислать к нам в Ярославль из всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписать".
Из этой грамоты видно, что вожди намерены были не только освободить Москву от поляков, но и внести в нее верховную власть и правительство, основанное на воле всей земли.
В то время как русская ратная сила с каждым днем все росла и росла в Ярославле и готовилась положить конец смуте, народ уже вел ожесточенную борьбу с врагами. После смерти Ляпунова земские ратники, недовольные казацким управлением, толпами уходили от Заруцкого. Они составляли отдельные шайки, скрывались в лесах, оврагах, нападали на поляков, рыскавших по окрестностям столицы, искавших припасов. Таких народных борцов называли в насмешку – шишами; но прозвище это скоро стало даже почетным в глазах народа, потому что шиши действовали честно, своих не трогали, не грабили, нападали только на поляков, причем выказывали много молодецкой удали и ловкости. В эти шайки шли люди всех званий: дворяне, дети боярские, посадские и крестьяне. Скоро житья не стало полякам от шишей; особенно сильно вредили они врагу тем, что отбивали у него обозы и мешали собирать продовольствие по деревням. "Бумаги не стало бы, – жалуется один поляк в своем дневнике, – если бы начать описывать бедствия, какие мы тогда претерпели. Нельзя было разводить огня, нельзя было ни на минуту остановиться – тотчас, откуда ни возьмутся, – шиши. Как только роща, так они и осыпят нас... Шиши отнимали запасы наши и быстро исчезали". И выходило, что, награбивши много, поляки привозили в столицу очень мало!
Битва с поляками Ходкевича под стенами Москвы
Три с половиной месяца пробыл Пожарский в Ярославле. Из Троице-Сергиевского монастыря уже торопили его, даже укоряли за медленность; но Пожарский выжидал, чтобы собралось побольше рати и утихли распри и споры между начальными людьми о старшинстве. Для успокоения их пришлось Пожарскому прибегнуть даже к помощи духовного лица, бывшего ржевского митрополита Кирилла...
С тяжелым, конечно, чувством приближалось к Москве русское ополчение; здесь приходилось встретиться с казаками, которые погубили Ляпунова. Было произведено в Ярославле покушение и на жизнь Пожарского тоже казаком. К счастью, число казаков под Москвой было уже невелико: Заруцкий часть полчища увел с собой; он вместе с Мариной и сыном ее Иваном пошел на юго-восток, к степям, думал там навербовать себе новые силы и попробовать посадить на царство этого Ивана.
Число поляков в Кремле тоже сильно убавилось. Многие из них уехали самовольно. Гонсевский сдал начальство полковнику Струсю и тоже уехал. В то самое время, как Пожарский подходил к Москве, туда же спешил польский гетман Ходкевич, чтобы подкрепить осажденных и доставить им припасы. Пожарский успел предупредить его и 18 августа подошел к Москве. Трубецкой и казаки желали, чтобы ополчение это стало вместе с ними, но русские ратные люди, вспоминая участь Ляпунова, заявили:
– Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать!
К вечеру 21 августа явились под Москвой и поляки Ходкевича. С ними был огромный обоз припасов; они намеревались провезти их в Кремль. Ходкевич перешел Москву-реку и двинулся к Кремлю с той стороны, где стояла рать Пожарского (у Арбатских ворот), так что ему первому пришлось выдержать напор врагов. Трубецкой со своими полками стоял в стороне; он выказывал намерение ударить на поляков сбоку; для этого послал даже просить у Пожарского в помогу себе конницы; тот отправил ему пятьсот отборных воинов. 22 августа поляки напали на русское ополчение. У Ходкевича были лихие наездники-венгры и украинские казаки. Их натиски трудно было выдерживать русскому ополчению, в котором было много новобранцев. Битва с целью не пропустить подкрепления к полякам в Москву началась с первого часа и кипела до восьмого. "Был бой зело крепок, – говорит современник, – хватались за руки с врагами и без пощады секли мечами друг друга". Казаки Трубецкого не двигались, словно им все равно было, кто одержит верх. Некоторые из них, говорят, даже издевались над нижегородцами, приговаривая:
– Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана!
Казалось, будто бы Трубецкому хотелось, чтобы поляки смяли русское ополчение: он даже не пускал в дело и тех конных сотен, которые прислал ему Пожарский; но они рвались в бой: невтерпеж им было видеть, как поляки теснят русских, и они без приказа Трубецкого кинулись на врагов и своим примером увлекли и некоторых казаков. Гетман был отбит и отступил.
Через день, 24 августа, на рассвете, Ходкевич снова напал на русских, теперь уже с той стороны, где стоял Трубецкой. Польский вождь решился во что бы то ни стало прорваться в Москву и провезти припасы в Кремль. Нападение было так стремительно, что казаки Трубецкого были смяты и принуждены отступить. Поляки уже стояли неподалеку от Кремля и заняли один острожек (небольшое укрепление).
Нижегородцы приуныли. Надо было немедленно выбить поляков с занятого ими места: иначе они легко могли бы прорваться с помощью осажденных в Кремль. Воеводы земского ополчения послали в казацкие таборы к Трубецкому просить помощи, чтобы общими силами ударить на поляков; но казаки не хотели помогать. Тогда Пожарский послал Авраамия Палицына в стан Трубецкого. Авраамий всячески убеждал казаков не жалеть жизни во имя освобождения Москвы, умолял их, даже посулил им раздать всю монастырскую казну, если они пособят Пожарскому. Наконец ему удалось убедить казаков – они помогли нижегородцам; тогда русские с двух сторон ударили на поляков, отбили у них острожек и оттеснили их. Пешие воины засели по ямам, рвам; всюду, где только можно было, попрятались, чтобы не пропустить в город возов с припасами. Бой был во всем разгаре... Минин попросил у Пожарского несколько сот ратников, перешел реку и стремительно ударил на стоявшие за рекой отряды поляков; те не выдержали, дрогнули и побежали. Ратники, засевшие по рвам и ямам, увидевши, что русские гонят поляков, повыскакивали из засады и ринулись на врагов. Загорелась лютая сеча. Ободренные удачей, бросились на поляков и другие русские конные полки. Польское войско было вконец разбито. Ходкевичу оставалось только с остатками своих полков спасаться от Москвы бегством. Несколько сот возов с разными запасами достались победителям. Казаки первые кинулись на добычу и разграбили все дочиста.
Победа над поляками сблизила Пожарского с Трубецким. Раньше они никак не хотели соединиться, а теперь сошлись. Установили одно общее управление, стали делать все сообща. Пожарский был нравом гораздо уступчивее и покладистее, чем Ляпунов, и потому мог поладить с Трубецким. Все радовались сближению вождей. Оповещено было повсюду, что только те грамоты и приказы имеют законную силу, которые писаны от имени обоих вождей. Но казаки с земскими людьми все-таки ужиться никак не могли.
Освобождение Москвы от поляков
Положение осажденных в Кремле было ужасно. Во время боя удалось прорваться туда одному отряду в триста человек, но не на радость осажденным: новые люди только увеличили нужду и голод...
Пожарский, желая освободить Москву без дальнейших потерь, предлагал полякам сдаться; но те с гордостью отказались: они все еще питали надежду, что сам король явится к ним на выручку или гетман Ходкевич, набравшись новых сил, снова придет к Москве и не даст им погибнуть голодной смертью. Со дня на день ужаснее становилось положение поляков; чрез неделю голод достиг страшных размеров. "В истории нет подобного примера, – говорится в современном дневнике, – писать трудно, что делалось: осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей, грызли разваренную кожу с обуви... Наконец, и этого не хватило – тогда ели землю, обгрызали в бешенстве себе руки, выкапывали трупы из земли... Смертность от такой пищи страшно увеличилась".
Из Китай-города поляки были скоро вытеснены, но в Кремле держались еще с месяц – все ждали, не придет ли помощь. Наконец, держаться долее не было уже никаких сил; стали сначала выпускать из московского Кремля боярынь и бояр. Казаки хотели было грабить их, но Пожарский не допустил: он обошелся с ними человечно – устроил их в безопасных местах. Скоро сдались и поляки. Они просили во время переговоров только о том, чтоб их не губили и не отдавали в казацкие руки... Трудно было Пожарскому сдержать казаков, которые грабеж считали своим правом. Пленных поляков разослали по разным городам: ни одного из них не убили и не ограбили.
Изгнание поляков из московского Кремля в 1612. Картина Э. Лисснера
25 октября отворились все кремлевские ворота, и русские торжественно вступили в Кремль. Впереди с крестами и иконами в руках шло духовенство, во главе которого был доблестный Дионисий. В Успенском соборе отслужен был торжественно благодарственный молебен.
В то время, когда полумертвые от голоду кремлевские сидельцы сдавались, польский король Сигизмунд наконец выступил в поход на Москву с Владиславом. Сначала весть об этом сильно всполошила русских, но тревога оказалась напрасною: польский король не мог собрать большого войска и двинулся с ничтожными силами, думая, что ему легко будут покоряться русские города, и ошибся в расчете. Послал он посольство в Москву – уговаривать московское войско признать Владислава; но это посольство даже и в Москву не было впущено. На поклон к Сигизмунду или Владиславу никто не являлся. Поход по безлюдной и разоренной стране не представлял ничего привлекательного: по всем путям бродили ненавистные полякам шиши, хватали и убивали польских воинов, когда те ходили на поиски за продовольствием. Попытался было король взять Волок-Ламский, да не смог... Кончался уже ноябрь, и наступала лютая зимняя стужа. Пришлось Сигизмунду вернуться.
Избрание Михаила Романова на царство
Москва была освобождена от поляков и стала довольно быстро обстраиваться. Теперь надо было выполнить вторую половину задачи, ради которой поднялась русская сила с Мининым и Пожарским, – выбрать своего русского царя и положить конец всяким проискам поляков и шведов. Когда Делагарди прислал сказать, что королевич Филипп едет уже в Новгород, то в ответ на это в Москве сказали послу:
– У нас и на уме того нет, чтоб нам взять иноземца на Московское государство!
Разосланы были грамоты, чтобы в освобождённую от поляков Москву немедленно присылали выборных людей, крепких и разумных, духовных лиц, дворян, боярских детей, торговых, посадских и уездных людей.
Когда выборные съехались, назначен был трехдневный строжайший пост. Служили по церквам молебны, чтобы Бог вразумил выборных.
Постановили прежде всего, чтобы отнюдь не выбирать ни иноземца, ни сына Марины. Когда начались выборы, то происходило немало смуты и волнения. Хотя чаще всего слышалось имя юного Михаила Федоровича Романова, но нашлись между боярами честолюбцы, которые сильно домогались получить царский венец, засылали своих людей к выборным, пытались подкупить голоса. Были сторонники у князя Василия Голицына, который в то время с митрополитом Филаретом был в руках у поляков. Нашлись лица, говорившие, что следует возвратить венец Василию Ивановичу Шуйскому. Говорили и в пользу избрания на престол старика князя Воротынского. Казалось, снова настанут неурядицы в Москве на радость врагам; но, к счастью для Русской земли, пререкания и волнения были только в среде именитых людей, бояр и сановников; дворяне, служилые люди, народ и казаки стояли за Михаила Федоровича. Толпа дворян, боярских детей и казацких старшин обратилась к Авраамию Палицыну, который жил тогда в Москве, на Троицком подворье, представили ему челобитную с множеством подписей и просили его, чтоб он предъявил ее всему собору, боярам и всем земским людям. В челобитной говорилось, что все просят избрать Михаила Федоровича. Авраамий передал собору эту грамоту. В это же время прибыл посол из Калуги с челобитной от всех калужан и жителей северских городов, – все они желали на царство Михаила.
Романовых особенно любил народ. Анастасия и Никита Романович жили в народной памяти, вошли даже в песни народные; притом род Романовых не был запятнан в глазах народа никаким дурным делом, вынес много горя и напрасных гонений при Борисе Годунове, а главный представитель этого рода в Смутное время, в пору общей шатости и малодушия, выказал необычайную твердость духа, отстаивал непоколебимо выгоды своего отечества, подобно Гермогену. Немудрено, что лишь только речь зашла о выборе царя, то большая часть выборных остановилась на юном сыне Филарета. Не миновать бы, конечно, ему самому престола, если бы он не был духовным лицом.
21 февраля все выборные собраны были на Красную площадь Москвы. Сплошная пестрая толпа наполняла ее. Именитые люди взошли на Лобное место. Но им не довелось и говорить к народу. Не успели они ещё произнести и вопроса, как раздался громкий крик всего собравшегося на площади люда:
– Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе!
Памятник Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. Скульптор Иван Мартос
