М. Мид (1901–1978). Маргарет Мид: создание эталона полевого исследования Смотреть что такое "МИД" в других словарях
За последние сто лет родители и педагоги перестали считать детство и юность чем-то очень простым и самоочевидным. Они попытались приспособить образовательные системы к потребностям ребенка, а не втискивать его в жесткие педагогические рамки. К этой новой постановке педагогических задач их вынудили два фактора - рост научной психологии, а также трудности и конфликты юношеского возраста. Психология учила, что многого можно добиться, поняв характер развития детей, его основные стадии, поняв, чего следует ожидать взрослым от двухмесячного младенца и двухлетнего ребенка. Гневные же проповеди с кафедр, громогласные сетования консерваторов от социальной философии, отчеты судов по делам несовершеннолетних и других организаций свидетельствовали, что надо делать что-то с тем периодом жизни человека, который наука называет юностью. Зрелище молодого поколения, все более отклоняющегося от норм и идеалов прошлого, сорванного с якоря респектабельных семейных стандартов и групповых религиозных ценностей, пугало осторожного консерватора и соблазняло пропагандиста-радикала на миссионерские крестовые походы против беззащитного юношества. Оно беспокоило даже самых легкомысленных из нас. В американской цивилизации с ее многочисленными противоречиями различных иммигрантских слоев, десятками конфликтующих стандартов поведения, сотнями религиозных сект, с ее колеблющимися экономическими условиями жизни нарушенный статус юности был более заметен, чем в старших по возрасту и более устоявшихся цивилизациях Европы. Американские условия бросали вызов психологу, педагогу, социологу, требуя от них приемлемого объяснения растущих страданий детей. Подобно тому как в сегодняшней послевоенной Германии (Германия после первой мировой войны - прим. ред.), где молодое поколение стоит перед еще более трудной, чем у наших детей, проблемой адаптации к условиям жизни, книжные лавки наводнены литературой, теоретизирующей насчет юности, так и у нас, в Америке, психологи делают все, чтобы объяснить брожение молодежи. В итоге мы имеем такие работы, как «Юность» Стэнли Холла, видящие в самом пубертатном периоде причины конфликтов и неудовлетворенности подростков. Юность здесь рассматривается как возраст расцвета идеализма, как время мятежа против авторитетов, как период жизни, в котором трудности адаптации и конфликты абсолютно неизбежны.
Осторожный детский психолог, основывающий свои суждения на эксперименте, не согласился бы с этой теорией. Он сказал бы: «У нас нет данных для выводов. Сейчас мы знаем очень мало даже о первых месяцах жизни ребенка. Мы только начали узнавать, когда его глаз будет в состоянии следить за движением луча света, так можем ли мы дать определенный ответ на вопрос, как будет реагировать развитая личность, о которой мы еще ничего не знаем, на религию?» Но предостерегающие прописи науки всегда непопулярны. И если ученый-экспериментатор не хочет связывать себя с определенной теорией, то социолог, проповедник и педагог с тем большей настойчивостью пытаются получить прямой и недвусмысленный ответ. Они наблюдают в нашем обществе поведение подростков, отмечают в нем очевидные и повсеместные симптомы мятежа и выводят их из возраста, как такового. Матерей предупреждают, что дочери в возрасте с тринадцати до девятнадцати лет особенно трудны. Это, утверждают теоретики, переходной возраст. Физические изменения, происходящие в телах ваших мальчиков и девочек, сопровождаются определенными психическими изменениями. Их столь же невозможно избежать, как невозможно предотвратить физиологические изменения. Как тело вашей дочери превращается из тела ребенка в тело женщины, так же неизбежно происходят и духовные изменения, причем происходят бурно. Теоретики смотрят вокруг себя на подростков в нашей цивилизации и повторяют убежденно: «Да, бурно».
Такие взгляды, хотя и не подкрепленные выводами экспериментальной науки, получили широкое распространение, повлияли на нашу педагогическую теорию, парализовали наши родительские усилия. Когда у ребенка режутся зубы, мать должна смириться с его плачем. Точно так же она должна вооружиться максимальным хладнокровием и терпеливо переносить неприятные и бурные проявления «переходного возраста». Если ребенка не за что ругать, то единственная разумная педагогическая политика, которую мы вправе потребовать от учителя,- терпимость. Теоретики продолжают наблюдать за поведением подростков в американском обществе, и каждый год приносит им подтверждение их гипотезы: отчеты школ и судов по делам несовершеннолетних дают все новые и новые примеры трудностей развития в юношеском возрасте.
Но постепенно утверждался и другой путь науки о развитии человека - путь этнографа, исследователя людей в самых разнообразных социальных средах. Этнограф, по мере того как он осмысливал все растущий материал о нравах примитивных народов, начинал понимать огромную роль социального окружения, той среды, где родился и был воспитан каждый человек. Один за другим различные аспекты человеческого поведения, которые было принято считать непременными следствиями нашей природы, оказывались простыми продуктами цивилизации, то есть чем-то таким, что наличествует у жителей одной страны и отсутствует у жителей другой, хотя последние принадлежат к той же самой расе. Все это научило этнографа тому, что ни раса, ни общая человеческая природа не могут предопределить, какую форму примут даже такие фундаментальные человеческие эмоции, как любовь, страх, гнев, в различных социальных средах. Поэтому этнографы, опираясь на свои наблюдения за поведением взрослых людей в других цивилизациях, приходят ко многим выводам, аналогичным выводам бихевиористов 1 , занимавшихся младенцами, которые еще не подвергались воздействию цивилизации, формирующей их податливую человеческую природу.
Именно исходя из этого взгляда на человеческую природу, этнографы и прислушались к ходячим толкам о юности. И они услышали, что как раз те установки, которые, с их точки зрения, определяются социальной средой,- восстание против авторитетов, идеалистические порывы, философские сомнения, мятежность и воинственный пыл - приписываются действию специфического периода физиологического развития человека. Однако их знания о детерминирующей роли культуры, о пластичности человеческой природы заставили их усомниться в этом. Возникают ли все эти трудности адаптации у подростков только потому, что они подростки, или же потому, что это подростки, живущие в Америке?
В распоряжении биолога, усомнившегося в старой гипотезе и желающего проверить новую,- лаборатория. Там в условиях самого строгого контроля он может менять свет, воздух, пищу, которые получают его животные или растения с самого момента их рождения и в течение всей их жизни. Оставляя неизменными все условия, кроме одного, он может осуществить самые точные измерения влияния именно этого единственного условия. Это и есть идеальный метод науки, метод контролируемого эксперимента, с помощью которого можно осуществить строгую объективную проверку всех гипотез.
Даже в области ранней детской психологии исследователь лишь частично может воспроизвести эти идеальные лабораторные условия. Он не может контролировать дородовое окружение ребенка, а свои объективные измерения сможет осуществить только после его рождения. Он может, однако, контролировать среду, в которой ребенок живет в течение нескольких первых дней своей жизни, и решать, какие зрительные, слуховые, обонятельные или вкусовые раздражители оказывают на него влияние. Но для исследователей юношеского возраста не существует таких простых условий работы. А мы пожелали исследовать не более и не менее как влияние цивилизации на развитие человека в пубертатный период. Для того чтобы изучить его самым строгим образом, нам следовало бы сконструировать разные типы различных цивилизаций и подвергнуть большие группы подростков влиянию разных сред. При этом мы бы составили перечень факторов, влияние которых мы хотели бы исследовать. И уже затем, если бы мы захотели, например, изучить влияние размеров семьи на психологию подростков, мы должны были бы построить ряд цивилизаций, сходных во всех отношениях, исключая одно - организацию семьи. И тогда, если бы мы нашли отличия в поведении наших подростков, то мы могли бы с уверенностью утверждать, что именно размеры семьи вызывают это отличие, что, например, единственному ребенку предстоит более бурная юность, чем ребенку - члену большой семьи. Точно таким же образом мы смогли бы поступить и с целой дюжиной других факторов, предположительно оказывающих влияние на поведение подростков: раннее или позднее знание о половой жизни, ранний или поздний сексуальный опыт, раздельное или совместное обучение полов, разделение труда между полами или же общие трудовые задачи, давление, оказываемое на ребенка с целью заставить его сделать определенный конфессиональный выбор, или же отсутствие такового. Мы бы варьировали один фактор, оставляя совершенно неизменными другие, и анализировали, какие стороны нашей цивилизации, если такие вообще имеются, ответственны за трудности, переживаемые нашими детьми в юношеском возрасте.
К сожалению, нам отказано в таких идеальных методах эксперимента, когда предметом нашего исследования становятся человечество или вся структура социальных отношений. Экспериментальная колония Геродота, где младенцы отбираются у родителей 2 , а результаты их воспитания тщательно регистрируются,- утопия. Неправомерен и выборочный метод - отбор из нашей собственной цивилизации групп детей, удовлетворяющих тому или иному требованию. По этому методу мы должны были бы отобрать пятьсот подростков из маленьких семей и пятьсот - из больших, а затем попытаться установить, кто из них пережил наибольшие трудности приспособления к среде в юности. Но при этом мы бы не знали, каковы были другие факторы, воздействовавшие на этих детей,- какое воздействие на их юношеское развитие оказало их знакомство с половой жизнью или же соседи из их непосредственного окружения.
Какой же метод тогда доступен для нас, желающих провести эксперимент на людях, но не имеющих возможности ни создать контролируемые условия для такого эксперимента, ни найти примеры этих условий в нашей собственной цивилизации? Единственно возможный метод для нас - это метод этнографа, обращение к иной цивилизации и изучение людей, живущих в условиях другой культуры в какой-то иной части мира. Для таких исследований этнографы выбирают совсем простые, примитивные народы, общество у которых никогда не достигало усложненности, характерной для нашего. Выбирая такие простые народы, как эскимосы, австралийские аборигены, жители островов южной части Тихого океана, индейцы пуэбло, этнографы руководствуются следующим соображением: простота цивилизации облегчает ее анализ.
В развитых цивилизациях, подобных европейским или высшим цивилизациям Востока, исследователю понадобились бы годы, прежде чем он начал бы понимать силы, действующие внутри их. Изучение только французской семьи как института потребовало бы от него предварительного изучения французской истории, французского права, отношения протестантизма и католицизма к полу и личности. Примитивный народ, лишенный письменности, ставит перед нами значительно менее сложную задачу, и опытный исследователь может понять принципы организации примитивного общества за несколько месяцев.
Мы также не делаем предметом нашего исследования и простую крестьянскую общину в Европе или же изолированную группу белых жителей гор на американском Юге. Образ жизни этих людей, хотя и прост, принадлежит, в сущности, той же самой исторической традиции, которой принадлежат и сложные части европейской или американской цивилизации. Предметом нашего исследования мы берем примитивные группы, имеющие за своей спиной тысячелетия исторического развития по путям, совершенно отличным от наших. Категории индоевропейской грамматики отсутствуют в их языке, их религиозные идеи по самой своей природе отличны от наших, их социальная организация не только проще, но и существенно отлична от нашей. Все эти контрасты, которые одновременно и достаточно ярки, чтобы удивить и пробудить мысль каждого, привыкшего только к нашему образу жизни, и достаточно просты, чтобы их можно было понять быстро, помогут узнать многое о влиянии цивилизаций на индивидуумов, живущих в них.
Вот почему, исследуя проблему юности, я решила не ехать ни в Германию, ни в Россию, а отправилась на Самоа, на один из островов в Тихом океане, расположенный в 13 градусах от экватора и населенный смуглым полинезийским народом. Я женщина и, следовательно, могла рассчитывать на большую доверительность в работе с девушками, чем с юношами. Кроме того, женщин-этнологов мало, и потому наши знания о девушках, принадлежащих к примитивным народам, значительно более скудны, чем знания о юношах. Это и побудило меня обратить преимущественное внимание в моем исследовании на самоанскую девушку-подростка.
Но, поставив себе задачу таким образом, я должна была вести себя совершенно иначе, чем я бы себя вела, будь предметом моего исследования девушка-подросток в Кокомо, штат Индиана. В последнем случае я бы сразу же взялась за суть дела. Мне бы не пришлось долго размышлять над языком штата Индиана, над его застольными манерами или же ритуалом отхода ко сну. Мне не пришлось бы также изучать самым исчерпывающим образом, как там учат детей одеваться, пользоваться телефоном или же что вкладывается в понятие совести в Индиане. Все это входит в общую структуру американского образа жизни, известного мне как исследователю и вам - как читателям.
Но дело обстоит совершенно иначе, когда мы проводим эксперимент с девушкой-подростком, принадлежащей к примитивному народу. Она говорит на языке, сами звуки которого необычны, на языке, где существительные становятся глаголами, а глаголы - существительными самым причудливым образом. Иными оказываются и все ее жизненные привычки. Она сидит на земле скрестив ноги, а усадить ее на стул - это значит сделать ее напряженной и жалкой. Она ест пальцами из плетеной тарелки и спит на полу. Ее дом - это просто круг из забитых в землю кольев, накрытый конусообразной пальмовой крышей, с полом из обточенных морем кусков кораллов. Совсем другая и окружающая ее природа. Над ее деревней колышется листва кокосовых пальм, хлебных и манговых деревьев. Она никогда не видела лошади, а из животных ей известны только свинья, собака и крыса. Она ест таро 3 , плоды хлебного дерева, бананы, рыбу, диких голубей, полупрожаренную свинину и береговых крабов. И как необходимо было понять глубокие отличия природного окружения, повседневных привычек жизни полинезийской девушки от наших, так же необходимо было осознать, что и социальное окружение этой девушки в его отношении к сексу, детям, личности находится в столь же сильном контрасте с социальным окружением юной американки.
Я углубилась в изучение девушек в этом обществе. Я проводила большую часть моего времени с ними. Я самым тщательным образом изучила домашнюю обстановку, в которой жили эти девушки-подростки. Я тратила больше времени на игры детей, чем на советы старейшин. Говоря на их языке, питаясь их пищей, сидя на полу, покрытом галькой, босая и скрестив ноги, я делала все, чтобы сгладить разницу между нами, сблизиться и понять всех девушек из трех маленьких деревень, расположенных на берегу маленького острова Тау в архипелаге Мануа.
В течение девяти месяцев, проведенных мною на Самоа, я познакомилась со многими деталями из жизни этих девушек - с размерами их семей, положением и обеспеченностью их родителей, выяснила, насколько обширен их собственный половой опыт. Все эти факты повседневной жизни суммированы мною в таблице, приложенной к книге. Все это даже не сырой материал, а лишь голый костяк для изучения семейных проблем и половых отношений, норм дружбы, преданности, личной ответственности, всех тех неуловимых точек кипения, нарушающих спокойную жизнь наших юных полинезиек. Но так как все эти трудноуловимые стороны жизни девушек были столь сильно сходны между собою, так как жизнь одной девушки столь сильно напоминала жизнь другой в простой однородной культуре Самоа, то я сочла себя вправе обобщать, хотя я познакомилась всего лишь с пятьюдесятью девушками, живущими в трех маленьких соседних деревнях.
В главах, следующих за этим введением, я описала жизнь девушек, жизнь их младших сестер, которые скоро станут подростками, их братьев, говорить с которыми им запрещает строгое табу, их старших сестер, прошедших через пубертатный период, их отцов и матерей, мнения и установки которых определяют мнения и установки их детей. И, описывая все это, я всегда задавала себе тот вопрос, который и послал меня на Самоа: являются ли проблемы, будоражащие наших подростков, порождением подросткового периода, как такового, или они продукт цивилизации? Будет ли подросток вести себя иначе в других условиях?
Но такая постановка проблемы уже в силу несходства этой простой жизни на маленьком тихоокеанском острове с нашей заставила меня воссоздать картину всей социальной жизни на Самоа. При этом нас интересовали только те стороны этой жизни, которые проливают свет на проблемы юности. Нас не занимали вопросы политической организации самоанского общества, так как они не влияют на девушек и не затрагивают их. Детали систем родства или культа предков, генеалогии и мифологии, представляющие интерес только для специалистов, будут опубликованы в другом месте. Здесь же я попыталась показать самоанку в ее социальном окружении, описать течение ее жизни от рождения до смерти, проблемы, которые она должна будет решать, ценности, которыми она руководствуется в своих решениях, страдания и наслаждения человеческой души, заброшенной на остров в Южных морях.
Это описание претендует на то, чтобы сделать нечто большее, чем просто осветить одну конкретную проблему. Оно должно также дать читателю некоторое представление об иной - и контрастной по отношению к нашей - цивилизации, об ином образе жизни, который другие представители человеческого рода сочли и удовлетворительным и приятным. Мы хорошо знаем, что самые тонкие наши ощущения и самые высокие ценности всегда в своей основе имеют контраст, что свет без мрака, красота без безобразия потеряли бы свои качества, переживались бы нами не так, как сейчас. Аналогичным образом, если бы мы пожелали оценить нашу собственную цивилизацию, этот усложненный порядок жизни, который мы создали для самих себя и с таким усилием стремимся передать нашим детям, то нам бы следовало сопоставить ее с другими цивилизациями, весьма отличными от нашей. Человек, совершивший путешествие в Европу, возвращается в Америку в состоянии обостренной чувствительности к оттенкам своих собственных манер и взглядов, к тому, чего до путешествия он совершенно не замечал. Но Европа и Америка - части одной и той же цивилизации. Уже простые вариации одной и той же большой модели жизни обостряют способность критической оценки у исследователя современной Европы или же у исследователя нашей собственной истории. Но если мы выйдем из потока индоевропейской культуры, то способность критической оценки нашей цивилизации увеличится еще более. Здесь, в отдаленных частях мира, в исторических условиях, весьма отличных от тех, что привели к расцвету и падению Греции и Рима, группа человеческих существ разработала модели жизни, настолько отличные от наших, что даже в самых смелых фантазиях мы не можем допустить их влияния на наши решения. Каждый примитивный народ избрал для себя одну совокупность человеческих способностей, одну совокупность человеческих ценностей и перекроил их по себе в искусстве, социальной организации, религии. В этом и состоит уникальность его вклада в историю человеческого духа.
Острова Самоа дают нам только одну из этих привлекательных и разнообразных моделей жизни. Но как путешественник, единожды вышедший из дома, мудрее человека, никогда не переступавшего собственного порога, так и знание об иной культуре должно обострить нашу способность исследовать с большей настойчивостью, оценивать с большей симпатией нашу собственную.
В силу же того что мы поставили перед собою совершенно конкретную современную проблему, это повествование о другом образе жизни будет посвящено в основном воспитанию, то есть процессу, благодаря которому младенец любого пола, прибывший на сцену человеческих деяний совершенно неокультуренным, становится полноправным взрослым членом своего общества. Наиболее рельефно мы представим те стороны самоанской педагогики, беря это слово в самом широком смысле, которыми она отличается от нашей. И это противопоставление, обновив и сделав более живыми и наше самопознание, и нашу самокритику, может быть, поможет нам по-новому оценить и даже строить воспитание, которое мы даем нашим детям.
Маргарет Мид
Отцовство у человека - социальное
изобретение
Мид М. Мужское и женское. Исследования полового вопроса
в изменяющемся мире. М., РОССПЭН, 2004, с. 174-188.
Мужчин и женщин всех цивилизаций всегда заботило, что
именно отличает человека от животных и в какой мере. В
примитивных обществах это вылилось в подчеркивание
родства между человеком и теми животными, на которых он
охотится и от которых тем самым зависит его жизнь, -
охотники танцуют вокруг костра в масках, изображающих
животных. В других сообществах, например на Бали,
подчеркнутое отрицание всякого родства человека с
животными, даже противопоставление человека животным
очевидно проявляется в ритуальной церемонии изгнания из
человеческого сообщества тех, кто был уличен в инцесте.
На них надевают деревянное ярмо, как на домашних свиней,
а затем заставляют ползти на четвереньках и есть прямо
ртом из свиного корыта, прощаться с богами жизни и
уходить в «землю наказания», где они будут служить
только богам смерти. Широко распространенное в культурах
явление, определяемое как тотемизм, состоит в том, что
отдельные группы внутри общества, кланы и пр. обозначают
свои отличия от других подобных групп, указывая на свое
родство с определенным животным. Это животное может
служить талисманом, именно этот клан может иметь право
есть его мясо - или, наоборот, мясо этого животного
навсегда становится для членов клана табу. Практически
все народы сравнивают человека с различными животными,
желая выразить свой гнев или нежность. Родители бранят
детей за то, что те ведут себя, как свиньи или собаки,
беспечно именуют котятками или ласточками, упрекают за
то, что они подобны диким зверям, или восхищаются
стремительностью и яростью, которой ребенок сходен с тем
или иным жителем лесов. Люди так или иначе относились к
своему сходству с животными и отличию от них задолго до
Дарвина, чья эволюционная система происхождения человека
от животных была столь же отвратительна для многих его
современников, как отвратительно для балийца видеть
ребенка, ползущего, как животное.
174
Эта тема разрабатывалась в великих мировых
религиях, воплощалась в поэзии, например, в проповеди
святого Франциска Ассизского птицам; влияла на целый
образ жизни, - джайн, к примеру, отказывается пить воду,
которая может содержать какие-нибудь зародыши,
драматизировалась в средневековых судебных процессах над
животными и получала уродливое отражение в позиции
некоторых людей, которые, будучи зверски жестокими со
своими двуногими соплеменниками, проявляют повышенную
заботу о лошадях. Дети с криком просыпаются, когда им
снятся жуткие звери, которые могут их убить, и это -
оборотная сторона того, что родители считают некоторые
импульсы детей животными. За поэзией и символикой, за
пробуждающей воспоминания красотой великих жертвенных
символов, таких, как, например, страдание Агнца Божьего
за людей или утверждение родства человека со всеми
живыми существами, за невежеством и насилием, за
профанацией этого родства, за бранью, когда максимальное
унижение человека сводится к отождествлению его
сексуального поведения с поведением животных, встает
один и тот же повторяющийся вопрос: в чем состоит
уникальность человека и что он должен делать, чтобы
сохранить ее? Задолго до того как появились философы,
способные систематически исследовать этот вопрос, люди
со спутанными волосами и телами, вымазанными грязью,
понимали, что их человечность - нечто такое, что может
быть утеряно, нечто хрупкое, что следует оберегать
жертвоприношениями и табу, лелеять в каждом новом
поколении. «Что мы должны делать, чтобы быть людьми?» -
вот вопрос, древний, как само человечество.
И за этим вечным вопросом кроется признание людьми того
факта, что телесные особенности человека, его
прямохождение, его почти безволосое тело, его гибкий,
противопоставленный другим большой палец и потенциальные
способности его мозга не составляют человечность как
таковую. И даже долгий срок беременности, после которой
единственное человеческое дитя появляется на свет еще
недостаточно сформировавшимся для того, чтобы полностью
впитать в себя сложную цивилизацию, не дает никаких
гарантий сохранения человечности. В нашей повседневной
речи мы говорим о звере в человеке, о тонком покрове
культуры, и эти выражения обозначают наше неверие в то,
что человечество всегда и по определению человечно.
Человеческое в нас основывается на множестве проявлений
выученного поведения, сплетенных в бесконечно хрупкие и
никогда прямо не передаваемые по наследству узоры. Если
бы нам удалось оживить муравья, найденного в кусочке
балтийского янтаря, которому 20 миллионов лет,
175
Он бы, несомненно, воспроизвел типично муравьиное
поведение. Наше предположение достойно доверия по двум
причинам: во-первых, потому, что сложное поведение
муравьев, в соответствии с которым его сообщество
разделяется на меньшие касты с предопределенными
функциями, заложено в самой структуре его тела;
во-вторых, даже сумей он усвоить нечто новое, он не смог
бы передать этот навык другим муравьям. Повторение
бесчисленными поколениями одного и того же вида
поведенческих стереотипов, более сложных, чем грезы
технократической утопии, обеспечивается именно этими
двумя обстоятельствами: поведением, заложенным в
физическую структуру тела, и неспособностью передавать
новый опыт. Но даже простейшие формы человеческого
поведения таковы, что ребенок не может воспроизвести их
спонтанно; необходимо, чтобы другие люди обучали его.
Еще задолго до того, как маленький кулачок сможет
нанести удар, сердитые жесты ребенка несут на себе
отпечаток не его давнего животного прошлого, а навыков
употребления дубин и копий его родителями. Женщина,
предоставленная самой себе во время родов, взывает не к
надежному инстинктивному образу, который подскажет ей,
как перевязать пуповину и обтереть ребенка, а беспомощно
перебирает в памяти обрывки народных верований и разных
баек. Она может вспомнить виденное ею поведение животных
в таких случаях, но в своей собственной природе ей не
найти надежных подсказок.
Мы можем гордиться нашими носами или губами, нашими
почти безволосыми телами, нашими красивыми плечами и
изящными кистями рук, но когда вид какого-нибудь
уродства, делающего человека похожим на зверя,
заставляет нас отпрянуть в ужасе, когда мы содрогаемся
при встрече с представителями другой расы и опознаем их
по признакам, которые свидетельствуют об их большей
«животности» по сравнению с нами, например европеоидов -
по тонким губам и волосатости, некоторых монголоидов -по
плоским носам, негроидов - по цвету кожи, - то за
внешним страхом смешения рас кроется нечто другое -
знание, что все формы культурного поведения могут быть
утеряны, что их обретение и сохранение стоит дорого.
Всякий раз, когда страхи людей находят свое выражение в
каких-нибудь социальных формах - в больших групповых
ритуалах заклинаний, чтобы солнце вновь вернулось на
небеса, на новогодних церемониалах балийцев, когда все
мужчины целый день соблюдают тишину, чтобы могла
продолжиться жизнь, или же у ирокезов, когда раз в год
мужчины стараются прожить день так, как он им предстал в
видении., исповедуются в грехах, даже бросаются го-
176
лыми в ледяную
воду под воздействием видения - это выражение страха
становится также и средством его укрощения. Все эти
ритуалы - выражение одной и той же идеи, повторяемой
вновь и вновь: только вместе люди могут быть людьми, их
человечность зависит не от индивидуального инстинкта, а
от традиционной мудрости их общества. Когда люди теряют
ощущение того, что они могут положиться на эту мудрость
- потому ли, что они оказались в среде тех, чье
поведение не является для них гарантией преемственности
цивилизации, или же потому, что они больше не могут
пользоваться символами своего собственного общества, -
они сходят с ума, медленно отступают, часто ведя
безнадежные арьергардные бои, отдавая пядь за пядью свое
культурное наследие, усвоенное с таким трудом, но
неспособное обеспечить безопасность следующего
поколения.
Этот страх скорее следует отнести на счет человеческой
мудрости, чем считать его проявлением какого-то
иррационального начала. Он так глубок, что может
распространиться на самые мелкие, несущественные
действия. Мельчайшие детали поведения человека - какую
пищу он ест, в какое время, в каком обществе и на
тарелках какой формы - могут стать для человека
условиями переживания сохранности его человечности. В
кастовых обществах, таких, как Индия или юго-восточные
штаты США, где культурно определяемая принадлежность к
человеческому роду неразрывно связана с членством в
какой-нибудь кастовой группе, запретные формы общения с
членами другой касты означают потерю самого статуса
человека. Чувство принадлежности к тому или иному полу
также глубоко пронизано такими установками. Так, казачка
в романе Шолохова, судача о том, как появилась эта
странная турчанка среди казаков, говорит: «Сама ее
видала - в шароварах... Я как разглядела, так и
захолонуло во мне...» В культурах, где манеры поведения
за столом - основной признак, эмблема человека: люди не
могут есть за одним столом с тем, кто ест не так, как
они, в особенности если эти манеры определяют еще и
принадлежность к касте или классу, так что присутствие
за столом человека, едящего по-иному, автоматически
отождествляет всех остальных присутствующих с ним и его
кастовой принадлежностью. Сильные мужчины из Западной
Европы чувствуют себя униженными, когда встречают людей
из Восточной Европы, где мужчины присаживаются на
корточки, чтобы помочиться, а современная австралийка
испытывает странную неловкость, когда американка велит
своему супругу принести коктейль. Каждый маленький жест
вежливости, внимания, учтивости, исходящий от других,
ценится именно зато, что является с трудом
приобретенным, и тем, что можно легко потерять.
177
На этом фоне нам и следует
рассматривать социальные предписания, регулирующие
отношения между полами, которые всегда были существенны
для сохранения человеческого общества. За тысячами
мимолетных и незначительных символов - приподнятой
шляпой джентльмена, опущенными глазами леди, горшком с
геранью на подоконнике немецкого бюргера или вычищенными
до блеска ступеньками дома фабричного рабочего из
Средней Англии - существует ли за всем этим некое ядро,
сохраняемое всеми обществами, утеря которого означала бы
утрату очень дорого приобретенных, усвоенных аспектов их
человечности?
Если мы взглянем на все известные человеческие общества,
мы повсюду найдем какую-то форму семьи, некоторый набор
постоянных правил, побуждающих мужчин помогать женщинам
заботиться о детях, пока те малы. Специфически
человеческая черта семьи состоит не в том, что мужчина
защищает женщин и детей,- это есть и у приматов. Она
заключается и не в горделивой власти самца над самками,
за благосклонность которых он состязается с другими
самцами,- это мы также разделяем с приматами.
Отличительная черта самца человека - забота,
выражающаяся, в частности, в том, что он всегда помогает
женщинам и детям добывать пищу. Сентиментальные обороты
речи, столь распространенные в современном западном
мире, где пчелки, муравьи и цветочки призваны
иллюстрировать сокровенные аспекты человеческого
поведения, затемняют понимание того, насколько новым для
животного мира, искусственным является именно это
поведение самцов человека. Правда, птицы-отцы кормят
свой молодняк, но люди очень далеко отстоят от птиц на
эволюционной лестнице. Самец бойцовой рыбки строит
гнездо на пузырьков воздуха и удерживает самку лишь на
время, необходимое ему, чтобы выдавить из нее икру
Затем, отогнав ее, он без особых успехов старается
подобрать икринки, выпавшие из гнезда, и если он не
сожрет икру или мальков, то оставляет некоторое
потомство. Но эти аналогии из мира птиц и рыб далеки от
человека. Если мы возьмем наиболее структурно близких к
нам животных - приматов, то увидим, что самец у них не
кормит самку 1
. Обремененная
детенышами, с трудом поддерживая свое существование, она
кормится сама. Самец может драться, чтобы защитить ее
или обладать ею, но он не заботится о ней.
178
Когда-то на заре человеческой истории было осуществлено
социальное нововведение: самцы стали кормить самок и
малышей. У нас нет никаких оснований считать, что эти
кормящие самцы имели хотя бы малейшее представление о
физиологических основах отцовства, хотя вполне возможно,
что пища была наградой самке, не особенно разборчивой в
своих сексуальных пристрастиях. Во всех известных
человеческих обществах повсюду в мире будущий мужчина
усваивает, что, когда он подрастет, одной из
обязательных вещей, которые ему придется делать, чтобы
стать полноправным членом общества, будет обеспечение
пищей какой-нибудь женщины и ее детей. Даже в очень
простых обществах небольшая часть мужчин может
уклониться от выполнения этой обязанности, стать
бродягами, бездельниками, мизантропами, живущими в
одиночестве в лесах. В сложных обществах большое число
мужчин уклоняется от бремени кормления женщин и детей,
уходя в монастыри и кормя там друг друга или же
приобретая такую профессию, которая дает им, по мнению
общества, право на содержание за его счет, - например
армия и флот или буддийские монашеские ордена в Бирме.
Но вопреки всем этим исключениям каждое известное
общество прочно основывается на усвоенном мужчинами
поведении - кормить детей и женщин.
Это поведение, эта защита женщин и детей, вместо того,
чтобы предоставить их самим себе, как принято у
приматов, может принимать различные формы. Почти во всех
обществах женщины также выполняют какие-то работы по
сбору или выращиванию пищи, но среди народов, живущих
почти исключительно на мясе и рыбе, эта женская
деятельность может ограничиваться обработкой,
приготовлением и хранением пищи. Там, где охота
обеспечивает лишь незначительную часть рациона питания,
а роль мужчин сводится в основном к участию в охоте,
женщины могут брать на себя девять десятых работы по
сбору пищи. В некоторых обществах, где мужчины уходят на
заработки в большие города, вся пища выращивается
оставшимися дома женщинами, в то время как мужчины на
заработанные деньги покупают орудия труда и другую
утварь. Разделение труда осуществляется самыми
различными путями. Поэтому мы можем в некоторых
обществах столкнуться с очень ленивыми мужчинами или,
наоборот, с женщинами, необычно свободными от каких бы
то ни было обязанностей, как в бездетном городском доме
в Америке. Но основа сохраняется повсюду. Мужчина,
наследник традиции, должен обеспечивать женщин и детей.
У нас нет никаких оснований считать, что
мужчина-животное, не прошедший школу социального
обучения, смог бы делать что-нибудь подобное.
179
От социального устройства общества зависит, каких женщин
и каких детей будет обеспечивать мужчина, хотя главное
правило здесь, по-видимому, предполагает, чтобы он
обеспечивал женщину, с которой находится в половой
связи, и все ее потомство. При этом может быть
совершенно несущественно, считаются ли эти дети его
собственными или какого-нибудь другого мужчины из того
же клана, либо же просто законными детьми его жены от
прежних браков. Дети могут оказаться в его доме также
благодаря усыновлению, выбору, сиротству Это могут быть
девочки, предназначенные в жены его сыновьям. Но
представление о доме, в котором вместе проживают мужчина
или мужчины и их партнерши, женщины, доме, куда мужчина
приносит пищу, а женщина ее готовит, является общим для
всего мира. Однако эта картина может видоизмениться, и
именно эти ее модификации показывают, что данное правило
не является чем-то глубоко биологическим 2
.
Мужчины, жители островов Тробриан, заполняют ямсом
амбары своих сестер, а не жен. На островах Ментавай все
мужчины работают в хозяйстве своих отцов до тех пор,
пока втайне зачатые ими дети не подрастут и не смогут
работать на него. До этого времени детей усыновляет дед
по матери, и кормят их братья матери. Общий социальный
эффект при этом остается тем же самым: каждый мужчина
проводит большую часть своего времени, обеспечивая
женщин и их детей, в данном случае - детей своей сестры
вместо собственных. При крайних формах матрилинейности
мужчина может работать в домохозяйстве матери своей
жены, а в случае развода возвращается в собственный
материнский дом, где существует за счет пищи, выращенной
живущими в этом доме мужьями его сестер, как это имеет
место в поселениях индейцев зуни. Но даже здесь, где
социальная ответственность мужчин за женщин кажется
сведенной на нет, мужчины продолжают трудиться, чтобы
накормить женщин и детей. Еще более яркий пример, когда
мужчины работают для того, чтобы прокормить детей, даже
если их связь с матерью этих детей стала очень слабой,
дает современное индустриальное общество, где множество
детей живет в неполных семьях, получая помощь от
государства за счет налогов, которыми облагаются
работающие мужчины и женщины с более высокими доходами.
Так что хорошо устроенные члены общества становятся
отцами, обеспечивающими тысячи детей, находящихся на
общественном попечении. Здесь мы снова видим, сколь
расплывчатым оказывается желание мужчины обеспечивать
собственных детей, ибо его легко подорвать различными
социальными установлениями.
180
Материнская забота и привязанность к ребенку, очевидно,
настолько глубоко заложены в реальных биологических
условиях зачатия и вынашивания, родов и кормления
грудью, что только очень сложные социальные установки
могут полностью подавить их. Там, где людей приучили
превыше всего в жизни ценить статус, где высшей
ценностью оказывается достижение положения в обществе,
женщина может задушить своего ребенка собственными
руками 3
. Там, где общество слишком
высоко ставит принцип законнорожденности, мужчины
становятся надежными кормильцами законных детей только
за счет того, что незамужние матери подвергаются
остракизму и могут бросить своих детей или даже убить.
Там, где рождение детей наказывается социальным
неодобрением и наносит оскорбление чувствам мужа, как у
мундугуморов, женщины могут идти на все, чтобы не рожать
детей. Если. женское чувство адекватности своей половой
роли грубо искажено, если процесс родов скрыт наркозом,
мешающим женщине осознать, что она родила ребенка, а
кормление грудью заменено искусственным вскармливанием
по рецептам педиатров, - в этих случаях мы также можем
обнаружить очень серьезные расстройства материнских
чувств, нарушения, которые могут охватить целый
социальный класс или регион. Но имеющиеся в нашем
распоряжении данные показывают, что проблема должна
по-разному ставиться для мужчин и для женщин. Мужчинам
нужно прививать желание обеспечивать других, и это
поведение, будучи результатом научения, а не врожденным,
остается весьма хрупким и может довольно легко исчезнуть
при социальных условиях, которые не способствуют его
сохранению. Женщины же, можно сказать, по самой своей
природе являются матерями, разве что их специально будут
учить отрицанию своих детородных функций. Общество
должно исказить их самосознание, извратить врожденные
закономерности их развития, совершить целый ряд
надругательств над ними при их воспитании, чтобы они
перестали желать заботиться о своем ребенке, по крайней
мере в течение нескольких лет, ибо этого ребенка они уже
взращивали в течение девяти месяцев в надежном сосуде
собственного тела.
Таким образом, в основе тех традиционных форм, с
помощью которых мы сохраняем наши приобретенные
человеческие свойства, лежит семья, где мужчины
постоянно обеспечивают женщин и детей, заботятся о них.
В семье каждое новое поколение молодых мужчин учится
соответствующему заботливому поведению, и тем самым на
их биологически данную принадлежность к мужскому полу
накладывается эта усвоенная родительская роль. Когда
семья рушится, как это бывает при рабстве, при известных
формах договорного труда и при крепостном праве, в
периоды сильных социальных потрясений, вызванных
войнами, революциями, голодом, эпидемиями и
181
Другими причинами, эта тонкая нить культурной передачи
рвется. В такие времена, когда первичной ячейкой в
заботе о детях вновь становится сильная биологическая
связь матери и ребенка, мужчины теряют ясность
ориентации, а те особые условия, благодаря которым
человек поддерживал преемственность своих социальных
традиций, нарушаются и искажаются. До сих пор всем
известным истории человеческим обществам всегда
удавалось восстанавливать временно утраченные ими формы.
Негр-раб в Соединенных Штатах содержался как племенной
жеребец, а его дети продавались на сторону, поэтому
недостаток отцовской ответственности все еще чувствуется
среди черных американцев, принадлежащих к рабочему
классу. В этой среде первичной ячейкой заботы о детях
оказываются мать и бабушка, мать матери, к этой ячейке
подчас присоединяются и мужчины, даже не внося в нее
никакого экономического вклада. Но с приобретением
образования и экономической обеспеченности этот
дезорганизованный образ жизни отбрасывается, и
американский негр-отец среднего класса, пожалуй, почти
чрезмерно ответствен.
Часто поселения на границах какой-нибудь осваиваемой страны первоначально создаются одними мужчинами. Тогда в течение нескольких лет единственные женщины в этих селениях - проститутки, но позднее в них привозят и других женщин, и семья восстанавливается. До настоящего времени не было такого долгого перерыва в семейной структуре, который изгладил бы из памяти мужчин представление о ее ценности.
Это сохранение семьи вплоть до наших дней, ее
восстановление после катастроф или идеологических
разрушений не дает, однако, гарантии, что так будет
всегда и что наше поколение может расслабиться и
успокоиться. Люди научились быть человечными ценой
большого труда и сохранили свои социальные изобретения
вопреки всем превратностям судьбы. Это произошло отчасти
потому, что при жизни маленькими, изолированными
группами, отделенными друг от друга реками и горами,
непонятными языками и враждебной пограничной стражей,
часть из них всегда могли бережно сохранить дорого
купленную мудрость, которой пренебрегли другие малые
группы. Точно так же как некоторые группы смогли
избежать эпидемии, быстро стершие с лица земли других,
или избежать ошибок в питании, приведших к медленному
ослаблению и вымиранию других групп. Не случайно
наиболее успешные и крупномасштабные случаи ликвидации
семьи происходили не среди простых дикарей,
существовавших на грани выживания, а среди великих наций
и сильных империй, с богатыми ресурсами, громадным
населением и
182
почти
неограниченной властью. В древнем Перу людей переселяли
по воле государства. Оно забирало многих девочек из их
деревень, делая неприглянувшихся ткачихами в больших
женских монастырях, а приглянувшихся - наложницами
знати. В России до 1861 года крепостных женили по
приказу помещиков и обращались с ними скорее как со
скотом, чем как с человеческими существами. В нацистской
Германии рождение внебрачных детей всячески поощрялось:
для таких детей и их матерей оборудовались превосходные
ясли, и государство полностью заменяло отца, беря на
себя обеспечение ребенка. Нет никаких оснований
полагать, что эта практика, продлись она достаточно
долго у народов, сумевших оградить своих членов от
сведений о других, прошлых или современных образах
жизни, не могла бы восторжествовать. Советская Россия
после кратковременного эксперимента по ослаблению
брачных уз и снижению родительской ответственности за
детей вновь стала подчеркивать роль семьи, но это
произошло в контексте мировых отношений и в соревновании
с остальным ми-
ром. Неудачные исторические попытки построить общества,
вкоторых
Homo sapience
действовал бы не как знакомое нам
человеческое существо, но как существо, напоминающее
скорее муравья или пчелу, хотя и с усвоенными, а не
врожденными схемами поведения, служат нам
предостережением. Сильнее, чем аналогии, которые
примитивные люди видели между своим поведением и
поведением мохнатых обитателей леса, они напоминаютнам, что мы пользуемся нашей современной формой
человечности в кредит и что можно потерять ее.
Если мы, таким образом, признаем, что семья, это
структурированное объединение двух полов, где мужчины
играют определенную роль в обеспечении женщин и детей,
была первичным условием возникновения человечности, мы
можем исследовать и другое: каковы те универсально
человеческие проблемы, которые должны решать люди,
живущие семьями, помимо
первичной - воспитания у мужчин привычек и правил
заботливости. Во-первых, необходимо добиться
определенного постоянства семей, известных гарантий, что
одни и те же люди будутвместе
трудиться и иметь общие виды на будущее, по крайнеймере не на один сезон и ожидая, что их союз будет
длиться всю жизнь. Как бы легок ни был развод, как бы
часто ни распадались браки, в большинстве обществ
существует представление о
постоянной супружеской связи, идея, что брак должен
длиться,пока живы оба
супруга. Жен могут возвращать по причине ихбесплодия или требовать от клана жены другую жену
взамен;братья могут отдавать
своих жен младшим братьям, с
183
Которымиони будут лучше
ладить; жены могут оставлять мужей или мужья жен по
пустяковым предлогам. И все же представление обраке, длящемся всю жизнь, сохраняется. Ни одно
известноеобщество не изобрело
достаточно прочной формы брака, которая не включала бы в
себя посылки «пока смерть не разлучитнас». С другой стороны, очень немногие
примитивные обществадовели
эту посылку до крайности, до отказа признать возможность
разного рода ошибок в браке. Юридическое требованиепожизненного брака при всех обстоятельствах более
всего подходит для тех обществ, которые настолько
организованны, чтогруппа
может безлично принуждать индивида, каковы бы нибыли фактические отношения между полами. Сейчас
одно изусловий создания и
сохранения семьи как определенной социальной формы -
обещание сохранять отношения на всю жизнь(в немногих случаях отношения как к сестре, а не
к жене, но издесь речь идет
об отношениях, длящихся всю жизнь).
Чтобы обеспечить прочность и непрерывность
отношений,образующих семью,
каждое общество должно решить проблемусоперничества мужчин из-за женщин так, чтобы они
не перебили друг друга, не монополизировали женщин,
лишив тем самыммногих мужчин
жен, не отогнали бы слишком много молодыхмужчин, не обошлись бы жестоко с женщинами и
детьми в брачном соперничестве
4
. Когда мы представляем себе двух
мужчин,вооруженных дубинами,
стоящих друг против друга над сжавшейся от страха
женщиной, мы подходим к проблеме соперничества как к
чему-то, принадлежащему нашему отдаленномупрошлому и не свойственному современному
обществу.
Но образцы, регулирующие соперничество в выборе
сексуального партнера, являются не унаследованными, а
приобретенными, усвоенными. Именно поэтому они могут
потерять свою силув любой
момент и должны постоянно приспосабливаться к меняющимся
условиям, иначе они будут разрушены, как не
соответствующие более требованиям жизни. Говорят, что
одной из причин, приведших к росту нацистской партии в
Германии, была губительная практика Веймарской
республики отдавать все имевшиеся рабочие места старшим
мужчинам, что лишало молодежь
возможности соперничать с ними в борьбе за женские
милости.Во время Второй
мировой войны различия в плате, получаемой
a
мериканскими и британскими солдатами, имело
значение прежде всего в самой Великобритании, так как
оно давало первой группе преимущество над второй в
ухаживании. Всякий раз, когда мысталкиваемся с резким
изменением образажизни,
разделениятруда, соотношения
между полами, как в
184
Гарнизонах островов на Тихом океане во Вторую мировую
войну, перед нами вновь встает проблема соперничества за
женщину. Она необязательно приводит к дракам, ударам
ножом или камнями между двумя мужчинами, оспаривающими
одну и ту же женщину. Но она может приводить к падению
групповой морали, к осложнению производственных задач, к
формированию революционных партий. Она может нарушать
отношения между союзниками или же опрокидывать шансы на
успех у демократической революции.
В современных обществах, где полигамия более не
разрешена, а женщины не уходят в монастыри, выдвигается
новая проблема - проблема соперничества женщин из-за
мужчин здесь перед нами пример проблемы, которая своим
происхождением почти полностью обязана обществу. Это
продукт самой цивилизации, наложенный на биологические
основы. Если соперничество за полового партнера
рассматривать на простейшем физиологическом уровне, то
именно мужчины с их постоянным влечением к женщине, с
большей физической силой, не обремененные потомством,
оказывались естественными соперниками друг друга.
Женщины, хотя и не обязательно пассивные и
незаинтересованные зрители борьбы за них, все же в
большей степени были пешками в игре. Но когда
цивилизация. заменила кулаки и зубы сначала каменными
топорами, ножами, винтовками, а затем более тонким
оружием престижа и власти, проблема соперничества двух
представителей одного пола за представителя другого
стала все более отходить от своей биологической основы.
Так, в тех обществах, где женщин больше, чем мужчин, -
наше обычное западное соотношение полов - и где
моногамия является правилом, мы находим наряду с борьбой
мужчин за женщин и борьбу женщин за мужчин. Может быть,
нельзя привести лучший пример того, что может сделать
общество, чем это характерное дополнение соперничества
за полового партнера: пол, в наименьшей мере
биологически приспособленный к борьбе, включается в
активное соперничество.
Имеется весьма много разнообразных решений проблемы,
какие мужчины должны обладать какими женщинами, при
каких обстоятельствах и как долго, равно как и менее
обычной, но современной проблемы - какие женщины могут
обладать какими мужчинами. Н
екоторые общества допускают
периоды дозволенной свободы половых отношений, в которых
люди, считающие себя способными справляться с большим
числом представителей противоположного пола, чем это
позволено в обычной жизни, получают возможность
осуществить свою мечту. Некоторые общества практикуют
передачу или временный обмен
185
Женами между друзьями, так что сотрудничество мужчин подкрепляется еще и
половыми связями. Некоторые общества разрешают всем
мужчинам, принадлежащим к одному и тому же клану, иметь
половые сношения с женами каждого из них. Отсюда и
происходит кажущееся нам странным правило, что в период
беременности жена может иметь половые сношения только с
супругом. Среди усиаи, обитающих на Большом острове в
архипелаге Адмиралтейства, юноши и девушки в течение
года под надзором взрослых предаются веселью, а в конце
года устраивают праздник, после которого каждый может
выбрать себе партнера на одну ночь. После чего девушки
обычно выходят замуж за более взрослых мужчин, а юноши
женятся на зажиточных и опытных вдовах. В некоторых
обществах более сильным мужчинам, сильным борцам,
охотникам, мастерам земледелия, носителям народных
преданий разрешается иметь больше жен, чем остальным. И
во всех обществах необходимо в решении этой проблемы
иметь в виду не только реальное положение вещей, такое,
как относительная нехватка мужчин или женщин, но и
мечты, воспитанные этим конкретным обществом.
Мужчина-мундугумор будет обращаться со своей
единственной женой так, как если бы она была одной из
нескольких жен, потому что идеальный мужчина у
мундугуморов - это муж нескольких жен, хотя сам он,
слабый и бедный, может иметь всего лишь одну хромую
жену, покрытую лишаями, в то время как у его брата их
восемь или девять. Но мужчина-арапеш с двумя женами,
одна из которых - вдова его брата или беглянка из более
воинственных равнинных племен, будет всегда относиться к
каждой из жен, как если бы она была его единственной,
той, которую он кормил и лелеял в течение всего долгого
периода обручения. Народ манус, сам пуритански
моногамный, живущий среди жизнерадостных полигамных
племен, считает, что в мире катастрофически не хватает
женщин. Поэтому они не только стремятся обручить своих
сыновей как можно раньше, но и повествуют о самых
непристойных схватках в потустороннем мире за душу
каждой умершей женщины. Папуасы кивай практикуют
чрезвычайно усложненные магические ритуалы, для того
чтобы обеспечить своим мальчикам удачный брак, а у
эскимосов распространены как убийство младенцев-девочек
(основывающееся на теории, что девочек слишком много),
так и полигамия, приводящая к отнятию жен у других, так
как женщин недостаточно.
186
Все эти ситуации соперничества, однако, касаются
взрослых, безотносительно к тому, оказывается ли в их
основе борьба между более сильным взрослым и слабым
юношей, или же между более привлекательной молодой
женщиной и более обеспеченной старой, или же, наконец,
борьба между сверстницами. Но имеется и еще одна
проблема, которую должно решить каждое общество, -
защита сексуально незрелых, лежащая в основе проблемы
инцеста. Мы уже рассмотрели различные способы обращения
с развивающейся сексуальностью ребенка: как самоанский
ребенок в годы своей половой незрелости защищен системой
табу, налагаемых на отношения между братьями и сестрами;
как идентификация ребенка с родителем того же пола, что
и его собственный, придает особые формы напряженности и
запретов отношениям с родителем другого пола. Защита
детей от родителей, однажды принятая за желательную,
связана и с потребностью защиты родителей от детей.
Уберечь десятилетнюю девочку от посягательств отца -
необходимое условие общественного порядка, но и защита
отца от искушений - обязательное условие его социальной
адаптации. Защитные механизмы, уберегающие ребенка от
вожделений родителей, воспитываемые в нем, находят свое
существенное дополнение в установках родителей по этому
вопросу. Как правило, табу инцеста расширяется самыми
различными путями, так что не развитый в половом
отношении ребенок защищается от всех взрослых, хотя эта
защита может быть как минимальной, например у каинганг,
у которых все дети получают изрядную дозу сексуальной
стимуляции от взрослых, так и максимальной, как в старой
французской системе воспитания jeune
fille
.Эти запреты
разрабатываются в виде неформальных табу, как, например,
табу «развращения младенца», либо же в виде юридического
определения «возраста согласия». Поколение назад материобъясняли своим дочерям это понятие как «возраст,
в которомдевушка может
согласиться себе на погибель».
Основные правила инцеста охватывают три известных
отношения в семье: отец-дочь, мать-сын, брат-сестра.
Социальная необходимость правил, предотвращающих половое
соперничество внутри семьи, хорошо иллюстрируется
условиямисемейной жизни у
мундугуморов. Там табу на брак между людьми различных
поколений было нарушено, не выдержав создавшейся
благодаря ему чрезмерно усложненной системы брачныхотношений. Мужчины получили возможность
обменивать своих дочерей на новых жен для себя. Но это
породило соперничество между отцом и сыном за
дочь-сестру, так как и тот и другойхотели ее обменять на жену. Общество мундугуморов
превратилось в джунгли, где каждый мужчина стал врагом
другого. Оноеще существует
только благодаря памяти о прежних социальныхнормах, все еще соблюдаемых некоторыми людьми. Но
именно
187
Эта память и не дает обществу приспособиться к новым
условиям. Первичная задача любого общества - сохранить
сотрудничество людей в кооперативных формах труда, и
любое положение вещей, делающее всех членов общества
врагами друг друга,для него
фатально. Если мужчина - человек, обеспечивающийсвою семью, то он должен обеспечивать своих
сыновей и племянников, а не конкурировать с ними. Если
ему необходимосотрудничать с
другими мужчинами, то он обязан разработатьправила взаимоотношения с ними, исключающие
прямое сексуальное соперничество.
Общества, сложившиеся на основе принципа взаимопомощи мужчин, а не их соперничества, могут перестроить табу наинцест так, что в них будет подчеркиваться не необходимостьудерживать родственников от борьбы между собою, но необходимость устанавливать с помощью браков новые родственные связи. «Если ты женишься на своей сестре, - говорит арапеш, - то у тебя не будет шурина. С кем же тогда ты будешьработать? С кем охотиться? Кто поможет тебе?» И гневноеосуждение вызывает антисоциальный человек, не выдающийсвою сестру или дочь замуж, ибо обязанность мужчины - создавать новые родственные связи с помощью женщин, принадлежащих к его семье. Но приобретение себе шурина для совместной охоты, как у арапешей, невестки, чтобы командовать ею,как у японцев, или даже разрешение на царский инцест между братом и сестрой, как у древних египтян или гавайцев, - все это усовершенствование основного принципа инцеста. Им же является и расширение круга лиц, охваченных инцестуальными запретами. Иногда это расширение может простираться так далеко, - как, например, у австралийских аборигенов, - что только благодаря великому чуду молодой человек может найти себе жену. В своей основе правила инцеста - способ, с помощью которого сохраняется семейная ячейка, а отношения внутри ее становятся личными и индивидуальными. Распространение правил инцеста на различные формы защиты всех молодых, детей всего общества, их защиты от эксплуатации или негуманного отношения к ним - лишь один из примеров того, как охранительные и защитные находки нашей человеческой истории служат моделями для регулирования более широких аспектов социального поведения.
Примечания
1 Я обязана пониманием этого важного отличия и его
проявления в общественной жизни С. Цукерману (Zuckerman
S. Functional Affinities of Man, Monkeys and Apes.
Harcourt Brace, 1933).
2 Краткое описание некоторых из этих контрастов см.:
Mead M. Contrasts and Comparisons from Primitive Society
// Annals of the American Academy of: Political and
Social Sciences. 1932. Vol. 160. P. 22-28.
3 Это делалось женщинами из племени ареои на древнем
Таити и некоторыми женщинами из индейского племени
натчез, которые таким образом могли повысить свой
социальный статус.
4 Seligmen B.Z. Incest and Descent, Their Influence on
Social Organization // Journal of the Royal
Anthropological Institute of Great Britain and Ireland.
1929. W. LDC. P. 231-72; Fortune R. Incest //
Encyclopedia of the Social Sciences / Ed. by R.4.Edwin,
ALJohnson.,New York: MacimUan. 1932. Vol. 7. P. 620-22.
МИД (Mead) Маргарет (1901-1978) — американский антрополог, профессор Нью-Йоркского, Йельского, Колумбийского университетов, ученица Боаса (см.) и Бенедикт (см.). Дочь Дж.Г. Мида (см.). Работала в отделе этнологии Американского музея естественной истории. В течение 40 лет изучала примитивные народы бассейна Тихого океана.
Основные работы: «Взросление на Самоа» (1927); «Как растут на Новой Гвинее» (1930); «Пол и темперамент в трех примитивных обществах» (1935); «Мужчина и женщина: изучение полов в изменяющемся мире» (1949); «Преемственность в эволюции культуры» (1964); «Культура и преемственность. Изучение конфликта, поколений» (1970) и др.
Главная тема творчества М. — «Культура и Личность» — охватывает несколько направлений исследований: культурно обусловленные методы воспитания, их влияние на развитие индивидуальности у детей; социальные источники конфликтов между поколениями (сравнение подросткового периода в архаических обществах и в странах Запада); предписываемые культурой способы мужского и женского поведения, зависимость сексуального поведения, соотношения материнских и отцовских ролей от принципов культуры; этнокультурные особенности психических процессов, закономерности формирования и проявления национального характера. М. разграничивала понятия социализации и инкультурации, где первое обозначает социальное научение вообще, а второе — «реальный процесс научения, как он происходит в специфической культуре».
М. выделяет три типа культур: 1) постфигуративные; 2) кофигуративные; 3) префигуративные. Для первого типа характерно: неосознанность и медлительность изменений; чувство неизменной преемственности, обусловленное непосредственным контактом по крайней мере трех поколений. Прототипом постфигуративной культуры может быть изолированная примитивная культура, в которой мифологическое и близкое прошлое сливаются, а неизменность поддерживается вытеснением всего, что нарушает непрерывность и тождество.
Условия, ведущие к изменениям в культурах постфигуративного типа, существуют в скрытом виде. Кофигуративной является культура, в которой моделью поведения для людей, принадлежащих данному обществу, становится поведение их современников. Кофигурация начинается там, где наступает кризис постфигуративной системы (например, в результате уничтожения старшего поколения, развития техники, переселения, завоевания, смены вероисповедания, революции и т.д.). Стиль кофигурации, пределы ее проявления в поведении могут определять и старшие поколения.
Постфигуративные элементы, придающие обществу устойчивость, присутствуют и в этом типе культуры в виде некритически воспринятых убеждений и ценностей и автоматически усвоенных поведенческих реакций. Постфигуративные культуры, согласно М., могут восстанавливаться с помощью господствующей религии, национального государства или в форме культур отдельных социальных групп. Утверждению кофигурации в качестве доминирующей формы передачи культуры способствуют, по мнению М., средства массовой информации. Обострение различий опыта поколений создает новую культурную форму — префигурацию, где старшие поколения учатся у младших. М. различала культуры, в которых дети обучаются в основном практически (на собственном опыте), но под руководством старших (learning cultures) и культуры, где существуют специализированные институты обучения детей (teaching cultures).
Теоретические и культурологические исследования М. кумулируются в утопический проект создания всемирной «культуры участия», в которой приобретение человечеством семиотического и языкового единства будет возможно в результате технологической модернизации «третьего мира» и «революции метафор» в развитых странах, в ходе которой произойдет переориентация западной культуры с демонического понятия «ад» на живой образ «рая». Идеи М. продолжают оказывать влияние на этнографические (этнологические) и культурологические исследования, а также на социологическую школу символического интеракционизма.
Маргарет Мид:
создание эталона полевого исследования
Исследования детства. Пластичность человеческой психики | Психоаналитические и функционалистские идеи в работах М. Мид
Работы Маргарет Мид (Mead, 1901 - 1978) отличались тем, что она, как верная ученица Боаса, в отличие от своей старшей подруги Рут Бенедикт, никогда не занималась созданием теорий. Это не означает, что в ее работах нет концептуальных обобщений. Но они никогда не доминировали и никогда не предшествовали теоретическому материалу. Они выводились из опыта исследовательской работы (что не значит, конечно, что они всегда были правильными) и всегда носили более или менее фрагментарный характер, являлись как бы "замечаниями по поводу ". Маргарет Мид "осуществила значительно большее этнографическое исследование, чем средний антрополог, в основном сосредотачивала свое полевое исследование на конкретных проблемах. " Мид помогла определить круг методологических проблем, которые были центральными для школы Культура и Личность. Кроме того, разработав многие технические подходы к изучению эмпирического материала и методологию обучения ей студентов - саму модель поведения психоантраполога и его отношения с туземцами. Поэтому можно почти без преувеличения сказать, что она создала эталон проведения полевого исследования, остававшийся актуальным с двадцатых по шестидесятые годы.
Исследования детства. Пластичность человеческой психики
Но ее концептуальные замечания не менее иного фундаментального теоретического исследования повлияли на формирование психологической антропологии как научного направления. Именно Мид, в частности, на много лет вперед определила особый интерес психологической антропологии к исследованиям детства: практике воспитания детей, и прежде всего - к обычаям ухода за младенцами, специфике детского туалета. Так, Маргарет Мид, которая первая описала процесс взросления у некоторых незападных народов, останавливала свое внимание не только на практике детского пеленания, умывания, приучения к чистоте, что по ее мнение оказывало огромное влияние на формирование человеческой личности, но и на изучение бессознательных установок взрослых членов общества по отношению к детям и способов коммуникации между взрослыми и детьми, играм с детьми, способам руководства детьми.
Она стремилась доказать, что общепринятые представления о возрастных циклах, о неизбежности так называемых переходных периодов в жизни человека неверны, они связаны с принятой в "цивилизованном мире " практикой воспитания детей и подростков. Работы Мид разбивают обычные представления о возрастных циклах. Так она показывает на примере культуры жителей Самоа, что психологические изменения, которые якобы всегда сопутствуют периоду полового созревания, могут вообще отсутствовать, а конфликт поколений - вообще не более, чем черта, присущая западным культурам. "Она была твердо убеждена, что основы взаимоотношений культуры и индивида формируются в процессе взросления ребенка. Изучением детства, она занималась на протяжении всей своей карьеры, одновременно этнографически и, в поздний период ее деятельности на расстоянии (at a distance). Она изобретала все новые способы, позволяющие исследовать психологические аспекты культуры и культурных характеристик повседневной жизни. "
Работы Мид разработали почву для исследований на следующие сорок лет отношений между культурным окружением, воспитательской практикой и поведением взрослых. Эти идеи дали направление кросскультурным исследованиям детского окружения и развития до настоящего времени. Кросскультурные различия в поведении взрослых конечно были отмечены и ранее, но процессы развития, ведущие к этим различиям, не привлекали серьезного внимания. "Примитивные " люди считались подетски невинными в своих мыслительных процессах и потому процесс детского развития в не западных культурах никого антропологов (за исключением английского функционалиста Бронислава Маниновского) практически не волновал.
Кроме того, на примере ряда народов, она показала условность наших представлений о мужских и женских чертах характера, материнских и отцовских ролях в воспитании детей. Таким путем Маргарет Мид доказывала уникальность различных культур. "В каждом случае Мид подчеркивала важность культурного наследия в канализации человеческого поведения. Подобно Бенедикт она смотрела на человека как на чрезвычайно податливое существо. Так, женщины Чамбули могли вести себя подобно мужчинам, а мужчины Чамбули подобно женщинам. У Самоа отсутствие трудностей подросткового периода объяснялось простотой и стабильностью Самоанской культуры. В зависимости от общества, в котором она родилась, личность может стать свирепым, агрессивным каннибалом, как у Мундугуморов, или мягкой женственной, как у Арапашей. Хотя и могут быть отклонения, они не изменяют общей картины, представляемой культурой, которая в основном формирует своих членов в предсказуемую форму. "
Психоаналитические и функционалистские идеи в работах М. Мид
Ее подход в первую очередь психокультурным. "Она разрабатывала психологическую концепцию культурных моделей, но мало интересовалась модальной личностной структурой как таковой. Ее интересовал скорее коллектив, она изучала главным образом институциональную практику, ритуалы, документы, как материалы для социального анализа. " Это объясняет тот факт, что она прибегала к изучению культур, которые она рассматривала "на расстоянии ". Индивидуальную личностную конфигурацию он описывала лишь изредка и в качестве илюстрации для того, например, чтобы показать некоторые формы девиации. Однако утверждение, что она "пренебрегала анализом индивидуальной личности " вряд ли следует считать правомерным. Так она вела многолетнюю полемику с таким общепризнанным авторитетом в психологии развития индивида как Ж. Пиаже, доказывая на обширном эмпирическом материале, полученном в результате проведенных ею психологических эксперементов, что теория Пиаже не является универсальной и неприменима к детям из "примитивных " обществ.
Можно проследить возрастающую от ее ранних работ к более поздним важность психоанализа. Результаты Мид одновременно опровергали ортодоксальный психоанализ, и приковывали внимание к психоанализу как источнику вдохновения для исследования взаимоотношений личности и культуры. Вместо того, чтобы смотреть на психоанализ как на вместилище универсальных истин, применение которых могло или должно было что-то открывать, антропологии с легкой руки Маргарет Мид стали смотреть на него, как на комплекс концепций, которые нужно принимать выборочно и с определенными целями, о чем его основатель и ортодоксальные хранители даже не ведали и возможно не одобрили бы.
Подход Мид может показаться конфигурационистским. Однако это не вполне верно. Она испытала сильное влияние Б. Малиновского, с которым первые годы своей работы находилась в постоянной переписке и чьим советам следовала в своей практической работе, а потому не могла не испытать сильное влияния функционализма теории, в общем и целом сводящейся к тому, что каждая культурная черта имеет в культуре свою функциональную нагрузку и также функциональным образам связана с другими культурными чертами и институциями и не привнести это влияние в антропологическую школу Культура и Личность. И конфигурационистский и функционалистский подходы, развивавшиеся в работах М. Мид, вели в заключению, что существует связь между культурой и человеческим развитием, которые требовали систематического изучения.
Для становления этнопсихологии наиболее важным в работах Мид является синтез концепций Боаса с рядом других не менее важных научных подходов, таких, в первую очередь, как психоанализ и функционализм, что утвердилось в психологической антропологии и способствовало ее развитию. Причем утвердилось во многом и та вольная трактовка этих подходов, характерная для Мид, что следует считать не недостатком, а напротив достоинством, поскольку такая установка позволяла свободно и творчески разрабатывать все новые концепции в поисках научной истины. Для Мид характерен интерес к психологии развития, абсолютно отсутствующий у Бенедикт. Ее увлекали исследования процессов восприятия и обучения культуре, изучение способов коммуникации и бессознательных установок, что в свое время было востребовано культурной психологией и без чего немыслима современная антропология.
Steven Piker. Classical Culture and Personality. In: Handbook of Psychological Anthropology. Philip K. Bock (ed.) Westport, ConnecticutLondon; Greenwood Press, 1994, рр. 5 6.
Harkness, Sara. Human Development in Psychological Anthropology. In: Theodor Schwartz, Geoffry M. White, Katherine A. Lutz (eds.). In: New direction in Psychological Anthropology. Cambridge: Cambridge University Press, 1994, pp.105106.
Barnouw, Victor. Culture and Personality. Homewood, Illinois: The Dorsey Press, INC, 163, р. 90.
Inkeles, Alex and Levinson, Daniel. National Character: the Study of Madal Personality and Sotiocultural System. In: G. Lindzey, E. Aronson (eds.) The Handbook of Sotial Psuchology. Reading, Mass, Menlo Pork, Calif., L.: 1969, vol. 4, р. 431.
- Психология: личность и бизнес
Ключевые слова:
1 -1
Век психологии: имена и судьбы Степанов Сергей Сергеевич
М. Мид (1901–1978)
Все-таки живем мы неправильно! Страдаем тяжелыми комплексами, тяготимся нелепыми ограничениями, натужно исполняем бессмысленные ритуалы. И детей своих растим такими же страдальцами, потому что иначе не умеем…
Похожие мысли временами приходят в голову почти каждому. И тому, кто решится произнести их вслух, да еще убедительно аргументировать, наверняка обеспечена восторженная аудитория. А если не ограничиться критикой, а предложить конструктивную альтернативу, овация будет нескончаемой.
В адрес Маргарет Мид такая овация не стихает уже более полувека. Педагоги, социологи, культурологи всего мира цитируют ее взахлеб, психологи преклоняются перед ее авторитетом. В кругах интеллектуалов рубежа веков поговорить о воспитании детей или построении здорового общества, не упомянув при этом идеи Мид, стало решительно невозможно. И это при том, что начинала она свою многогранную деятельность как рядовой антрополог и не претендовала на большее, чем описание туземных нравов на далеких островах. Увиденное, однако, воодушевило ее настолько, что отчеты об экспедициях вылились в настоящий революционный манифест. Впрочем, как почти при всяком революционном перевороте, не обошлось без скандальных разоблачений, выставляющих пророка не в самом благовидном свете. Кто же такая Маргарет Мид и что такого она открыла в южных морях, что ухитрилась вызвать бурю восторгов с одной стороны и бурю негодования – с другой?
Маргарет Мид родилась 16 декабря 1901 года в Филадельфии, крупнейшем городе штата Пенсильвания. Она стала первым ребенком появившемся на свет в только что отстроенной больнице Уэст Парк. Родители Маргарет происходили из семей квакеров, были людьми весьма образованными и придерживались передовых для того времени взглядов. Отец, Эдвард Шервуд Мид, был профессором экономики Пенсильванского университета, а мать, Эмили Мид, феминистка и социолог, изучала жизнь эмигрантских семей.
Можно сказать, что интерес к социальным наукам, как и тягу к образованию, Маргарет впитала с молоком матери. Сегодня этим никого не удивишь, но в пуританской Америке начала прошлого века стремление к собственной карьере не было общепринятым для женщин среднего класса.
Семья часто переезжала с места на место, и Маргарет приходилось каждый раз заново привыкать к новой школе и новым товарищам. Из-за этого ее отношения со сверстниками не всегда складывались гладко. Отношения с родителями, по-видимому, тоже не были безоблачными, во всяком случае в своей автобиографии «Иней на цветущей ежевике» Маргарет о них почти не упоминает.
Еще в школьные годы она познакомилась со своим будущим мужем Лютером Крессманом. Их свадьба состоялась в 1923 году, когда она уже училась в Колумбийском университете. Однако судьбу Мид в большей мере определили другие знакомства, состоявшиеся в студенческие годы. Под влиянием Франца Боаса, крупнейшего в те годы авторитета в антропологии, Маргарет увлеклась этой наукой и стала работать под его руководством.
В ту пору в американской науке шел яростный спор о соотношении биологических (наследственных) и социальных факторов в развитии человека и общества. Франц Боас, наставник Мид, склонялся в пользу идей культурного детерминизма – он считал культуру и воспитание основополагающими факторами развития человека и общества, не случайно его научная школа получила название культурной антропологии.
Изучение «примитивных» обществ открывало уникальные возможности для ответа на вопрос, насколько универсально человеческое поведение, в какой мере оно подвержено культурным влияниям. Поэтому Боас и его сотрудники изучали эскимосов, квакиютлей, зуньи, пуэбло и прочие «отсталые» народы. Но их исследования ограничивались территорией Северной Америке, а Маргарет Мид предстояло гораздо более дальнее странствие.
В 1925 году молодая исследовательница по заданию своего научного руководителя отправилась на острова Восточного Самоа в южной части Тихого океана для изучения туземных нравов. Боаса прежде всего интересовала проблема становления личности в детском и подростковом возрасте. В западной культуре подростковый возраст традиционно считается (а в большинстве случаев на самом деле является) «переходным», «трудным». Было очень интересно узнать, так ли это в другом обществе, в рамках совершенно иной культуры. Как протекает конфликт отцов и детей у народа, мало затронутого западной цивилизацией? Если в далеких краях удастся обнаружить какие-то специфические особенности данного явления, то тем самым удастся подтвердить, что социальные условия играют в становлении человека более важную роль, чем якобы универсальная «человеческая природа».
С заданием Мид справилась блестяще – по крайней мере, если судить по полученным ею результатам. За год она опросила десятки самоанских девушек и девочек-подростков (понятно, что с юношами ей было труднее найти общий язык) и пришла к сенсационным выводам. По ее наблюдениям, так называемый пубертатный кризис, который типичен для западного общества, в этой островной культуре просто не существует. Процесс становления личности протекает гладко и постепенно, без обострений и конфликтов. Растущие дети легко ладят со старшими, поскольку те не задают им непосильных требований, а с другой стороны – почти не сковывают их никакими ограничениями. В основном – и Мид обращала на это особое внимание – это касается сексуальной сферы. Тут царит полная раскованность. Добрачные половые связи, в основном кратковременные, практикуются с самого юного возраста, и это никого не смущает и не шокирует. Результаты – потрясающие. На Самоа практически отсутствуют преступления на сексуальной почве, как и вообще какая бы то ни было преступность. Эти райские места населены психически здоровыми, уравновешенными и по-настоящему счастливыми людьми, которым чужды депрессии, комплексы и неврозы. Надо ли говорить, что ни о каком конфликте отцов и детей тут нет и речи. Психиатрам и психоаналитикам на Самоа просто нечего делать!
В июне 1926 года ее экспедиция завершилась, и вскоре Мид отправилась в шестинедельное океанское плавание в Европу. На борту она познакомилась с молодым новозеландским психологом Рео Форчуном, которым увлеклась настолько, что в Марселе даже не заметила, как судно причалило к пирсу. Между тем на пристани ее встречал муж, специально для этого приехавший в Европу. Но Маргарет было уже не до него, вскоре она развелась, чтобы выйти замуж за Рео. Правда, и этот брак продлился недолго. В 1932 году в очередной экспедиции на Новой Гвинее Маргарет и Рео познакомились с британским психологом и антропологом Грегори Бейтсоном. Возник сложный любовный треугольник, разрешившийся в итоге разводом Маргарет с Рео и замужеством с Грегори. В этом третьем браке, продлившемся 14 лет и также завершившимся разводом, Маргарет родила дочь. Как это ни парадоксально, столь бурная судьба не помешала ей, трижды разведенной матери единственного ребенка, приобрести репутацию крупнейшего специалиста по семейным отношениям и воспитанию детей.
Научным же итогом первой экспедиции стала защита докторской диссертации и выпуск книги «Взросление на Самоа». Именно эта публикация и прославила Мид на весь мир. Книга вышла в 1928 году с предисловием самого Боаса, что сразу привлекло к ней внимание ученых. Но и на широкую публику эта работа произвела сильное впечатление. Увлекательно и образно написанная, совершенно свободная от научного занудства, книга сразу стала бестселлером, продается и читается до сих пор (общий тираж в Америке превысил два миллиона экземпляров) и переведена на семнадцать языков, в том числе фрагментарно и на русский. Сама Мид очень любила свою книгу и при переизданиях никогда ее не переделывала, а только снабжала новыми предисловиями. Многочисленных читателей книга привлекает тем, что доходчиво и наглядно разъясняет: привычные для нас проблемы не являются «общечеловеческими» и вызваны специфическими особенностями, характерными для нашего образа жизни. Стоит изменить этот образ жизни по примеру самоанских «детей природы» – и наступит всеобщее душевное благоденствие.
Впоследствии она написала еще несколько книг – «Как растут на Новой Гвинее», «Пол и темперамент в трех примитивных обществах» и др. – ни одна из которых, впрочем, так и не сравнилась по популярности с ее первым бестселлером.
В начале 50-х Мид предприняла попытку психологического анализа русского менталитета – с ее точки зрения, не менее интересного, чем менталитет полинезийцев и папуасов. Характерно, что в России она никогда не бывала. Не известно также, была ли она вообще знакома хоть с кем-то из русских. Похоже, изыскания знаменитого антрополога ограничились прочтением литературной классики. Из этих авторитетных источников (за что Федору Михайловичу и Льву Николаевичу отдельное спасибо!) она вынесла следующее заключение. По ее мнению, русский национальный характер отличается следующими чертами:
склонность к насилию;
хитрость, порождающая бесконечные заговоры;
истеричная исповедальность;
страх перед врагами, которые часто даже не имеют четкого определения;
анархизм;
неумение находить компромисс;
маниакальные поиски истины;
неизбывное чувство вины.
И чтобы вы думали – лежит в основе всех этих черт? По мнению Мид, – русская манера туго пеленать младенцев и удерживать их в таком скованном состоянии вплоть до 9-месячного возраста. Долгие периоды полной пассивности и бурная эмоциональная разрядка в моменты «распеленания» отразились на общем ритме русской жизни и предопределили все типические черты национального менталитета.
Неудивительно, что эта идея пришлась по душе западным психоаналитикам. Ведь она, с одной стороны, оказалась вполне созвучна фрейдистской доктрине, с другой – предлагала доходчивое объяснение «загадок русской души».
Стоит ли нам доверять суждению знаменитого антрополога? Или обидеться? Вот самоанца, например, обиделись на Мид очень сильно. И лишь не так давно стало ясно – почему.
В 1983 году, через пять лет после смерти Мид, австралийский этнограф Дерек Фримэн опубликовал сенсационную книгу «Маргарет Мид и Самоа. Создание и развенчание одного антропологического мифа». Сам Фримэн свыше сорока лет посвятил изучению быта и нравов самоанцев и пришел в недоумение от того, насколько расходились его собственные наблюдения с суждениями Мид.
Уже из названия книги ясно, что автор вознамерился сокрушить бесспорный авторитет всемирно признанного антрополога. По его мнению, книга Мид «Взросление на Самоа», на которой основывалась ее мировая слава, является не столько отчетом о научной экспедиции, сколько художественным вымыслом, совершенно искажающим истинный образ жизни островитян. Следовательно, и какие бы то ни было выводы из этого творения – психологические, социологические, педагогические – абсолютно не обоснованы.
По наблюдениям Фримэна, о бесконфликтности подросткового возраста у самоанцев не может быть и речи, они гораздо более воинственны и агрессивны, чем их описывала Мид, а семейное воспитание очень авторитарно и основано на физических наказаниях. Сексуальная вседозволенность – скорее всего плод скабрезных фантазий тех, кого Мид расспрашивала, ибо ничего подобного в действительности наблюдать она не могла. Самоанские девушки во все времена воспитывались в строгости, а половая распущенность жестоко наказывалась – вплоть до членовредительства. Идиллическая картинка жизни на райских островах, нарисованная Мид, – не более чем миф, ибо в действительности душевная патология и преступность здесь сравнимы с тем, что наблюдается и на Западе.
Как же возникло такое недоразумение? Проанализировав материалы первой экспедиции Мид, Фримэн пришел к выводу, что она, в силу разных причин, реально занималась непосредственными исследованиями не год, а от силы месяца полтора. За такое время собрать более или менее обширную информацию невозможно. Обрывочные данные, полученные из случайных источников, Мид представила как результаты широкомасштабного исследования, что само по себе просто некорректно.
Сомнения вызывают не только ее интерпретации, но и сама процедура сбора данных. Дело в том, что Мид практически не знала местного языка! Даже получив высшее образование, она вообще не удосужилась выучить хоть какой-то иностранный язык (для европейца это кажется странновато, но для Америки – в порядке вещей). На Самоа она прибыла с полинезийским разговорником под мышкой. С трудом верится, что этого было достаточно для ведения непринужденных бесед на деликатные темы.
К тому же некоторые опрошенные, похоже, просто издевались над американкой, рассказывая ей непристойные байки. Можете себе представить научное исследование менталитета народов Севера, основанное на анекдотах про чукчу? А ведь в данном случае имело место почти то же самое! Про русских умолчим, там хоть источники оказались посолиднее…
В научном мире разразился скандал, серьезно подмочивший репутацию… Дерека Фримэна. Ревнители «свободного воспитания», сексуальной революции, феминистки и сторонники неошаманистского движения Нью Эйдж хором обвинили его в казуистике, непочтительности к авторитету, приверженности консервативным общественным нормам. Фримэна заподозрили в том, что свои выводы он не обнародовал при жизни Мид, опасаясь ее контраргументов. Заметили и то, что работал он на Западном Самоа, а не на Восточном, как Мид, что якобы лишает его суждения научной достоверности.
Маргарет Мид до конца жизни купалась в лучах славы, вела активную научную и общественную жизнь. В Америке она была не менее популярна, чем знаменитый Бенджамин Спок – однажды они даже выступили в совместном радиоинтервью, полностью придя к согласию по большинству проблем воспитания. Мид вела регулярную рубрику в журнале «Редбук», часто выступала в Конгрессе США по социальным вопросам, участвовала в работе Организации Объединенных Наций, была удостоена премии ЮНЕСКО. Ну и что с того, что где-то на далеких островах жизнь совсем не такая, как она ее описала? Зато ведь верно угадала, чего от нее хотят услышать!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Из записок 1901 г. 22 июля. МоскваЕсли влияние науки на нравственность отдельного лица и даже маленькой общины может быть сомнительно, совершенно другое получится по отношению к средней общественной нравственности большого общественного тела - государства. Не влияние
1901 В "нивском" изд. помечены этим годом: "Новый год", "Тишина", "Осенью", "Новая дорога", "Сосны", "Скит", "Туман", "Костер", "В августе". Когда писал "Перевал"? ‹…› В январе 1901 г. я все еще жил у Чеховой. Моя запись: "Зима 1901 г., я у Чеховой… Су-Ук-Су…" 31 янв. в Москве первое представление
1901 213.Брилиант С.М.И.А. КРЫЛОВ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. - 2-е изд. - 1901. - 88 с.214.Скабичевский А.М.Н.А. ДОБРОЛЮБОВ: ЕГО ЖИЗНЬ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. - 2-е изд. - 1901. - 96
1901 В "нивском" изд. помечены этим годом: "Новый год", "Тишина", "Осенью", "Новая дорога", "Сосны", "Скит", "Туман", "Костер", "В августе". Когда писал "Перевал"?В январе 1901 г. я все еще жил у Чеховой. Моя запись:"Зима 1901 г., я у Чеховой… Су-Ук-Су…"31 янв. в Москве первое представление «Трех
Дом Моргана (1901) Дж. П. Морган возвышался над всеми финансистами с Уолл-стрит, как Самсон над филистимлянами. Никола Тесла В мае 1900 года Джим Корбетт был отправлен в нокаут Джеймсом Джеффрисом во время чемпионата по боксу, проводившегося на Кони-Айленде. Тесла - большой
1901 [Конспект:]В «Нивском» изд. помечены этим годом: «Новый год», «Тишина», «Осенью», «Новая дорога», «Сосны», «Скит», «Туман», «Костер», «В августе». Когда писал «Перевал»? […]В Январе 1901 г. я все еще жил у Чеховой. Моя запись: «Зима 1901 г., я у Чеховой… Су-Ук-Су…»31 Янв. в Москве
1901 В «нивском» изд. помечены этим годом: «Новый год», «Тишина», «Осенью», «Новая дорога», «Сосны», «Скит», «Туман», «Костер», «В августе». Когда писал «Перевал»? <…>В январе 1901 г. я все еще жил у Чеховой. Моя запись: «Зима 1901 г., я у Чеховой… Су-Ук-Су…»31 янв. в Москве первое
1901 год 9 мая.Рассказывали мне сегодня, что 7-го числа на Обуховском сталелитейном заводе возмутились рабочие, прекратили работу и стали останавливать машины. Подполковник Иванов, помощник начальника завода, имея в своем распоряжении военную команду в 40 человек, обратился
1901 1 января. У меня вкус к высокому, и я люблю только правду.* Я следую за жизнью шаг за шагом, а ведь жизнь не пишет в год по книге.* Этот «Дневник» меня опустошает. Это не творчество. Заниматься любовью ежедневно - не значит любить.8 января. Они создают свои пьесы на бумаге.
1901 7 ноября.Никому не говорю о том, как у меня эти дни на сердце горько. Не хочется других расстраивать и не хочется показывать того, что внутри делается. Много надо мне терпения и покорности, чтобы не роптать. Помогает мне то, что хотя у меня нет никаких предчувствий и
1901 г 1. В 1901 г. здоровье Толстого настолько ухудшилось, что врачи посоветовали ему пожить на юге. Богатая владелица имения Гаспра на южном берегу Крыма в 12 верстах от Ялты - графиня С. В. Панина - предложила в полное распоряжение Толстого и его семьи свое имение. Толстой
1901 6 январяКончила старый и начала новый год в большом горе. В день Рождества, 25 декабря, получила известие о смерти Левушки, скончавшегося накануне, в 9 часов вечера. Несмотря на нездоровье, я тотчас же уложила наскоро вещи и уехала в Ясную. Проводил меня Илья. Приехала
1901 год 28 января.На прощальном бенефисе Леньяни («Камарго») виделся с А. К. Пузыревским. Говорили в антракте с полчаса о Царстве Польском. Умный человек. 11 милл. поляков нельзя обратить в русских, но можно требовать от них, чтоб они признавали госуд. власть России… Поляки
1901 1 февраля, Москва. Л. Н начал месяца два - три тому назад учиться голландскому языку, а сейчас уже довольно свободно читает - это на семьдесят третьем году!Учится языкам он очень оригинально: он берет Евангелие на незнакомом ему языке и пока прочитывает, научается все
1901–й год 1/14 января 1901. Понедельник.Серенький день с накрапывающим дождем встретил новое столетие.В Церкви, несмотря на большой праздник Обрезания Господня и Памяти Святого Василия Великого, из города почти никого не было. - После службы - обычные поздравления с Новым
