Франциск ассизский и католическая святость. Доклад к завтрашнему заседанию клуба - франциск ассизский Истории из жизни святого франциска ассизского
"Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых,
и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное;
и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее
избрал Бог, чтобы упразднить значащее".
Первое послание святого апостола
Павла к Коринфянам 1:27-28
1. Юность
Франциск родился в 1181 или 1182 году в Ассизи - небольшом древнем городе в Умбрии (Центральная Италия), в богатой мещанской семье. Его отца - торговца сукном - звали Пьетро Бернардоне; мать - Пика - была родом из Франции. При крещении она дала сыну имя Джованни (Иоанн); однако отец, бывший в то время в поездке, после возвращения назвал мальчика Франциском (по-итальянски - «Франческо», т. е. «Французик»), очевидно, из хорошего отношения к стране, с которой он поддерживал торговые связи.
Годы учения Франциска были непродолжительны. Когда ему исполнилось 14 лет, отец решил, что школьной премудрости он набрался достаточно, и с 1196 года Франциск вместе с братом уже помогал отцу в торговле сукном. Предводитель и любимец ассизской молодежи, он проводил дни своей юности в беззаботном веселье, а в общем-то скуповатый отец не жалел денег для своего любимого сына.
2. Обращение
Продолжая мечтать о рыцарской карьере, весной 1205 г. он отправился в новый поход в Апулию. В Сполето во время сна он увидел прекрасный большой дворец, полный оружия и украшений. Когда он спросил, чей это дворец, свыше был дан ответ, что все принадлежит его воинству. Не поняв духовного смысла видения, скрытого в сокровищах премудрости Божией, Франциск принимает его за знак, предвещающий удачу в военном походе. Следующей ночью во сне Франциск слышит призыв следовать за Высшим Господином. Это стало началом обращения Франциска: он потерял любовь к развлечениям и начал постепенно отдаляться от мира, посвящая время посту и молитвам, стремясь определить свой дальнейший жизненный путь.
Важным моментом его обращения оказалась встреча с прокаженным, в котором он увидел страдающего Христа и обнял его; впоследствии Франциск часто помогал прокаженным.
1206 г. Франциск совершил паломничество в Рим. После возвращения, во время молитвы перед распятием в церкви св. Дамиана, он услышал голос, говоривший: «Ступай, Франциск, отстрой дом мой...»
Продолжая работать в лавке своего отца, выручку от торговли Франциск начал раздавать бедным, и это привело к конфликту с отцом: в феврале 1206 г. Пьетро Бернардоне перед епископским судом публично лишил сына наследства, а тот немедленно отдал ему деньги и одежду.
Воображение взрослеющего Франциска захватывали поэмы и песни странствующих трубадуров, посвященные рыцарским подвигам: он мечтал о подобных подвигах и славе.
Казалось, его мечты о рыцарской карьере начинают сбываться, когда он в рядах ассизской армии принял участие в войне против Перуджи (1202 г.) Однако ассизское войско потерпело поражение, и Франциск попал в плен, целый год провел в тюрьмах, а после освобождения заболел. Период пребывания в тюрьме и восстановления здоровья был для него временем размышлений. Он проникся состраданием к нуждающимся. Однажды, встретив бедного рыцаря, Франциск великодушно отдал ему свою одежду.
3. Новый путь
С тех пор Франциск ходил в тунике в виде креста, и помогал больным и прокаженным. Франциск собственноручно отреставрировал три церкви: св. Дамиана, св. Петра, Божией Матери Ангельской.
В 1208 г., участвуя в Святой Мессе в день св. Матфея, Франциск услышал рассказ о том, как Спаситель отправляет своих учеников проповедовать Царство Небесное. (Мф 10,7-14). Восприняв эти слова как выражение воли Христа, Франциск, получив согласие епископа Ассизи, начал проповедовать мир и покаяние.
Вскоре у него появились первые последователи. Составив Устав нового братства из евангельских цитат, Франциск вместе с братьями отправился в 1209 г. в Рим, где получил устное утверждение Устава Папой Иннокентием III. Потнифик уверовал, что устами Франциска говорит Господь, когда получил видение о том, как Латеранская базилика накренилась к земле, а невысокий бедняк, и это был Франциск, поддержал здание и не дал ему упасть. Во время этого визита в Рим Франциск, по преданию, был посвящен в диаконы.
Под влиянием проповедей и образа жизни Франциска дала обет евангельской жизни Клара - графиня из рода Фавроне ди Оффредуччи, а вскоре ее сестра Агнесса и другие девушки. В 1212 году Франциск составил для них Устав.
4. Проповедь Евангелия
В 1212 и 1214-1215 гг. Франциск отправлялся к сарацинам - в Сирию и Марокко, желая обратить их в христианство. Оба раза (в первый - из-за бури, во второй - из-за болезни глаз) он вынужден был вернуться на родину.
В 1217 г. состоялся первый капитул братства, после чего Франциск отправил братьев в Германию, Венгрию, Испанию, Францию и Сирию, а в 1219 г. - пятерых миссионеров в Марокко.
В 1219 г. Франциску удалось с третьей попытки добраться до сарацин - султана Египта Мелек-эль-Камеля. В подтверждение истинности Христовой веры Франциск предложил жрецам султана пройти вместе с ним через огонь, но никто не решился на такое испытание. И хотя султан Египта не принял христианство, Франциск завоевал его уважение и получил от султана охранную грамоту.
5. Устав
Узнав в 1220 г. о возникших в Ордене конфликтах, Франциск возвратился на родину. Обеспокоенный спорами относительно соблюдения Устава, он отказался от обязанностей генерального настоятеля, доверив их Петру Каттани (1220-1221).
В 1221 г. Франциск написал устав из 24 глав, впоследствии переделанный и утвержденный в ноябре 1223 г. Папой Гонорием III. Находясь в Риме, Франциск проповедовал перед Папой и кардиналами так благочестиво и с такой силой, что было ясно: он говорил не учеными словами человеческой мудрости, а по Божественному вдохновению. В 1221 г. Франциск также составил Устав для мирян, ставший основой жизни Третьего ордена (Францисканского Ордена Мирян).
6. Рождество в Греччо
Франциск глубоко переживал тайну Рождества Христова. В 1223 г. он устроил в Греччо рождественскую мистерию. На склоне крутой горы в пещере сделали ясли, туда же привели вола и осла, установили алтарь, на котором священник во время рождественской ночи принес Святую Жертву. Франциск, будучи диаконом, произнес во время Мессы вдохновенную проповедь.
Из «Первого жития» Фомы Челанского:
Высшей его целью, главным желанием и планом, исполняемым всю жизнь, было проповедовать всем святое Евангелие, во всем соблюдать его заветы и следовать по стопам учения Господа нашего Иисуса Христа в неусыпном бодрствовании, в постоянном усердии, всей душой и всем жаром сердца. В глубочайшее размышление он погружался, вспоминая Его слова и в пристальном раздумьи перебирал Его деяния. Особенно же занимали его мысли смирение Воплощения и любовь,явившаяся в Страстях, так что едва ли он желал думать о чем бы то ни было другом.
Потому и следует вспомнить - и не просто вспомнить, но и почтить достойным воспоминанием - то, что он сделал за три года до своей блаженной кончины в селении, называемом Греччо, в день Рождества Господа нашего Иисуса Христа.
Был в той земле человек по имени Иоанн, доброй славы, но еще лучшей жизни, и его св. Франциск отличал особой любовью, тем более, что тот, будучи в этих местах одним из самых знатных и уважаемых людей, презрел благородство плоти и посвятил себя благородству души. И вот блаженный Франциск позвал его к себе примерно за две недели до Рождества Господня, как и раньше он нередко призывал его, и сказал ему: «Если ты хочешь, чтобы в этом году мы праздновали Рождество в Греччо, поспеши все приготовить, и то,что я тебе укажу, укрой тщательно. А именно, я хочу отпраздновать рождение того Младенца, который родился в Вифлееме, хочу вспомнить тяготы его первых дней,когда Он положен был в ясли, и плотскими очами увидеть, как это Он лежал на сене, а рядом стояли вол и осел». Выслушав все это, тот человек, добрый и преданный, побежал скорее и в указанном ему месте подготовил все, что велел ему святой.
И вот приближается день радости, настает время ликования! Из разных мест созваны братья; прибывают люди, жившие в этой земле, неся - каждый по своим возможностям - свечи и факелы,чтобы осветить ночь, в которую воссияла ярчайшая звезда, осветившая все дни и времена. Прибывает, наконец, Франциск, обнаруживает,что все уже готово, и сияет от радости. Тогда приготавливают ясли, несут сено, ведут вола и осла. В этой трогательной сцене сияет евангельская простота, возвеличивается бедность, являет себя смирение, и Греччо обращается в новый Вифлеем.
Эта ночь светла, как день, и сладка и для людей, и для животных. Собрается народ, и ликует доселе невиданной радостью, приветствуя необычайную тайну. Роща наполняется голосами, и грандиозные скалы вторят эхом праздничным хорам. Братья поют, воздавая должную хвалу Богу, и кажется, вся ночь откликается ликованием.
Святой Божий замирает перед яслями, воздыхая, в благочестии своем сокрушенный и дивной радостью преисполненный. Затем священник служит торжественную Евхаристию у вертепа, и он наслаждается утешением, какого не испытывал ранее.
Франциск облачился в одеяние диакона, ибо он и был диаконом, и звучным голосом поет Евангелие. И голос его, мощный и сладостный, ясный и звучный, пробуждает во всех желание оказаться в небе. Затем он проповедует обступившему его народу, и словно мед льются его речи о рождении нищего Царя в малом городе Вифлееме. И часто, желая произнести имя Иисуса, вместо того, воспылав чрезвычайной любовью, именует Его «Вифлеемским Младенцем», растягивая слово Bethlehem так, что звук этот кажется похожим на овечье блеяние, отчего наполняются сладостью не только его уста, но и души всех. И всякий раз, когда он говорил «Вифлеемский Младенец» или «Иисус», он облизывал губы, словно отведывая и сглатывая сладость этих слов.
Там вновь обнаруживаются с преизбытком дары Всевышнего, и одному из присутствующих, мужу добродетельныму, было видение. А именно: привиделось ему, будто в яслях лежит совсем маленький мальчик и вроде бы неживой; а святой Божий, склонившись над ним, пытается разбудить его, чтобы тот очнулся от глубочайшего сна. И вовсе не далеко от истины было это видение, ведь младенец Иисус, которого забыли многие сердца, по милости самого Младенца и через раба его, святого Франциска, воскресал в них, и воспоминание о Нем оставалось глубоко запечатлено в их памяти.
Когда завершилось это торжественное бдение, каждый вернулся к себе домой, будучи исполнен насказанной радостью.
А сено, лежавшее в яслях люди сохранили, ибо через него Господь Бог, умножая милость свою, исцелял скот и прочих животных. И поистине случилось однажды, что в соседних областях множество скота было поражено различными болезнями, но, поев этого сена, полностью избавилось от этих недугов. Более того, даже некоторые женщины, если случались у них тяжелые и затяжные роды, просили подложить им пучок этого сена, и тогда рожали благополучно. Подобным образом многие - как мужчины, так и женщины - обретали желанное исцеление.
Ныне это место посвящено Господу, а на месте яслей соорудили алтарь и построили Церковьв честь св. Франциска, чтобы в том самом месте, где животные ели траву, теперь люди, ради спасения души своей и тела, питались плотью непорочного и чистого Агнца - Господа нашего Иисуса Христа, Который из безграничной любви предал Себя самого за нас. Он с Отцом и Сыном и Духом Святым живет и царствует прославленный во веки веков. Аминь.
7. Стигматизация
В 1224 г. на горе Верна Франциск получил стигматы: на его руках, ногах и в боку появились раны - следы Страстей Господних.
(глава XIII - «О святых стигматах»)
1. У Франциска, мужа евангелического, был обычай - никогда не оставаться праздным, но всегда творить добро. Так что он, словно один из высших духов, то поднимался по лестнице Иакова к Господу, то нисходил к ближним. Ведь он так разумно распределил все свое время, что часть его посвящал трудам на благо ближнему, а другую - сосредоточенному созерцанию и восхождению.
В соответствии с этим он порой отправлялся в другие места ради забот о здравии и спасении других людей, а затем, оставив шум и суету толпы, искал места покоя и уединения, где он мог свободнее предаться размышлениям о Господе и отряхнуть от стоп своих тот прах, который налип на них за время общения с людьми. Итак, за два года до того, как он предал свой дух Богу, Франциск, ведомый промыслом Господним, свершив уже множество трудов, возведен был на гору высокую, называемую Верна.
Там он по своему обычаю начал сорокодневный пост во славу святого Архангела Михаила и сверх обычного переполнен был сладостью созерцания тайн высших, сверх обычного воспламенен был пламенным желанием увидеть небесное. И вот, по воле Господа, он почувствовал, как умножаются в нем дары милости вышней. Так он был вознесен на высоту небывалую, не как тот любопытый, который домогается величия, не думая, что домогаться славы не есть слава, но как благоразумный и верный раб, стремившийся понять волю своего Господа и всегда с величайшим рвением стремившейся эту волю исполнить.
Тогда Франциск помолился с величайшей любовью ко Господу и, взяв с алтаря книгу святого Евангелия, попросил своего спутника, человека святого и верногоГосподу, чтобы тот, во имя Пресвятой Троицы, трижды открыл ее. А поскольку, когда тот троекратно раскрывал книгу, каждый раз выпадало описание Страстей Господних, муж, верный Господу, постиг,что как он подражал Христу в делах своей жизни, так следует ему, прежде, чем перейти от мира сего, уподобиться Христу и в Его страданиях и муке крестной.
И хотя тело его, изможденное суровой жизнью и разделявшее с Христом Его Крест, было совершенно обессилено, все же он ничуть не упал духом и чрезвычайно воодушевлен был желанием мученичества. Возгорелся в нем непобедимый пламень любви к Иисусу кротчайшему, пламень такой сильный, что и великие воды не могли бы угасить огоно столь сильной любви.
3. Итак, возносимый пламенем серафической любви, возносился он ко Господу, и великой любовью, и состраданием своим преображался в Того, Кто, богатый милостью, ради нас пожелал быть распятым.
И когда настало утро Воздвижения святого Креста, а Франциск по-прежнему молился на горе, он увидел Серафима с шестью крылами, опускавшегося с высоты небес, и крылья его переливались блеском огненным. В стремительном полете достиг он по воздуху того места, где молился человек Божий, и тут, среди крыльев его явился образ человека распятого, руки и ноги которого были раскинуты наподобие креста и к кресту прибиты. Два крыла серафима простерлись над головой, двумя он поддерживал свое тело в полете, нижними двумя прикрывал тело. Увилев это, оцепенел муж Божий - радость всмете со скорбью пронзила его сердце.
Радовался он столь милостливо посланному ему видению, ибо понимал, что под видом Серафима явился ему сам Хрситос, но скорбь и сострадание к распятому на кресте словно меч пронзили его душу. И тем более он дивился столь поразительному видению, что немощь и страдание крестной муки совсем не подобали бессмертию серафического духа.
Наконец он понял, - Господь открыл ему! - что по замыслу Божию это видение именно таким предстало его очам, дабы друг Христов заранее знал, что не мученичеством плоти, но всецелым устремлением духа сможет он преобразиться и уподобиться Христу распятому. И когда видение исчезло, в сердце его остался пламень дивный, но и на теле остались не менее удивительные знаки и отметины.
И на руках его, и на ногах начали проступать следы словно от гвоздей, точно таких, какие он незадолго перед этим видел на теле распятого. Казалось, что и руки его, и стопы в самой середине были насквозь пронзены гвоздями, так что след от шляпки гвоздя показался на внутренней стороне рук и на внешней стороне стоп, а острие словно вышло с обратной стороны, поскольку след от шляпки гвоздя был черным и округлым, а от отсрия - вытянутым и вывороченным, как если бы в этом месте натянулась, поднялась и прорвалась плоть, а вокруг плоть отступила и впала.
На правом боку, словно пробитом копьем, вздулся багровый рубец, из которого с тех пор часто сочилась святая кровь, орошая тунику и его штаны.
4. Раб Божий, видя, что столь явные стигматы невозможно будет скрыть от ближайших его товарищей и вместе с тем боясь оглашать тайны Господни, пребывал в мучительном недоумении, не зная, лучше ли ему самому рассказать им об этом. или же следует обо всем промолчать.
Наконец, он позвал к себе нескольких братьев и, не открывая им сути дела и представив им это сомнение как некий предположительный и «общий» случай, просил их совета. Один из братьев по имени Иллюминат, понимая, что отцу вновь было какое-то чудесное видение, от которого он и впал в такое изумление и растерянность, сказал святому мужу так: «Брат, ты ведь знаешь. что тайны Господни открываются тебе не только ради твоего блага, но и ради всех остальных.
Следовательно, с полным основанием следует опасаться, что, умолчав о том, от чего многим должна быть польза, ты будешь осужден за то, что скрыл свой талант в земле.»
Подвигнутый этими словам, святой муж сказал, как и другой пророк говорил: «Слава праведному!» - и затем, хотя и с великим страхом, пересказал по порядку свое видение, добавив, что Тот, Кто ему явился, открыл и многое другое, о чем он, пока жив, не сможет рассказать ни одному человеку.
Следует стало быть предположить, что в речи этого блаженного Серафима, на кресте распятого, были неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать.
5. После того, как истинная любовь Христова преобразила любящего в тот же образ, Франциск, как и прежде намеревался, завершил в уединении сорок дней, а когда настал праздник Архангела Михаила, муж ангельский Франциск сошел с горы, неся с собой образ Распятого - не скрижали каменные и не хартии, человеком изрисованные и исписанные, но изображение, запечатленное на живой плоти и перстом Бога Живого. И поскольку правильнее скрывать тайны Царя, муж, посвященный в секреты царские, наколько мог, старался прятать эти знаки. Однако, посколько Господу было угодно открывать многое, совершаемое Им к славе Своей, сам Господь, втайне начертавший на нем эти стигматы, открыл через него столь явно такие чудеса, что эта тайная и дивная сила стигматов обнаружила себя множеством ясных знаков.
8. Блаженная кончина
Предчувствуя приближение смерти, Франциск попросил перенести его в часовню Божией Матери Ангельской - «колыбель Ордена», где умер вечером 3 октября 1226 года.
Из «Legenda maior» св. Бонавентуры
(глава XIV - «О его терпении. О преставлении»)
3. В течение двух лет от запечатления на его теле святых стигматов, то есть до двадцатого года после его обращения, Франциск был мучим множеством различных болезней и подвергался всевозможным ударам, словно камень, лежащий на кровле здания иерусалимского, словно кузнечная работа, под множеством ударов молота доведенная до совершенства, и наконец он попросил, чтобы его отнесли к святой Марии в Порциунколу, чтобы там, где дух благодати сошел на него, вернуть Господу дух жизни.
Когда его принесли туда, он, желая вновь запечатлеть истину своим примером, чтобы было ясно, насколько мало в нем осталось мирского и плотского, пылая духом, обнажил свое тело и нагим простерся на голой земле, желая до последнего часа, пока враг еще бродит вокруг него, бороться с ним один на один, обнаженным.
Так он лежал на земле, отложив и одежду, и мешковину, обернув, по обычаю, лицо к небу и весь устремившись к славе небесной, по-прежнему зажимая левой рукой рану в правом боку, чтобы никто ее не увидел до времени. Наконец, он сказал братьям: «Свое дело я исполнил - а в вашем деле наставит вас Христос».
4.Зарыдали тогда все спутники святого, пораженные острым копьем сострадания, а один из них, которого человек Божий выбрал себе в стражи и наставники, по Божию вдохновению припомнив обет Франциска, вышел поспешно и принес, возвратившись, бедняку Христову его рясу с подштанниками и веревкой вместо пояса, сказав ему:"Вот, я одену тебя этой нищенской одеждой - ее ты получишь по моему приказу и во исполенине святого послушания".
И тогда святой муж возрадовался и возвеселился радостью сердечной, видя, что и в смерти он сумеет соблюсти верность госпоже своей Бедности, и, простирая руки к небу, он восславил Господа своего Христа, ибо по Его воле он ныне, от всего освободившись, свободным мог прийти к Нему. Ведь совершенное усердие в нищете требовало теперь от него, чтобы он не надевал на себя никакой одежды кроме той, что будет выдана ему и надета на него по чужому приказу. А он желал во всем и полностью уподобиться Христу Распятому, Который на кресте висел, как нищий, взаменодежды имея только скорбь.
Как в начале своего обращения к Богу он совлек с себя одежду и нагим предстал перед епископом, так и в завершение своей жизни он желал уйти из мира нагим, и потребовал даже от стоящих вокруг него братьев, чтобы они ради любви и послушания, когда увидят, что он уже мертв, оставили бы его нагим валяться на земле столько времени, сколько потребуется неторопливому путнику, чтобы пройти одну милю.
О, муж, поистине наихристианнейший! Живя, уподобился он Христу Живому, умирая- Умирающему, и в смерти своей стремился преобразиться в Него совершенным покаянием, и по заслугам увенчан был сходством очевиднейшим.
5. Приблизился наконец час его ухода, и он велел созвать к себе всех братьев, которые находились тогда в этом месте, чтобы их, удрученных этой потерей, утешить ласковыми словами, с отеческой любовью ободрить их и уверить в любви Господней.
Он произнес последнюю проповедь о терпении, бедности и сохранении веры святой Римской церкви, подкрепив эти и прочие наставления ссылками на святое Евангелие.
Братья сели вокруг него, он простер над ними руки, раскрытые в знамении креста, ибо это знамение он всегда особенно любил, и благословил именем и силой Распятого всех братьев, как присутствовавших там, так и отсутствовавших.
В заключение он сказал им:" Прощайте сыны мои, живите в страхе Божием и всегда в нем пребудьте.И хотя близятся уже к вам треволнения и искушения, вы сохраните свое блаженство и избранничество, если в этих напастях продолжите то, что начали. А я поспешаю к Богу и Его милости всех вас поручаю."
Завершив таким образом последнее наставление, муж, возлюбленный Богом, приказал принести ему список Евангелия и попросил прочесть вслух то место в Евангелии от Иоанна, которое начинается словами: «Перед праздником Пасхи...».
А сам он, пока хватало сил, тихо пел псалом: «Полным голосом ко Господу взываю, полным голосом Господа молю». И дойдя до последней строки, сказал: «Вокруг меня соберутся праведные, когда Ты явишь мне благоденяние».
6. И тогда над ним были совершены все таинства, и его пресвятая душа освободилась от тела, растворившись в бездне любви Господней, и муж святой почил в Господе.
Один из его братьев и учеников видел, как его блаженная душа в образе прекраснейшей звезды, окутанной пресветлым облаком, над многими водами поднялась и устремилась прямой дорогой к небу, сияя блеском высочайшей добродетели, мудрости небесной и сверхизобильной милости, ради которых святой муж и удостоился войти в обитель света и мира, где и упокоился со Христом, не имеющим конца. [...]
Жаворонки, небесные птицы, любящие свет и боящиеся сумерек ночи, слетелись в огромном множестве в тот самый час, когда умер святой муж, хотя близились уже ночь и сумерки. Они уселись на крышу дома и кружились вокруг с каким-то праздничным оживлением, явившись к людям с очевидным и радостным свидетельством прославления святого, который при жизни не раз призывал их воздвать славу Господу.
9. Канонизация
16 июля 1228 года. Папа Григорий IX, который был лично знаком с Франциском, торжественно причислил его к лику святых.
Франци́ск Асси́зский (лат. Franciscus Assisiensis, итал. Francesco d"Assisi , Джованни Франческо ди Пьетро Бернардоне, итал. Giovanni Francesco di Pietro Bernardone; 1181 или 1182 - 3 октября 1226) - католический святой, учредитель названного его именем нищенствующего ордена - ордена францисканцев (1209). Знаменует собой перелом в истории аскетического идеала, а потому и новую эпоху в истории западного монашества.
Художественно-символически изображается в коричневой монашеской рясе, подпоясанной верёвкой с тремя узлами, символами трёх данных им обетов: бедности, целомудрия и послушания, и - единственным из святых францисканцев - имеющим стигматы (раны Христа): на ладонях, ступнях и под ребром.
Старое монашество в своем отречении от мира возлагало на отдельного монаха обет бедности, но это не помешало монастырям сделаться крупными поземельными собственниками, а аббатам - соперничать в богатстве и роскоши с купцами и князьями. Франциск углубил идею бедности: из отрицательного признака отречения от мира он возвел её в положительный, жизненный идеал, который вытекал из идеи следования примеру бедного Христа. Вместе с этим Франциск преобразил и само назначение монашества, заменив монаха-отшельника апостолом-миссионером, который, отрекшись внутренне от мира, остается в мире, чтобы среди него призывать людей к миру и покаянию.
Как проповедник «бедного житья», Франциск имел предшественников. Особенное сходство с Франциском представляет старший его современник, Валдес из Лиона, от проповеди которого получила начало отпавшая впоследствии от католицизма секта валденцев.
В светской литературе его называют итальянский религиозный деятель, основатель одного из католических нищенствующих орденов, францисканцев, в литературе церковной или близкой к ней он носитель братского призыва ко всем людям доброй воли – а это звучит во все времена во всех конфессиях.
Он никогда он ни с кем не боролся, он жил, мыслил, и жил так, что много веков человечество не может это забыть.
Он боролся с самим собой. Считал себя великим грешником.
Итак, что же за личность. Годы жизни: 1181-й (или 82-й – как всегда, месяцы не точны) – 1226-й. Зенит западноевропейского Средневековья. Сложились национальные государства во Франции и в Англии. Во Франции это времена Людовика Восьмого, Людовика Девятого Святого, Крестоносца.
Разгар крестовых походов и начало кризиса крестоносного движения. В Италии единого государства нет, там сложилась как раз система разобщенности, городов-государств, маленьких, самостоятельных, автономных. И очень сильная папская власть. Это зенит власти папства на Апеннинском полуострове, и за его пределами.
Франциск Ассизский родился в 1181-м или 1182-м году.
Происхождение.
В самом центре Апеннинского полуострова, почти в геометрическом центре, есть гористая область Умбрия. Специально смотрела на карту, увидела, насколько она центральна. Она почти одинаково далеко находится от Флоренции (это на север), и от Рима (это на юг). 
Город Ассизи, небольшой, но в этой Умбрии заметный, хотя не самый крупный – соседний Перуджа крупнее.
Родители. Отец – зажиточный купец Пьетро Бернардоне. Грубоватый, резковатый, торгует сукном – это выгодно.
Мать Пика из знатного рода в Провансе.
Отца не было дома, когда он родился. Отец торговал на юге Франции…
Ребенок родился без него. И мать назвала его Иоанн, или Джованни на итальянский лад…
Отец вернулся из Франции и сказал, что ему имя не нравится. «Иоанн, - говорит он, - Иоанн Креститель – это тот, который был одет в шкуру верблюда? Нет, я хочу, чтобы он был элегантный француз». И отсюда Франциск. Кто-то даже из авторов пишет, что скорее это звучало в итальянском варианте как «Французик», маленький…
Отец прогнозирует: он будет элегантным, он будет таким же жизнерадостным, веселым, на французский лад. Такого хотел он сына. И сначала, что поразительно, он его получил.
Образование у него было школьное, он учился в школе до 14 лет, учился прилежно, хорошо, но ровно до тех пор, пока отец не счел, достаточно.
Юность у него сложилась, как у всех юношей его круга. Как все, с некоторым оттенком тенденции к лидерству. Его называли «Царь пиров», Его признавали неформальным лидером. Но кто мог представить, во что это такое типичное, неформальное лидерство, выльется потом.
Авторы книг о Франциске Ассизком по-разному дают ответ на вопрос, как это с ним случилось.
И вот первое…
В Ассизе поднялось восстание и бунт против герцога Сполетанского, своего, местного герцога итальянского. Но герцог Сполето, Сполетанский, был вассалом императора германского, и восстание против герцога – это восстание против императора. В ходе этого восстания позиции внутри Ассизы, позиции дворян и простолюдинов – а к простолюдинам относятся ремесленники и купцы – разошлись. И дворяне Ассизы обратились за помощью против собственного простого люда к Перудже. А Перуджа – это самый крупный город в Умбрии – была готова с удовольствием повоевать.
Началась война Ассизы и Перуджи. Маленькая война, но для участников – война. Войско Ассизы было разбито.
Франциск попал в плен к Перудже. В этом плену он пробыл год, с 1199-го по 1200-й вместе с рыцарями. Вернувшись домой, он видимо, под влиянием этого рыцарского окружения подумал, наверное, что вот его призвание – войны.
Некий рыцарь, кондотьер известный в их краях, Вальтер, граф Бриенский, в это время набирал отряд, для того чтобы отправиться воевать в Апулию. Кто с кем там воюет? Вот все со всеми. И к нему присоединяется Франциск, Франциск, который в это время не Франциск Ассизский, а Франциск Бернардоне, сын своего отца Пьетро Бернардоне. И вот дальше случается нечто. На пути туда, не вступая еще ни в какие битвы и сражения он вдруг с полдороги возвращается домой и меняет свою жизнь.
Что с ним случилось? Разговоров и легенд полно, вокруг него сплошные легенды, и описания современников. Якобы ему приснился сон, в котором было показано оружие, и он счел, что правильно, я иду на войну. Потом явился голос, который сказал: «Ты неправильно понял, это не то сражение, ты не так понял. Есть другие, более высокие битвы». Ну, в общем, называют то, что с ним произошло, как бы оно ни выглядело, «illuminatio», озарение.
Озарение. В Средние века явление известное, не массовое, но оно принималось людьми Средневековья как норматив.
И после этого возвращения,он становится задумчив, настолько задумчив, что его не узнают, вот этого царя пиров, товарищи и спрашивают: «Слушай, может быть, ты жениться собрался?»
Он замер и вдруг, улыбнувшись, радостно сказал: «Да, я задумал взять невесту более благородную, более богатую и красивую, чем вы когда-либо видели». Мы знаем сегодня, он имел в виду бедность. Вот его невеста. Нищета, на которую надо в этой жизни себя направить, для того чтобы дух свой обогатить.
Джотто изобразил в изумительной своей фреске этот момент обручения с бедностью. Это в городе Ассизи, в храме, посвященном Франциску, женщина, молодая, красивая, но с исхудавшим измученным лицом, в разорванном платье, на нее лает собака, один мальчишка замахнулся на нее палкой, другие бросают камнями, она протягивает руку Франциску, а их благословляет Христос с небес. Вот та, с кем он обручился.
Событием, ускорившим неизбежный перелом в жизни Франциска, было столкновение с отцом. Франциск испытывал к ветхим и заброшенным церквям и часовням жалость, как к одушевлённым существам. Желая поддержать церковь св. Дамиана, Франциск в отсутствие отца забрал лучшего товара и повез его в Фолиньо для продажи. Продав там вместе с тем и лошадь, Франциск принёс вырученные деньги священнику, и когда тот, боясь гнева отца Франциска, отказался принять их, Франциск бросил свой кошелек на подоконник и остался при церкви. Узнав о гневе отца, Франциск долго скрывался в окрестных пещерах. Когда он вернулся домой, отец избил его и запер; но в отсутствие отца мать отпустила сына, и он навсегда ушёл из родительского дома. Бернардоне обратился к властям с требованием возвратить ему сына и похищенные им деньги; но Франциск заявил, что он стал слугой Господа и светским судьям неподсуден. Бернардоне обратился с жалобой к епископу. На суде епископа Франциск, по его требованию, не только возвратил деньги, но снял с себя полученную от отца одежду, объявив, что впредь будет считать отцом своим не Пьетро Бернардоне, а Небесного Отца.
Это отречение от всякой собственности наполнило его сердце великой радостью. Получив от слуги епископа простую одежду, Франциск отправился в соседний лес, громко распевая французские песенки. На вопрос встретившихся разбойников он ответил, что он «вестник Великого Господа». Это случилось в 1207 г.
Два года провел Франциск в окрестностях Ассизи, занимаясь, кроме молитвы, починкой церквей, для чего выпрашивал камни; особенно стала ему дорога полуразрушенная часовня св. Девы, под названием Порциункула. Исправив её, Франциск устроил для себя шалаш возле неё. Питался он объедками, которые собирал по городу в обеденное время. Многие стали его считать помешанным, но к его бедному житью присоединился богатый гражданин Бернард де Квинтавалле, который, согласно с Евангелием, распродал своё имущество и раздал бедным; присоединились и другие. В одежде странников они ходили по соседним городам и деревням, призывая к миру и покаянию. На вопрос, кто они такие, они отвечали: «кающиеся грешники»; но они были бодры духом, называя себя «ликующими в Господе» или «потешниками Господа». Иные из них, как и сам Франциск, занимались ручным трудом, при случае помогая крестьянам в сельских работах, но денег не принимали, довольствуясь лишь скромной трапезой.
1209 г. отмечен источниками как новая дата в жизни Франциска. В своей часовне за обедней он услышал слова, с которыми Христос послал своих учеников проповедовать о наступлении Царства Небесного: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Мф. 10:9-10). Франциск просил священника повторить и разъяснить ему латинский текст и, вникнув в смысл его, с восторгом воскликнул: «Вот чего я хочу!» Он снял с ног обувь, бросил посох и опоясался веревкой. Нищее житие превратилось для него в апостолат, из нищего странника и отшельника он стал проповедником. Не раз ещё потом на Франциска находило сомнение, что угоднее Богу - молитва или проповедь; но именно то, что молитва уступила проповеди, обусловило собой всемирно-историческое значение нового францисканского ордена.
Основание ордена францисканцев
Не надо быть мрачными отшельниками – фигура очень популярная, в тогдашней Европе. Он говорит: «Нет-нет, надо идти и рассказывать людям об истинной вере, доброте». По его словам, с радостью и весельем нести жалость и сострадание к людям и, конечно, не иметь никакой собственности. Это радикальное отличие как от официальной церкви, так и от духовно-рыцарских орденов, возникших в результате крестовых походов.
Франциск однажды сказал: «Если бы у нас была собственность, нам было бы нужно оружие для нашей защиты, ибо в ней источник раздоров, - в ней, в собственности, - источник раздоров и тяжб, и она обычно препятствует любви к Богу и к ближнему. Вот почему мы не желаем иметь собственность».
Вот как в его самых свежих жизнеописаниях, составленных сразу после жизни, описывают реакцию на его проповеди. «Прибегают мужчины, прибегают женщины, торопятся клирики, стремятся верующие с целью увидеть и услышать божьего святого, всем казавшегося человеком другого века».
«И в самом деле, с тех пор как явился Святой Франциск, и заговорил, небо, казалось, изливало на землю новый свет». То есть, масштаб личности, ее изумляющее состояние было таково, они быстро поняли, что он особенный.
В том же 1209 году он отправляется к Римскому Папе Иннокентию Третьему.
Перед отправлением с визитом к Папе он сказал: «Я не буду предводительствовать этой группой, (у него к тому времени 12 учеников) давайте изберем, кто будет первым». Он не хотел, не мог быть начальником. И они избрали главным некоего Бернарда и пришли к Папе Иннокентию Третьему.
Кто эти две личности, два полюса? Франциск и Папа Иннокентий?
Поразительно четко противоположные. Иннокентий Третий – это тот Римский Папа, который хотел всей власти, над всеми. Именно он стал называть себя наместником Бога на земле – а до этого это был апостол Святого Петра или римский епископ. При нем папство достигает зенита могущества. У него в прямой вассальной зависимости находятся короли Англии в лице несчастного Иоанна Безземельного, Арагона, Португалии, Болгарии – прямые вассалы Папы.
Это он положил начало Инквизиции в Западной Европе. Это могущественный сеньор с совершенно безумными претензиями на власть.
И кто такой Франциск? Никакой власти, никакой гордыни. Когда Иннокентий Третий увидел этого человека, лохматого, грязного… бесформенный плащ, завязанный грубой веревкой и исподнее, больше на них, на этих францисканцах, ничего не было,он сказал: «Да тебе лучше к свиньям, отправляйся, ты к ним больше подойдешь. Валяйся среди них, будешь там как раз».
Франциск сказал: «Хорошо». Пошел и повалялся с этими свиньями. И вернулся совсем уже загрязненным и сказал: «Я исполнил твою волю, теперь услышь и ты, пожалуйста, мою мольбу».
Как пишут церковные авторы, Папа устыдился и одобрил создание ордена, но не утвердил его устав.
Почему?Что он при этом должен был вспомнить? Во-первых, увидеть совершеннейшую необычность этой личности. Во-вторых, вспомнить, что когда-то, не так давно, так же к папскому престолу припадали вальденцы, и просили дать им разрешение проповедовать. Им резко отказали – они превратились в жестоких противников Церкви и теперь уже огнем и мечом, истребляется ересь. Если вот здесь отказать и раздражить, может быть, будет еще один такой.
Папа, конечно, ошибался: Франциск не мог бы превратиться в резкого борца с Церковью. Но Папе помог этот опыт предшественников и ошибки, и он предпочел сказать: «Одобряю. Живите», и они превращаются в орден, совершенно непохожий на другие.
В то же время он принял их на службу церкви, взяв с Франциска клятву послушания папе и дав его спутникам тонзуру, сделавшую их клириками.
С этого времени число францисканцев быстро растёт, и они собираются обратить все народы. Для этой цели были организованы небольшие миссии, поставленные под начало одного из братьев, называвшегося «министром». То же стремление к служению побудило Франциска присвоить своим последователям название миноритов - меньших.
В романских странах, Франции и Испании, миссии не встречали особых препятствий; но в венгерских степях пастухи травили пришельцев собаками и прокалывали их одежду заостренными палками, которыми загоняли свои табуны. Из южной Германии первая миссия вернулась ни с чем; следовавшая за ней миссия, похождения которой описаны очевидцем, также встречала большие затруднения. Неустрашимые францисканцы, однако, не останавливались ни перед какой опасностью и проникли даже в Марокко, где стали первыми мучениками своего ордена.
Как далеко ни уходили францисканцы, их тянуло к Франциску, и в Троицын день они возвращались к его шалашу близ часовенки Порциункулы, где на время своего пребывания строили и для себя шалаши. Так возникли так называемые генеральные капитулы, то есть сборы всех членов общины. О первых собраниях нет точных данных, но о собрании 1219 г. сохранилась молва, что братьев собралось 5000, и все они прожили около Франциска неделю, питаясь приношениями окрестных жителей, так велико уже было почтение народа к Франциску. В 1212 г к Франциску явилась 18-летняя Клара Ассизская, дочь соседнего помещика Оффредуччо, и тайком от родных приняла от Франциска пострижение, к ней присоединилась её 14-летняя сестра Агнес, несмотря на угрозы и побои родни. Франциск поместил их у бенедиктинок, а потом отдал в их распоряжение церковь св. Дамиана, где и возникла женская община бедных сестер, из которой развился женский орден Клариссин.
Базилика Святой Клары
К бедному житью стали примыкать и многие миряне. Идея бедного житья стала так популярна, что Доминик, учредитель названного его именем ордена братьев-проповедников, видоизменил составленный для них устав по типу францисканского и превратил доминиканский орден в нищенствующий.
Отношения Франциска и Римской Церкви
При Гонории III в отношениях Римской курии с Франциском выступает на первый план кардинал Гуго или Уголино, впоследствии папа Григорий IX. Официальные источники повествуют о самых дружественных отношениях между Уголино и Франциском, но вместе с тем с этой поры все более и более ощущается влияние курии на судьбу дела Франциска. Община так разрослась, что нужно было подумать об её организации. Полный энтузиазма и любви ко всем, Франциск этим мало интересовался, но тем более заботились о том члены курии, которая уже при самом начале обязала братьев к послушанию Франциску, а его самого к повиновению папе. Для общины последователей бедного Христа наступила критическая эпоха, из которой она вышла преобразованной в монашеский орден. Отдельные эпизоды этого кризиса скрыты от нас.
Кризис ордена
Не менее важно для судьбы братства было и то, что теперь и в его среде были люди, которым идеал Франциска казался слишком суровым, и которые требовали уступок и смягчений. Эти умеренные искали опоры у кардинала. Некоторые источники выставляют главой недовольных Илью Кортонского и рассказывают, что Илья в 1219 г. пытался повлиять через Уголино на Франциска, чтобы добиться изменения францисканских правил в духе других монашеских орденов; Уголино от своего имени высказал Франциску это желание, но встретил сильный отпор.
Наступление кризиса было ускорено отлучкой Франциска. Он давно уже порывался проповедовать вне Италии; его особенно тянуло во Францию, но кардинал не пускал его, утверждая, что он нужен дома. В 1219 г. Франциска уже нельзя было удержать. Крестоносцы в это время захватили Дамьетту в Египте, и Франциск решился обратить в христианство тамошнего султана. Отправляясь за море, Франциск передал руководство общиной двум назначенным им братьям. Тотчас по отъезде Франциска начался раздор среди общины; когда распространилась молва о его смерти, заместители его, принадлежавшие к ревнителям сурового идеала, устроили собрание, на которое пригласили только своих единомышленников, и установили три постных дня в неделю вместо двух. Другие братья пытались захватить в свои руки заведование женскими монастырями или приютами для прокаженных и добивались полномочий для своих планов со стороны курии. Франциск, между тем, проник в лагерь мамелюков, где его чуть не убили, так как за голову каждого христианина уплачивался золотой.
Убедившись в бесплодности своей попытки, Франциск отправился со своими спутниками в Сирию, где его настиг монах, посланный за ним партией недовольных новшествами. Франциск тотчас вернулся и уже на пути к Ассизи, в Болонье, испытал, как трудно удержать братию на высоте указанного им идеала. С образом бездомного, странствующего Христа было несовместимо проживание братьев в собственных домах, - а именно такой дом он нашёл в Болонье. Сильно возмущенный, Франциск потребовал разорения дома, но находившийся в Болонье Уголино возразил ему, что дом не составляет собственности братьев, а принадлежит римской церкви. То же испытал Франциск в самом Ассизи; здесь он даже влез на крышу и стал скидывать черепицы, но городская стража его остановила, объявив, что дом этот составляет городскую собственность. Франциск поспешил в Рим, настоял на отмене новшеств, введенных в его отсутствие, и помешал возведению нескольких братьев на высокие церковные должности. «Потому они и называются миноритами, - сказал Франциск, - чтобы никогда не возноситься». Но он не мог остановить других распоряжений курии, существенно изменявших характер братства.
Формализация и структуризация ордена францисканцев
Булла 1220 г. положила конец свободному входу в братство и выходу из него.
Христолюбивое странствующее братство Франциска превратилось в централизованный и оседлый францисканский орден. Во главе его стоит генеральный министр, только ему предоставлено право разрешать проповедь братьям. Над областями поставлены провинциальные министры; в первый раз упоминаются кустоды, то есть заведующие отдельными общинами.
Изменилось и положение самого Франциска в ордене. По возвращении из Сирии он отказался быть министром и слугой всего братства и поставил на своё место сопровождавшего его на Восток Петра Катанского.
Последние годы жизни Франциска Ассизского
Однажды послушник, получивший от генерального министра разрешение иметь псалтырь, пришёл к Франциску, испрашивая и его согласия на это. Франциск, боявшийся книжной мудрости и отвергавший собственность, сказал послушнику, что, получив псалтырь, он захочет иметь и молитвенник (бревиарий), а после того усядется как важный прелат и скажет товарищу: «Принеси мне мой бревиарий». Затем Франциск нагнулся, схватил горсть пепла и посыпал им голову монаха, приговаривая: «Вот тебе бревиарий, вот тебе бревиарий». Несколько дней спустя монах снова заговорил о своей псалтыри. Франциск ответил ему: «Делай то, что тебе сказал твой министр», но затем, одумавшись, догнал монаха и просил повести его на то место, где он велел монаху исполнить слова министра. Когда они пришли туда, Франциск сделал земной поклон перед монахом и сказал: «Прости меня, брат, ибо тот, кто хочет быть министром, не должен иметь ничего, кроме своей одежды».
Этот рассказ слишком простодушен, чтобы можно было его считать позднейшим вымыслом. Существует, впрочем, и документ, неопровержимо доказывающий, что Франциск в последние годы осуждал направление, принятое орденом. Это завещание Франциска; оно состоит из увещаний и наставлений и представляет, можно сказать, сплошной протест против превращения нищего смиренного братства Христова в могущественный монашеский орден.
Франсиско де Сурбаран, Святой Франциск, 1658. Старая пинакотека, Мюнхен
Освобожденный от забот об ордене, Франциск мог снова предаться странствованию и одинокой молитве.
Изобразить в своей жизни земное странствие Спасителя, пережить все знаменательные моменты Его жизни - вот на что устремлены все помыслы Франциска. Он устраивает в лесу близ Греччио «живую картину» Рождества Христова (ясли, вол, осёл, кругом молящиеся пастухи и крестьяне). Устройство таких яслей в день Рождества в церквах входит с этого времени в обычай в Италии.
Под влиянием той же мысли Франциск отправляется в 1224 г. с ближайшими товарищами на высокую вершину Ла Верна, в верховьях Арно, где проводит время, поодаль от братьев, в посте и уединённой молитве. Здесь в утро Воздвижения Св. Креста Франциск имел видение, после которого на его руках и ногах, по преданию, остались стигматы, то есть изображения головок и концов гвоздей распятого Христа.
Несмотря на то, что Франциск действительно считал своим призванием «оплакивать по всему свету страдания Христа» и несмотря на собственные тяжёлые страдания в последние два года жизни, Франциск до конца сохранил своё поэтическое воззрение на мир. Его братская любовь ко всякой твари составляет основание его поэзии. Он кормит зимой пчёл мёдом и вином, поднимает с дороги червяков, чтобы их не раздавили, выкупает ягнёнка, которого ведут на бойню, освобождает зайчонка, попавшегося в капкан, обращается с наставлениями к птицам в поле, просит «брата огня», когда ему делают прижигание, не причинять ему слишком много боли.
И самая замечательная это его история с волком. Некий волк на окраине Ассизи очень пугал людей. Одичал, старый, отбился от стаи. Он становится голодным и бросается на людей. Все боялись. Франциск пошел поговорить с волком. Поговорил.
Он стал ему рассказывать, что не надо есть людей. «Но только ты мне обещай, - волку, - я с людьми договорюсь, они тебя будут кормить». И увидел, что у волка внимательный понимающий взгляд, и, как трогательно пишут рассказчики, волк протянул ему лапу. После этого лапопожатия два года люди кормили этого волка, очень к нему привыкли, полюбили. Он умер от старости, и они об этом жалели, что он умер.
Видимо именно в связи с этой историей папа Иоанн Павел Второй объявил его покровителем экологии.
Франциск Ассизский. Миниатюра XIV века. Национальная библиотека (Рим).
Весь мир, со всеми в нём живыми существами и стихиями, превращался для Франциска в любящую семью, происходившую от одного отца и соединённую в любви к нему. Этот образ был источником, из которого вылилась его поэтическая «хвала» Господу со всеми Его творениями и паче всего с господином братом солнышком и т. д. Преувеличенно, конечно, считать Франциска, как это делает Тоде, творцом итальянской поэзии и искусства и виновником Ренессанса; но нельзя не признать, что одушевление и подъём духа, проявившиеся во францисканских соборах и во фресках Джотто, были внушены смиренным и любящим последователем нищего Христа.
Последние дни Франциска были очень мучительны; страдания его были облегчены уходом св. Клары и его собственным настроением. Он прибавил к своей Хвале Господа и всех творений строфу с хвалой «сестре нашей, телесной смерти», и не как аскет, а как поэт, закончил жизнь словами: «Жить и умереть мне одинаково сладко».
Франциск скончался 4 октября 1226 г.; уже два года спустя он был канонизован папой Григорием IX, бывшим кардиналом Уголино. На «райском холме» началась постройка великолепного готического собора имени нового святого.
Могила святого Франциска находится в нижней церкви Сан-Франческо в Ассизи в монастыре Сакро-Конвенто.
Память
В честь итальянского святого Франциска Ассизского названы:
Крупная река Сан-Франсиску
(4 октября 1501, день святого по календарю святых католической церкви) на северо-западе Бразилии;
Санта-Фе
(1610; «Королевский город Святой Веры святого Франциска Ассизского»), административный центр штата Нью-Мексико (США);
город Сан-Франциско
(1776; Калифорния, США).
В честь святого взял себе тронное имя папа римский Франциск , избранный 13 марта 2013 года
Изображение святого используется итальянской мафией для принесения клятвы верности
XIX век
Пьеса «Святой Франциск Ассизский: Проповедь птицам»
(1863) венгерского композитора Ференца Листа.
Четыре сочинения Святого Франциска были положены на музыку (1948) французским композитором Франсисом Пуленком
. Музыкальное произведение для мужского хора «a capelle» носит название «Четыре маленькие молитвы Святого Франциска Ассизского».
Опера «Святой Франциск Ассизский» (Saint François d’Assise) французского композитора Оливье Мессиана
, мировая премьера которой состоялась 28 ноября 1983 года.
IGDA/G. Dagli Orti
Св. Франциск Ассизский отдает свою одежду нищему.
Фрагмент
фрески работы Джотто (церковь св. Франциска в Ассизи, Италия).
Франциск Ассизский (St. Francis from Assisi) (настоящее имя - Джованни Бернардони) (1182-1226) - итальянский монах, основатель названного его именем нищенствующего Францисканского ордена. Причислен к лику святых папой Григорием IX в 1228. Ф.А. своей деятельностью обусловил наступление нетрадиционного этапа в эволюции монашества Западной Европы. Проповедник-миссионер Францисканского ордена был призван сеять среди людей идеи покаяния и мира. Отрекаясь от мира лишь внутренне (в отличие от прежних монахов-отшельников), францисканец не имел морального права самоустраняться от земных проблем. Происходя из весьма знатной и зажиточной семьи, Ф.А. посвятил жизнь проповедничеству и добрым делам.
В 1209, услышав во время обедни фрагмент напутствия, которым Христос сопроводил своих учеников проповедовать о наступлении царства небесного: "не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в пояса свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха", Ф.А. принял решение трансформировать собственное нищее житие в апостолат. Молитва должна была уступить место проповеди. Дал обет соблюдения полной бедности, который он и его сторонники истолковывали со всей серьезностью: Ф.А. возражал против того, чтобы его последователи пользовались жилищами или церквами, источниками пропитания должны были служить нищенство или случайное гостеприимство. Ощущал в себе долг по отношению к прокаженным ради них, а не ради себя.
О Ф.А. говорили, что он был больше, чем святым среди святых; он был своим и среди грешников. "Господь призвал нас не столько для нашего спасения, сколько для спасения многих", - утверждал Ф.А. Францисканство отличалось как от ересей, так и от традиционного христианства, т.к. проповедовало: не отречение от мира, но бедность, как подражание Христу; не осуждение богатых, а любовь к ним и помощь; не борьбу со священниками, а послушание и уважение; не отшельничество, а апостольское миссионерство; не самоистязание, а принятие природы, естества; мистическое радование, а не мрачную суровость; не книжные молитвы, а гимны Богу и миру. Сущность и смысл учения Ф.А. заключались и раскрывались в поступке, деянии. Потому все добродетели францисканства - выполняемые, осуществляемые действием. 1) Добродетель Сомучания. Сострадания со Христом. Все благое, достойное дается человеку Богом, и лишь страдание выбирается свободно. Мученичество уподобляет человека страдавшему Христу, только добровольное страдание может быть названо собственно человеческой заслугой. 2) Сорадование Христу. Францисканство выделяется из духовной атмосферы своего времени ощущением присутствия, пребывания Христа в мире. Уверенность в сопричастности Бога и мира избавляет от апокалиптического ужаса, ужаса богооставленности. Ф.А. проповедовал радость покаяния, пребывания в Боге, счастье неизбывного чувства благодарности Творцу. Францисканцев видели только веселыми, радующимися и называли "божьими скоморохами". Ф.А. учил, что улыбкой, а не плачем должно поддерживать дух и веру в людях. Однако францисканская добродетель радования ни в коей мере не тождественна оптимистически чувственному подъему Возрождения, т.к. воспевает радости сверхъестественные, через которые только и могут существовать другие, естественные радости. 3) Святая Бедность. Эта добродетель не имеет ничего общего с порицанием богатых, экономический аспект здесь вообще отсутствует. Естественным смыслом ее является свобода, отсутствие необходимости заботиться об имуществе. А сверхъестественный смысл бедности - в смирении. Бедность - абсолютная форма доверия к Богу и миру, предстояние в полной беззащитности, открытости перед Богом и миром. Кроме того, бедность уподобляет человека нищему Христу. 4) Святая Любовь. Традиционно понимаемая в христианстве как любовь к ближнему и к Богу, святая Любовь Ф.А. обращена ко всему тварному миру. Человек имел возможность искупать греховность аскезой и покаянием, природа - нет.
Ф.А. первым воспринял слова Христа о проповедовании Евангелия всей твари - ведь только через человека может спастись природа. Ф.А. видел в природе чтимые им смирение и бедность. А поскольку человек не смеет хвалить самого Бога, лишь восхищаясь природой и любя ее - Его творение, можно восхвалить Творца. Этим объясняются необычные проповеди Ф.А. птицам, рыбам, его удивительные беседы с огнем и водой. Однако Ф.А. не отождествляет Бога и природу, природа одухотворена Богом, подвластна ему, не самостоятельна. Принимая тварный мир в его полноте, Ф.А. принимает и собственную плоть, называет тело братом. Это не означает, однако, отказ от аскезы. Но тело нужно для служения Богу и этим нельзя пренебрегать. Главный принцип, связующий все добродетели и наиболее полно выражающий сущность францисканства - это подражание Христу. При этом Ф.А. был "застрахован" от обвинения в помещении себя на место Бога абсолютным смирением, а от ошибок церквоборческих ересей его защищала непоколебимая вера. Ф.А. основал три монашеских ордена: минориты ("младшие братья"), кларисы ("сестры" святой Клары) и терциарии (братья в миру) или фратичелли (полубратья). После смерти Ф.А. орден миноритов раскололся на два полуеретических движения и был близок к осуждению церковью. Оставшаяся в лоне церкви часть ордена отказалась от добродетели бедности, дух францисканства был утрачен. Аскетический идеал Средневековья приобрел в лице Ф.А. новое, гуманистическое, культурное измерение. Город Ассизи до сих пор считается духовным центром сторонников христианской идеи о подлинном всеобщем братстве людей. В церкви святого Ф.А. слово "мир" написано практически на всех языках человечества.
А.А. Грицанов, Е.Н. Неведомская
Новейший философский словарь. Сост. Грицанов А.А. Минск, 1998.
ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ (Franciscus Assisiensis) (1182 - 3 октября 1226) - христианский проповедник, основатель ордена францисканцев, или миноритов (меньших братьев). Сын торговца тканями из Ассизи (Италия), систематического образования не получил. В 1206 оставил семью и стал нищенствовать, а через некоторое время осознал необходимость жить в соответствии с Евангелием. Его примеру последовали ученики, из которых он в 1210 образовал орден. Хотя Франциск не создал разработанной философской системы, его личность и деятельность оказали большое влияние на средневековое мировоззрение, и в частности на философию; большое число выдающихся философов позднего средневе-ковья были монахами ордена францисканцев - Александр Гэльский, Бонавентура (о котором Э. Жильсон сказал, что он как бы Франциск, ставший философом), Р. Луллий, Дуне Скот, Роберт Гроссетест, Р. Бэкон, У. Оккам и др.
Основной пафос учения Франциска Ассизского, определивший весь образ его жизни, - призыв к сознательно практикуемой бедности как христианскому нравственному идеалу, поскольку владение созданными человеком вещами и стремление к его расширению уводят человека от Бога. В отличие от аскетической идеологии катаров и вальденсов, склонявшихся к манихейскому отрицанию телесного мира вообще, аскетизм Франциска носил оптимистический и эмоционально радостный характер, связанный с восприятием мира как прекрасного творения - свидетельства благости Бога. Именно в Франциске, согласно Э. Жильсону, выразилась наиболее ярко такая черта христианского мировоззрения, как «принятие мира». Он также не избегал и социальной сферы действительности, стремясь к активной проповеди. Для его мировоззрения также было характерно пренебрежение к абстрактным представлениям и внимание к конкретным действиям и людям, простирающееся вплоть до каждого живого существа (напр., проповедь птицам, в буквальном соответствии с Христовой заповедью нести Евангелие всем тварям). Яркая жизнь Франциска, подтверждающая идею о том, что наивысшим статусом для христианина должно быть состояние добровольной бедности, стимулировала острые дискуссии, носящие отнюдь не исключительно теоретический характер. Так, Папа Иоанн XXII в булле Quia vir reprobus (1329) полемизировал с францисканцами, доказывая, что человек наделен естественным правом владеть вещами и что францисканская позиция противоречива - ведь они все же пользуются пищей и одеждой. В ответ, защищая идею бедности, Оккам в «Opus nonaginta dierum» приписывал естественное право владения человечеству в целом, а не конкретным людям и различал право использования (ius utendi), не делающее человека собственником, и собственность (dominium). Деятельная позиция Франциска, признание любви высшей добродетелью приводили философов-францисканцев к утверждению приоритета блага над истиной и соответственно любви к Богу над познанием Бога, воли над разумом, хотя их позиция и колебалась в рамках от умеренного до крайнего волюнтаризма (в противовес рационализму доминиканцев, утверждавших примат Бога). Так, Александр Гэльский (De libero arbitrio) придерживался взвешенной позиции, согласно кото-рой воля, разум и способность к свободному выбору (liberum arbitrium) несводимы друг к другу и образуют троицу, подобно Св. Троице. Бонавентура (In II Sententiarum, 25,1,2 et 6) также стремился к компромиссу между волей и разумом, считая liberum arbitrium расположенностью, создаваемой сотрудничеством разума и воли. Однако во 2-й пол. 12 в. некоторые францисканцы (Вальтер из Бурга, Вильям де ля Map, Матфей из Акваспарты) заняли позицию радикального волюнтаризма, повлиявшего на Э. Тампье, вынесшего епископальное осуждение положения, согласно которому волю приводит в движение разум. Защитниками примата воли были также Дуне Скот и Уильям Оккам. Эта позиция в конечном счете вела к разграничению теологии и философии, веры и разума, к утверждению мистических путей богопознания. Характерной чертой францисканства является также внимание к индивидуальным вещам и утверждение непосредственного познания единичного, отражающееся в экземпляризме Бонавентуры, в теориях прямого познания единичных вещей у Матфея из Акваспарты, Ричарда из Медиавиллы и др., в понятии «этости» у Дунса Скота.
Многие исследователи подчеркивают также влияние Франциска на мировоззрение эпохи Ренессанса. Немногочисленные его сочинения представляют собой продиктованные про-поведи, молитвы, послания, гимны, уставы ордена и др. О его мировоззрении можно получить также представление из биографий и рассказов о нем, наиболее известным собранием которых являются «Цветочки».
К. В. Бандуровский
Новая философская энциклопедия. В четырех томах. / Ин-т философии РАН. Научно-ред. совет: В.С. Степин, А.А. Гусейнов, Г.Ю. Семигин. М., Мысль, 2010, т. IV, с. 273-274.
Франциск Ассизский, св. (Francesco d"Assisi) (ок. 1181–1226), основатель ордена братьев-миноритов (францисканцев). Родился в Ассизи (Италия) ок. 1181 в семье процветающего купца. В юности отличался живым и легкомысленным нравом и готовился стать рыцарем. Однако, год, проведенный им в заточении в качестве военнопленного во время войны между Ассизи и Перуджей, а также знакомство с бедственным положением нищих и прокаженных в его родном городе навели его на глубокие раздумья и пробудили сочувствие к униженным. В 1206 Франциск покинул дом и посвятил себя уходу за прокаженными и восстановлению заброшенных церквей в окрестностях Ассизи, в одной из которых, Порциункуле, ему и открылось его истинное призвание. 24 февраля 1209 он услышал в церкви за литургией чтение 10 главы Евангелия от Матфея и истолковал его как обращенный лично к нему призыв жить в совершенной бедности и проповедовать Евангелие. Вскоре к нему присоединились ученики. В 1210 Франциск написал краткий устав нового монашеского ордена, вместе с товарищами отправился в Рим, чтобы просить папу утвердить этот устав, и получил разрешение от папы Иннокентия III. В 1212 к числу последователей Франциска присоединилась молодая девушка из знатной семьи по имени Клара, которой также предстояло в будущем стать святой, и Франциск поселил ее при первой из восстановленных им церквей, Сан-Дамиано; вскоре к ней присоединились другие сестры, – так возник орден бедных кларисс.
Число братьев-францисканцев быстро росло, и Франциск стал отправлять их по двое на проповедь в другие страны. В 1217 было учреждено несколько провинций ордена. Франциск не хотел, чтобы одни братья имели власть над другими, поэтому провинциалы ордена стали называться «министрами», т.е. «слугами» братьев. Управление орденом он со временем возложил на плечи своих кустодов (возглавлявших отдельные общины) и министров-провинциалов. В 1223 папа Гонорий III официально утвердил окончательный устав ордена.
Устав францисканцев радикально отличался от уставов ранее созданных монашеских орденов и правил, регулировавших монашескую жизнь. Франциск учил, что мир Божий и по природе и сути своей благ. С особым благоговением Франциск относился к человечеству Иисуса (именно он ввел в католический обиход устройство вифлеемских яслей на Рождество) и настаивал на том, что его орден должен подчиняться церкви и церковной иерархии. Лояльность к церкви привлекла в ряды братьев-миноритов многих людей, которых воодушевляла идея буквального исполнения евангельских заповедей и жизни в бедности, но отталкивали антицерковные братства. Эти миряне теперь могли вести жизнь в бедности и покаянии в рамках ордена как церковной организации, управляемой церковной иерархией, и даже женатые миряне, не принесшие трех монашеских обетов бедности, целомудрия и послушания, могли обрести свое место в ордене братьев-миноритов в качестве терциариев.
Основные заветы Франциска состояли в следующем: помогать ближним, подвизаясь в миру, проповедуя Евангелие и заботясь о недужных и страждущих; буквально исполнять евангельские заповеди; отказаться от всего все ради Христа: богатым – от богатства, ученым – от учености. Братья не должны были иметь денег. Если они не получали платы за свою работу одеждой и пищей, то должны были жить подаянием.
Своей популярностью орден в значительной степени был обязан личности самого Франциска, его заразительному энтузиазму, радостному умонастроению и любви, а в еще большей степени – примеру его подвижнической жизни. Его любовь простиралась на всех людей, включая мусульман, которым он проповедовал христианство, а также – на всех тварей и все творение. Животные доверяли ему, и он отвечал им любовью и почтительностью. Он вежливо попросил щебечущих птиц на рыночной площади не мешать его проповеди, а однажды обратился с проповедью к стае птиц, призвав их восславить своего Творца. Во всем он видел напоминание о Боге, и под конец своей жизни, больной и почти ослепший, сочинил Гимн брату Солнцу, песнь хвалы и благодарности Богу за все сотворенное.
Последние годы жизни Франциска были также годами мистического опыта. Кульминацией долгих размышлений Франциска о страданиях Христа стало чудесное обретение им за два года до кончины стигматов – знаков пяти ран на теле распятого Иисуса (на руках, ногах и боку). Франциск скончался на вершине своей славы, 3 октября 1226 в Порциункуле, и уже два года спустя, в 1228, его давний друг и заступник, первый «кардинал-покровитель» ордена, ставший к этому времени папой Григорием IX, торжественно канонизировал Франциска. В том же году был заложен фундамент величественной церкви, в которой должны были упокоиться его останки, а позднее верхняя церковь базилики Св. Франциска Ассизского была расписана фресками Джотто, изобразившего сцены из жития святого.
Использованы материалы энциклопедии "Мир вокруг нас" .
Далее читайте:
Сочинения:
Сочинения. М., 1955;
Opuscula Sancti Patris Francisci Assisiensis. Roma, 1978.
Литература
Ельчанинов А. В. Житие святого Франциска Ассизского. М., 1906;
Герье В. И. Франциск - апостол нищеты и любви. М., 1908;
Цветочки святого Франциска Ассизского. М., 1913; М., 1990; Брюссель, 1993;
Стикко М. Святой Франциск Ассизский. Милан, 1990;
Честертон Г. К. Святой Франциск Ассизский. М., 1991;
Morin F. Staint Francois d"Assise et les franciscains (1182-1226). P., 1853;
JoergensenJ. Staint Francois l"Assise, sa vie et son oeuvre. P., 1912;
Germain A. Der Eifluss des Religien Franziskus von Assisi auf Kultur und Kunst. Strassburg, 1913;
Gilson E. La philosophie franciscaine. P., 1927;
Idem. La philosophie au Moyen age, v. 2. P, 1976;
Sharp D. E. Franciscan Philosophy at Oxford in the Thirteenth Century. Oxf., 1936;
GoudneE. Saint Francis of Assisi. L., 1961.
Христианство. Энциклопедический словарь, тт. 1–3. М., 1993–1995
Франциск Ассизский. Сочинения. М., 1995
Франциск в русской литературе и философии
Интерес к Франциску в России появился в так называемом Серебряном веке русской литературы. Это было связано, прежде всего, с таким литературным течением, как символизм. Для самого Франциска, как и для его последователей, напиример, для Антония Падуанского, Убертино Казальского и др., было характерно символическое видение мира. Ограничусь лишь двумя примерами. Антоний Падуанский в проповеди на третье воскресенье Адвента цитирует стих из книги пророка Исайи «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего» и тут же делает неожиданный вывод: «Вол, то есть разбойник на кресте владетеля своего, говоря: Помяни меня. И осел, т.е. сотник, ясли господина своего» (Antonius de Padua. Sermones Dominicales Adventus et De tempore. Pedeponti, 1739, p. 8). А Убертино Казальский в своей книге «Arbor vitae crucifixae Jesu Christi» сравнивает Франциска и Доминика с Илией и Енохом (двумя свидетелями, описанными в 11 главе Откровения Иоанна Богослова) (Inter quos in typo Heliae et Enoch Franciscus et Dominicus singulariter claruerunt) (Ubertino de Casale. Arbor vitae crucifixae Jesu Christi. Venezia, 1485, p. 427). Подробнее о символическом видении мира у самого святого Франциска смотри в статье «Богословие святого Франциска». Совсем другими причинами, чем у символистов, был обусловлен интерес к Франциску у Льва Толстого. Толстой, создававший свое собственное нравственное учение на основе Евангелия, пытался найти в мировой культуре что-нибудь близкое к собственным мыслям. Этим объясняется его интерес к личности и творчеству св. Франциска, о чем сохранились свидетельства в его «Дневнике» и в воспоминаниях современников. Интерес к святому Франциску был также связан с рецепцией западной литературы от Данте до Верхарна. Ведь Серебряный век в России – это и век расцвета переводческого творчества. Наконец, интерес к святому Франциску принял особенный характер у тех деятелей русской культуры, кто профессионально изучал католичество и вообще западноевропейское средневековье (Герье, Карсавин) или же интериоризировал католическую духовность (Вячеслав Иванов, о. Сергий Соловьев, Лев Эллис, Л.Ю. Бердяева). Интерес к личности св. Франциска был столь велик, что затронул и «широкие массы русской интеллигенции», – от «левых» В. Хлебникова, М. Шагинян и И. Эренбурга, до «правых» – Б. Зайцева, И. Ильина, Н. Лосского.
Лев Николаевич Толстой (1828-1910)
Лев Николаевич Толстой заинтересовался личностью Франциска уже на закате жизни, прочитав в оригинале книгу П. Сабатье Vie de S. Franсois d"Assise, впервые изданную в Париже в 1893 году. О том, что этот интерес был достаточно глубоким, свидетельствуют как дневники Толстого, так и воспоминания его современников.
Дневник Александры Толстой. Запись от 22 июня 1903 года:
«Как-то на днях папа переводил Лине [Александре Владимировне Толстой, жене Михаила Львовича Толстого] с английского слова Франциска Ассизского и так был тронут тем, что переводил, что чуть не заплакал. Это был рассказ о совершенной радости» (Толстая А.Л. Дневник 1903 года// Октябрь № 9, 2001).
Сам Л.Н. Толстой неоднократно пишет в своих «Дневниках» о Франциске Ассизском:
Запись от 22 декабря 1893 года: «События были за это время еще: книга Sabbatier о Франциске. Подняло во мне воспоминания о прежней страстности добра, полного, на деле, жизнью исполнения истины» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 19. М., 1965, с. 493). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Книга Поля Сабатье «Жизнь святого Франциска Ассизского». По рекомендации Толстого она была в 1898 году переведена и издана в «Посреднике»» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 19. М., 1965, с. 615).
Запись от 19 июня 1903 года: «Перечел Франциска Ассизского. Как хорошо, что он обращается к птицам, как к братьям! А разговор его с frеre Lеon о том, что есть радость?! (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 172). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Толстой читал книгу П. Сабатье «Жизнь св. Франциска Ассизского», М., 1898. Упоминаемый им разговор Франциска Ассизского с братом Львом о радости позднее был включен Толстым в сборник «Круг чтения». По мысли Франциска Ассизского, радость – в том, «чтобы перенесть незаслуженный укор, потерпеть от него телесное страдание и не испытать враждебности к причине укора и страдания, радость в сознании настоящей веры и любви, такой, какую не может нарушить ни зло людей, ни свои страдания» (ПСС, т. 41, стр. 330)» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 494).
Запись от 14 января 1907 года: «Нынче думал о том, что невозможно спокойно жить с высоким о себе мнением, что первое условие спокойной и доброй жизни это – то, что говорил про себя Франциск, когда его не пустят. И нынче все утро был занят этим уменьшением своего знаменателя. И, кажется, не бесполезно: живо вспомнил в себе все то, что теперь осуждаю в сыновьях: игрецкую страсть, охоту, тщеславие, разврат, скупость… Главное, понять, что ты – самый ниже среднего уровня по нравственности, слабости, по уму, в особенности по знаниям, ослабевающий в умственных способностях человек, и не забывай этого, и как легко будет жить. Дорожить оценкой Бога, а не людей. Признавать справедливость низкой оценки людей» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 260). В примечаниях литературоведа А.И. Шифмана (1907-1993) к этому месту говорится: «Проповедь Франциска Ассизского о смирении. Толстой включил ее в свой сборник «Мысли мудрых людей на каждый день» (ПСС, т. 40, стр. 69-70) (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 515).
П.И. Бирюков в «Биографии Л.Н. Толстого» так толкует это место из «Дневников»:
«Эта запись требует объяснения по двум пунктам. Выражение «что говорил Франциск, когда его не пустят» - есть намек на известный рассказ из жизни Франциска, передающий его разговор с его учеником о том, «в чем радость совершенная». На его вопрос ученик перебирает целый ряд «радостей», которые приходят ему в голову, но Франциск говорит на все – нет, совершенная радость не в том, даже не в том, чтобы христианство распространилось по всей земле. Ученик в недоумении спрашивает: «В чем же, учитель, радость совершенная?» – и Франциск отвечает, что если их, странников, измученных в пути, промокших и голодных, не пустят в ночной приют, а отгонят и обругают, и они перенесут это с любовью, то в этом будет радость совершенная. Лев Николаевич очень любил этот рассказ и часто пользовался им, чтобы выразить истинное религиозное чувство смирения. Здесь же Лев Николаевич прибегает к любимому им математическому сравнению. Он говорит об уменьшении знаменателя. По определению Льва Николаевича, достоинство человека измеряется дробью, у которой числитель есть то, чем обладает человек, а знаменатель – это то, что человек о себе думает. При одних и тех же качествах, достоинство человека тем выше, чем меньше о себе думает человек, подобно тому, как величина дроби повышается с уменьшением знаменателя» (П.И. Бирюков. Биография Л.Н. Толстого. М., 2000, с. 507).
Запись от 6 августа 1907 года: «Прежде были святые Франциски, а теперь – Дарвины» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 273).
Запись от 26 октября 1908 года: «Да, великое слово Франциска Ассизского: когда будет радость совершенная» (Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 20 томах. Т. 20. М., 1965, с. 303).
Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866-1941)
В отличие от Л. Толстого ранний Мережковский смотрит на Франциска Ассизского глазами поэтов-символистов («все религии, вся поэзия, все искусство народов являются только рядом символов»):
«Однажды, во время своего первого путешествия по Италии, Гёте проезжал Ассизи, городок Умбрии, родину св. Франциска. Он долго стоял со слезами умиления на глазах перед колоннами полуразрушенного храма Минервы и прошел мимо Францисканского монастыря в Ассизи – этой сокровищницы средневекового искусства, не только равнодушно, но с ненавистью к памятнику религиозных суеверий и человеческого рабства. Около ста лет после Гёте через Ассизи проезжал человек современный – Ипполит Тэн. Воинствующий гуманизм не помешал уже ему зайти в монастырь св. Франциска, и, не отрекаясь от свободомыслия, он мог любоваться на древних стенах обители фресками Джиотто и Чимабуэ. Наш гуманизм многим отличается от гуманизма XVIII века. Мы так же свободны от средневековых догматов, как Вольтер и Гёте, но все-таки можем находить, что Франциск Ассизский столь же близок божественному началу мира в своей простоте, любви и смирении, как поэт-Олимпиец. Мы уже без страха, только с любопытством изучаем нашу старую темницу, потому что вполне уверены, что не вернемся в нее никогда. Средневековый католицизм для нас мертвый враг, и мы перестали даже ненавидеть его. Мы смело можем снять с него доспехи, чтобы любоваться красотой и художественной отделкой страшного тысячелетнего вооружения, облитого кровью стольких жертв. То, над чем Вольтер злобно смеется, Ренан спокойно объясняет и, объяснив, начинает любить и находит, что под омертвевшей легендарной оболочкой таится вечно живое нравственное содержание. При всех слабостях, при всем недостатке идеализма и творчества людям XIX века принадлежит оригинальное свойство, одна великая способность, которая возвышает их в известном отношении над всеми веками. Сквозь самые чуждые и непонятные догматы, сквозь призму мертвых религиозных форм они умеют находить вечно живую красоту человеческого духа. С этой точки зрения – все религии, вся поэзия, все искусство народов являются только рядом символов» (Д.С. Мережковский. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995, с. 392).
Поздний Мережковский, обратившийся к христианской мистике, восприминает образ Франциска по-другому:
«В тело -- темницу -- заточена душа за какую-то великую вину, -- напоминает Климент Александрийский учение орфиков. "Все мы живем в наказание за что-то", -- напоминает и Аристотель, кажется, то же учение. "Грех человека величайший -- то, что он родился" (Кальдерон), -- сын ушел от отца. Только один Человек в этом грехе неповинен: Сын от Отца не ушел, -- Он послан в мир Отцом. Но вот, и Он "возмущается духом": "Авва, Отче! избавь Меня от часа сего". Не было ли, и до Гефсимании, в жизни Его таких минут человеческой немощи, когда Он тосковал и ужасался: "Авва, Отче! Кто же от Кого ушел, -- Ты от Меня, или Я от Тебя?"
Этой муки Его мы никогда не узнаем, может быть, потому, что не хотим знать, боимся этого слишком человеческого в лице Его, в жизни и смерти, а не зная этого, никогда не полюбим Его, как надо любить; не поймем, что значат у таких людей знающих, -- любящих Его, как Павел и Франциск Ассизский, крестные, на руках и ногах, язвы, "стигматы"; никогда не поймем, что значит на всех земных путях несмолкаемая жалоба: "вы, проходящие, скажите, кто так страдал, как Я?"» (Д.С. Мережковский. Иисус Неизвестный. Белград, 1932).
Вячеслав Иванович Иванов (1866 – 1949)
Вячеслав Иванов – поэт-символист, философ, переводчик, драматург, литературный критик, филолог, идеолог дионисийства. Яркий представитель «Серебряного века». Он пишет: "Я уверен, что не мог бы восстать Дант, если бы не подвизался ранее святой Франциск Ассизский. И Россия не могла бы в прошлом веке достигнуть того мощного расцвета своих творческих потенций, если бы не жил незадолго на Руси, в Саровской отшельнической келье, как чистый сосуд лучащейся духовности, старец Серафим. От святых исходят эпохальные импульсы к высшему сознанию. Они подобны чувствилищам, которые земля протягивает в высшие миры, и нервам, которые передают земле их воздействие” (Иванов Вячеслав. Лик и личины России //"Родное и вселенское". М. 1994, С. 334).
Розы в Субиако
Не ветерком колеблемые трости,
Не мужа в мягких складках риз богатых
Вы шли увидеть. Скит на белых скатах –
Обитель горняя. Премудрость, прости.
Как остов – ребра скал, и камни – кости;
И в черепах, под бровью рощ косматых,
Пещер глазницы. А в теснинах сжатых
Беснуется порок в ползучей злости.
Рос дикий терен под апсидой низкой,
Где ночь и день из бездн кромешных аспид,
В утес вгрызаясь, вопиет угрозы.
Но бросился в колючки гость Ассизский,
Чтоб ветхий в нем Адам был внове распят.
С тех пор алеют садом эти розы.
«Бросился в колючки брат Ассизский». Вячеслав Иванов имеет в виду старинную легенду, которая запечатлена на фреске Иларио де Витербо (Святой Франциск бросается в колючие кусты, 1393) в церкви Санта-Мария-дельи-Анджели в Ассизи. Потом легенда сообщает, что от капель крови, капавших с тела Франциска, уязвленного тернами, выросли розы без шипов. Основатель Opus Dei Хосемария Эскрива в своей книге «Путь» вопрошает: «Чтобы сохранить в чистоте душу и тело, святой Франциск катался по снегу, святой Бенедикт бросался в терновый куст, святой Бернард погружался в прорубь… – А ты? Что ты сделал?» (Camino, 143). В Бадиа Фиорентина (Флорентийском аббатстве) имеются фрески, иллюстрирующие жизнь св. Бенедикта. Авторство этих фресок приписывается Джованни ди Консальво (XV в.). На одной из фресок изображен св. Бенедикт, голым бросающийся в терновый куст. Что касается Франциска, катающегося по снегу, об этом пишет Бонавентура в «Большой легенде»: «Твердый в дисциплине, на страже самого себя стоял, в высшей степени заботясь о сохранении целомудрия внешнего и внутреннего человека. В начале своего обращения в зимнее время в канаву, полную льда часто погружался» (Legenda maior, 5). И далее: "Insuper et mirando fervore spiritus animatus, aperta cella foras exivit in hortum; et in magnam demergens nivem corpusculum jam nudatum, septem ex ea plenis manibus coepit compingere massas» = «Вдобавок и удивительной ревностью духа охваченный, открыв [дверь] кельи, вышел во двор; и, попав в большой сугроб, тельце же его было уже голое, начал руками делать из снега семь больших клубков»".
Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942)
Константин Бальмонт, будучи поэтом-символистом, ценил в Франциске символическое видение мира и «любовь к брату солнцу» (ведь Франциск воспевал солнце и считал его символом Бога: "De te, altissimo, porta significatione").
«Люблю в тебе, что ты, согрев Франциска,
Воспевшего тебя, как я пою,
Ласкаешь тем же светом василиска,
Лелеешь нежных птичек и змею».
Максим Горький (1868-1936)
Для Максима Горького, как и для Льва Толстого, Франциск был важен как проповедник бедности и всемирного братства, как друг простых людей. В своей пацифистской статье «Три года», написанной в 1917 году, Максим Горький вспоминает Франциска, ставя его в один ряд с Христом и Львом Толстым:
«Что, в сравнении с этой кошмарной, трехлетней бойней, тридцатилетние и столетние войны прошлого? Где найдем мы оправдание этому небывалому преступлению против планетарной культуры?
Этому отвратительному самоистреблению нет оправдания. Сколько бы ни лгали лицемеры о «великих» целях войны, их ложь не скроет страшной и позорной правды: войну родил Барыш, единственный из богов, которому верят и молятся «реальные политики», убийцы, торгующие жизнью народа.
Людей, которые верят в торжество идеала всемирного братства, негодяи всех стран объявили вредными безумцами, бессердечными мечтателями, у которых нет любви к родине.
Забыто, что среди этих мечтателей Христос, Иоанн Дамаскин, Франциск Ассизский, Лев Толстой, – десятки полубогов, которыми гордится человечество. Для тех, кто уничтожает миллионы жизней, чтобы захватить в свои руки несколько сотен верст чужой земли, – для них нет ни бога, ни дьявола. Народ для них – дешевле камня, любовь к родине – ряд привычек. Они любят жить так, как живут, и пусть вся земля разлетится прахом во вселенной, – они не хотят жить иначе, как привыкли».
Любопытно, что другой русский писатель, Иван Бунин, критиковал Горького за то, что он иногда ставил Франциска даже выше Христа:
«Горький, как известно, довольно часто занимается теперь писанием воспоминаний о разных известных покойниках. Иные из них снабжены всяческими лирическими отступлениями, сентенциями, мудрствованиями. И к таким принадлежат, например, недавно им опубликованные в «Красной нови» воспоминания о Гарине-Михайловском. И читая их, истинно диву даешься: да как же это можно на старости лет говорить с такой развязностью, ухмыляясь, такие пошлости!
- Изредка, - вещает Горький, - в мире нашем являются люди, коих я назвал бы веселыми праведниками…
- Я думаю, что родоначальником их следует признать не Христа, который, по свидетельству Евангелий, был все-таки немножко педант. Родоначальник веселых праведников есть, вероятно, Франциск Ассизский, великий художник любви к жизни…
У Чехова помещик Гаевский говорит своему лакею:
- Отойди, братец, от тебя курицей пахнет!
А чем пахнет от этих рассуждений о «педанте» Христе и о «художнике» Франциске Ассизском? Одно хочется сказать:
- Отойди, братец, поскорее и подальше отойди!»
Зинаида Николаевна Гиппиус (1869-1945)
Жена Д.С. Мережковского З.Н. Гиппиус вспоминает о Франциске в своей рецензии на книгу писателя Бориса Зайцева о Сергии Радонежском: «С какой любовью написана эта небольшая книжка. Чувствуется, что Зайцев не случайно выбрал именно этого русского святого. Из сонма угодников и подвижников, чтимых народом русским, не к буйному, деятельному Николе преданий и не к живому, настойчивому лесному "батюшке" Серафиму, такому сравнительно недавнему, влечется сердце художника: но к простоте далекого Сергия. Шесть веков пронеслось, и сквозь шесть веков сияет нам тихий, воистину неземной, свет его лица. С нежным, тщательным вниманием ведет Зайцев жизнеописание отрока Варфоломея, преподобного старца Сергия, до его кончины. Как одна прямая линия -- эта жизнь. Отрок Варфоломей до последнего дня не умирал в Преподобном, вот тот прозрачный мальчик с уздечками на руке, среди бледных трав лесной полянки, среди березок тонких, -- на нестеровской картине "Видение отрока Варфоломея". Уже тогда наполнены были его глаза небесным светом. Таким и пребыл он до конца, протеплился, как свеча, неколеблющимся пламенем. Зайцев прав, подчеркивая: в нем не было экстаза, как у Франциска Ассизского; он не был блаженным, что на русской почве делается юродством: "Именно юродство было ему чуждо". Подвиг его -- "непрерывное, недраматическое восхождение". И далее: "Как будто бы всегда он в сдержанной, кристально-разреженной и прохладной атмосфере"» (Гиппиус З. Н. Мечты и кошмар (1920--1925). СПб., 2002).
Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965)
Тема «Франциск и русская святость» была продолжена русским философом и богословом Н.О. Лосским:
«Возможно, что бывают и счастливые исключения, как св. Франциск или Сергий Радонежский, Серафим Саровский, которые сразу после смерти удостаиваются стать членами Царства Божия» (Н.О. Лосский. Минувшее //Исторический альманах, вып. 6, М. 1992, С. 320.)
Михаил Алексеевич Кузмин (1872 - 1936)
Михаил Кузмин - русский поэт Серебряного века, переводчик, прозаик, композитор.
Поездка в Ассизи
Воздух свеж и волен после
Разморительных простынь...
Довезет веселый ослик
До высоких до святынь.
Осторожным вьемся ходом,
Город мелок и глубок.
Плечи пахнут теплым медом,
Выплывая на припек.
По траве роса живая,
И пичуг нагорных писк,
Славил вас, благословляя,
Брат младенческий Франциск.
За лозовыми стеблями
Облупившийся забор.
Остановка, сыр, салями,
Деревенский разговор.
«Брат младенческий Франциск». Михаил Кузмин в эпитете «младенческий» подчеркивает такую важную черту францисканской духовности, как «духовное детство», т.е. ощущение себя ребенком, сыном Небесного Отца. С другой стороны «брат младенческий» напоминает «frater minor» (меньший брат) – т.е. отсылает к названию францисканского ордена – Ordo fratrum minorum.
Николай Александрович Бердяев (1874-1948)
Зимой 1912/1913 гг. в Италии побывал выдающийся религиозный философ Н. А. Бердяев. Вместе со своей женой – Л. Ю. Трушевой, на обратном пути в Россию, Бердяев посетил Ассизи. Вот что он сам пишет об этом в своей автобиографической книге «Самопознание»: "Я всегда был мыслителем экзистенциального типа, был им, когда это выражение еще не употребляли. Книга “Смысл творчества” была книгой периода Sturm und Drang моей жизни. Писание этой книги, которое связано было с большим подъемом моих жизненных сил, сопровождалось изменением в складе моей жизни. Это был период реакции против московской православной среды. Я ушел из Религиозно-философского общества, перестал посещать его собрания. Отошел также от издательства “Путь”. Я ушел в творческое уединение. С этим совпало мое путешествие на целую зиму в Италию. Мы жили во Флоренции и Риме. На обратном пути в Россию, вызванные болезнью матери, посетили Ассизы. Италию я пережил очень сильно и остро. Там я написал часть книги “Смысл творчества”. У меня родилось много мыслей о творчестве Ренессанса. Я считал это творчество неудачей, но неудачей великой. Эта неудача связана с трагедией творчества вообще. Но вся атмосфера Италии, не современной Италии, а Италии прошлого, вдохновляла меня к писанию моей книги. Я пережил в Италии минуты большой радости. Особенно любил я ранний, средневековый еще, Ренессанс и флорентийский Ренессанс Quatrocente. Очень любил Боттичелли и видел огромный смысл в пережитой им драме творчества. Менее всего любил высокое римское Возрождение XVI века. Очень не любил собор святого Петра. Никак не мог полюбить Рафаэля. Непосредственные вкусы мои были скорее прерафаэлитские. Но меня всегда очень волновал Леонардо. В Риме я любил барочные фонтаны, но не любил барочных церквей. Более всего любил первохристианские церкви. Огромное впечатление на меня произвела Кампанья, где памятники человеческого творчества превратились в явления природы. Рим давал сильное чувство мировой истории. У меня также всегда было особенное почитание святого Франциска, которого я считаю величайшим явлением в истории христианства, и я непременно хотел посетить Ассизы. У меня осталось тяжелое впечатление от заброшенности монастыря святого Франциска современными итальянцами. Один францисканский монах, датчанин по происхождению, рассказывал нам о забвении святого Франциска. В церкви не было никого, кроме монахов. Для нас, православных, специально служили мессу у гроба святого Франциска. Я с грустью покинул Италию. " (Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М. 1991, С. 212).
В то время жена Бердяева – Лидия Юдифовна – еще была православной. Позже она под влиянием католического священника восточного обряда о. Владимира Абрикосова примет католичество. В своей книге «Профессия: жена философа» Л.Ю. Бердяева пишет и о св. Франциске:
«Вчера Ни принес мне две книги (издание Desclеe) – биографии двух католических монахинь. Много лет я читала мистиков, знаю почти всю мистическую литературу, но, за исключением очень немногих, нахожу, что все другие поражают однообразием своего пути, каким-то утомительным повторением тех же слов, тех же приемов для выражения внутренних переживаний, опыта. Впечатление такое, будто дана модель, и по этой модели создается бесчисленное количество более или менее удачных копий. Личность не выявляется в своем своеобразии, а подделывается под существующий образец и этим, конечно, искажается. И, думаю, нужно обладать огромной индивидуальностью, чтобы сохранить свое лицо в атмосфере подражания образцам. Такими и были св. Франциск, св. Тереза, еще немногие. Все же остальные подверглись общей нивелировке, подстрижены, обрезаны, говорят одним языком, повторяют будто заученные формулы, за которыми не видно, затуманено их самое дорогое – их личность, их лицо, их выражение...»
Максимилиан Александрович Волошин (1877-1932)
Русский поэт Максимилиан Волошин также находился под влиянием символизма, поэтому в духовности Франциска ему особенно близок «Гимн брату Солнцу». Отмечает Волошин в своем стихотворении также проповедь св. Франциска птицам и укрощение свирепого волка.
Святой Франциск
Ходит по полям босой монашек,
Созывает птиц, рукою машет,
И тростит ногами, точно пляшет,
И к плечу полено прижимает,
Палкой как на скрипочке играет,
Говорит, поет и причитает:
"Брат мой, Солнце! старшее из тварей,
Ты восходишь в славе и пожаре,
Ликом схоже с обликом Христовым,
Одеваешь землю пламенным покровом.
Брат мой, Месяц, и сестрички, звезды,
В небе Бог развесил вас, как грозды,
Братец ветер, ты гоняешь тучи,
Подметаешь небо, вольный и летучий.
Ты, водица, милая сестрица,
Сотворил тебя Господь прекрасной,
Чистой, ясной, драгоценной,
Работящей и смиренной.
Брат огонь, ты освещаешь ночи,
Ты прекрасен, весел, яр и красен.
Матушка земля, ты нас питаешь
И для нас цветами расцветаешь.
Брат мой тело, ты меня одело,
Научило боли и смиренью, и терпенью,
А чтоб души наши не угасли,
Бог тебя болезнями украсил.
Смерть земная – всем сестра старшая,
Ты ко всем добра, и все смиренно
Чрез тебя проходят, будь благословенна!»
Вереницами к нему слетались птицы,
Стаями летали над кустами,
Легкокрылым кругом окружали,
Он же говорил им:
«Пташки-птички, милые сестрички,
И для вас Христос сходил на землю.
Оком множеств ваших не объемлю.
Вы в полях не сеете, не жнете,
Лишь клюете зерна да поете;
Бог вам крылья дал да вольный воздух,
Перьями одел и научил вить гнезда,
Вас в ковчеге приютил попарно:
Божьи птички, будьте благодарны!
Неустанно Господа хвалите,
Щебечите, пойте и свистите!»
Приходили, прибегали, приползали
Чрез кусты, каменья и ограды
Звери кроткие и лютые и гады.
И, крестя их, говорил он волку:
«Брат мой волк, и въявь, и втихомолку
Убивал ты Божия творенья
Без Его на это разрешенья.
На тебя все ропщут, негодуя:
Помирить тебя с людьми хочу я.
Делать зло тебя толкает голод.
Дай мне клятву от убийства воздержаться,
И тогда дела твои простятся.
Люди все твои злодейства позабудут,
Псы тебя преследовать не будут,
И, как странникам, юродивым и нищим,
Каждый даст тебе и хлеб, и пищу.
Братья-звери, будьте крепки в вере:
Царь Небесный твари бессловесной
В пастухи дал голод, страх и холод,
Научил смиренью, мукам и терпенью».
И монашка звери окружали,
Перед ним колени преклоняли,
Ноги прободенные ему лизали.
И синели благостные дали,
По садам деревья расцветали,
Вишеньем дороги устилали,
На лугах цветы благоухали,
Агнец с волком рядышком лежали,
Птицы пели и ключи журчали,
Господа хвалою прославляли.
Лев Эллис (1879-1947)
Лев Эллис (Кобылинский Лев Львович) - философ и историк литературы. Эмигрировал из России в 1911. Ученик Р.Штайнера. Порвав с антропософией, принял католицизм. Жил в Швейцарии.
В Ассизи
Здесь он бродил, рыдая о Христе,
здесь бродит он и ныне невидимкой;
вокруг холмы, увлажненные дымкой,
и деревянный крест на высоте.
Здесь повстречался первый с ним прохожий,
здесь с ним обнялся первый ученик.
здесь он внимал впервые голос Божий
и в небе крест пылающий возник.
Железный змей, безумием влекомый,
вдали бежал со свистом на закат,
и стало так все радостно-знакомо,
все сердцу говорило тайно: «Брат!»
Здесь даже тот, кому чужда земля,
кто отвергал объятия природы,
благословит и ласковые всходы
и склоны гор на мирные поля.
О Божий Град! То не ограда ль Рая
возносится на раменах холма?
Не дети ли и Ангелы, играя,
из кубиков сложили те дома?
И как же здесь не верить Доброй Вести
и не принять земную нищету?
О, только здесь не молкнет гимн Невесте
и Роза обручается Кресту.
Прими ж нас всех равно, Христова нива!
К тебе равно сошлися в должный срок
от стран полудня кроткая олива
и от земель славянских василек!
II
Вот голуби и дети у фонтана
вновь ангельскою тешатся игрой,
вот дрогнул звон от Santa Damiana,
ладов знакомых позабытый строй!
Все строже, все торжественней удары,
песнь Ангелов по-прежнему тиха,
- Придите все упасть пред гробом Клары,
пред розою, не ведавшей греха!
И верится, вот этою дорогой,
неся Любви святую мудрость в дар,
придут, смиреньем славословя Бога,
Каспар и Мельхиор и Балтазар!
И возвратятся, завтра ж возвратятся
забытые, святые времена,
концы вселенной радостно вместятся
в тот городок, где Рая тишина!
Лишь здесь поймет погибший человек,
что из греха и для греха он зачат,
и Сатана вдруг вспомнит первый век,
пред Бедняком смирится и заплачет.
- Pieta, Signore! - … дрогнули сердца…
Какой упрек! Весь мир святей и тише,
и ближе до Небесного Отца,
чем до звезды, до черепичной крыши!
О мертвецах, почивших во гробу,
о всех врагах, мне сердце изъязвивших,
о братьях всех любимых и любивших
я возношу покорную мольбу.
Александр Александрович Блок (1880-1921)
Поэт А.А. Блок считается одним из главных представителей русского символизма Серебряного века. Поэтому, как и для других символистов: Бальмонта, Мережковского, Гиппиус, Вячеслава Иванова, Сергея Соловьева, Волошина, Кузмина – для него был важен Франциск своим символическим видением мира. О месте, которое занимает Франциск в творчестве русских поэтов-символистов и, прежде всего, Блока, есть замечательная статья архимандрита Августина Никитина «Франциск Ассизский и русские символисты»// Вече 15 (2003), сс. 151-158.
Уже в феврале 1906 года (Блоку было только 25 лет) в рецензии на книгу К.Д. Бальмонта «Фейные сказки» Блок пишет: «Эта непременная память обо всех чиста и трогательна, как молитва Франциска Ассизского» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 5, М.-Л., 1962, с. 619).
В 1908 году Блок в рецензии на перевод с французского пьесы Э. Верхарна «Монастырь» (Le Cloitre), осуществленный поэтом-символистом Л.Л. Кобылинским (Эллисом), пишет:
«Теперь г. Эллис перевел «Монастырь». Перевел его, в общем, вяло, бледно. Стихи кой-где заменил прозой. Ритма верхарновского стиха не сохранил. Все это было бы незаметно, если бы А. Белый не снабдил перевода эпитетом «художественный». Но этого мало. В переводе Эллиса есть ошибки, неточности, безвкусица, несовершенное знание грамматики и, наконец, выражения, которые смело можно рекомендовать почтовому ящику юмористического журнала.
О, милое дитя!
Святой Франциск Ассизский
Подобен был тебе, тебе душою близкий,
И, как гирлянды роз, как сладкий фимиам,
Ты именем своим благословляешь храм.
По-французски:
Enfant, Francois d"Assise
Etait pareil et son nom embaume et fleurdelise
Toute l"Eglise, -
то есть:
«Дитя, Франциск Ассизский был подобен тебе, но имя его украшает и наполняет благоуханием весь храм» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 5, М.-Л., 1962, с. 644).
Можно поспорить и с версией предложенной самим Блоком. Под словом «Eglise» Верхарн имел в виду не «храм» а [Католическую] Церковь как институт. Смысл фразы Верхарна в том, что имя Франциска украшает и наполняет благоуханием Церковь.
Немые свидетели (из цикла очерков «Итальянские впечатления»)
Летом 1909 года Блок посетил Италию. В очерке «Немые свидетели», написанном в октябре 1909 года и посвященном Перудже, Блок упоминает св. Франциска: «Мы налюбовались Перуджией – "столицей" Умбрии, родины св. Франциска; и сама она – родина Перуджино и Рафаэля. Вот три светлейших имени».
Правда, заканчивается очерк «Немые свидетели» на пессимистической ноте: «Но здесь уже ничего не будет, кроме новых отелей, да в лучшем случае – трогательных плащей и жестов Гарибальди и Виктора-Эммануила, напрасно подражающих отшумевшей жизни. Жизнь сюда не возвратится. Песчаная площадь с видом на голубую Умбрию не приютит никого, кроме туриста, нищего и торговки».
Под впечатлением о пребывании в Перудже Блок написал стихотворение, датируемое июлем 1909 года:
Перуджия
День полувеселый, полустрадный,
Голубая даль от Умбрских гор.
Вдруг – минутный ливень, ветр прохладный,
За окном открытым – громкий хор.
Там – в окне, под фреской Перуджино,
Черный глаз смеется, дышит грудь:
Кто-то смуглою рукой корзину
Хочет и не смеет дотянуть...
На корзине – белая записка:
"Questa sera... монастырь Франциска..."
Еще одно упоминание о Франциске содержится в эссе Блока «Дневник женщины, которую никто не любил» (1912-1918):
«Что же, разве люди, обладающие достатками, счастливы и благополучны? – Едва ли. Скорее их высокомерное чувство брезгливости проистекает от недостаточно высокой культуры, которая теряется перед лицом темноты, невежества, неубранности, путаницы. Едва ли в этих людях возмущается та культура, высоты которой достигли Франциск Ассизский и Юлиан Милостивый (именно они – оба знавшие в юности и любовь и роскошь, и страсти, и все утехи "шумного света"). Мы достигли пока ступени культуры умного ученого. Есть много ученых, принесших большую пользу науке; они обращены лицом в ее сторону, и никуда больше; многие стороны жизни от них закрыты, они им не звучат. Это - культура в шорах: по прямой линии своей специальности видно очень далеко; а по сторонам - ничего. Нет никакого интереса к пестроте жизни; поэтому нет и знания о жизни. Иной из таких людей способен всю жизнь видеть высокие нравственные и общественные образцы в том, что плоско и мелко; а в том, что глубоко искренно, - подозревать низкое, грязное и корыстное только. Да, для того чтобы отличать настоящее от поддельного, искреннее от лживого, подлинно-нравственное от лицемерно-нравственного, нужна такая высокая степень развития, до которой в наше время не достиг почти никто. Это - истина очень жестокая, но она - истина, думается мне. Мы часто думаем, что достигли очень многого; а между тем многим из тех, кто думает так, свойственно то непреодолимое чувство отвращения к конченому человеку, которое передается из поколения в поколение, вошло в плоть и кровь, проявляется в бесчисленных мелочах и подробностях жизни; одно из многих чувств, сообщающих современной жизни скучный, серый, уродливый налет; одна из бесчисленных, почти незаметных для присмотревшегося глаза язв, которые лечатся железом; "если же не лечит железо, лечит огонь": огонь революций. У нас есть богатства высокой мысли и красоты; не грешно иногда зайти в бедную храмину с ободранными стенами и посмотреть, какою отсюда представляется жизнь. Если мы – только "тонкие и умные люди", культурные ученые, художники, политики, – нам незачем, разумеется, идти туда. Но если в нас есть еще культура Франциска Ассизского и Юлиана Милостивого, которые знали нечто кроме полноты земных великолепий, то мы не побоимся взглянуть в лицо такой жизни. Глаза наши увидят не романтическую келью, не шалаш и не хижину; им представится многоэтажный каменный дом; чем выше этажи, тем холоднее в них жить. Нужда, горе, неудачи, невежество, болезни – загоняют человека все выше. Пока он был внизу, он еще присматривался к пестроте жизни, как-то принимал в ней участие, хотя она и была часто отроду непонятна и непосильна для него (с ростом цивилизации число "неприспособленных к жизни" растет – этого забывать нельзя). Чем выше загоняла человека враждебная ему жизнь, тем холоднее ему становилось; тем меньше умел он понимать жизнь и приспособляться к ней» (А.А. Блок. Собрание сочинений. Т. 6, М.-Л., 1962, с. 29-30).
Блок уже после 1917 года говорил в одном из своих публичных выступлений: «Столетия текут не напрасно. Опыт жизни и крови и дел тяжелым грузом несет на себе современная душа. В этом опыте она одряхлела, усложнилась, потеряла первозданную цельность, раскололась, пошла трещинами. Чистый, точнее – отвлеченный идеалистический мистицизм ей уже не под силу. Франциски Ассизские и Мейстеры Эккарты – в прошлом» (Медведев П. Н. Творческий путь А. А. Блока // сб. Памяти А. А. Блока. Петербург, 1923, С. 147).
Борис Константинович Зайцев (1881-1972)
Борис Зайцев – писатель и переводчик, одна из последних крупных фигур Серебряного века.
В рассказе Зайцева «Студент Бенедиктов» (1913) перевод книги о Франциске Ассизском спасает главного героя от самоубийства:
«Когда Лева ушел, Бенедиктов сел к столу и задумался. В ящике стола лежала начатая работа о Франциске Ассизском, а под локтем – книги Сабатье, Ергенсона, «Fioretti» и др. Бенедиктов находился в небольшом флигеле барской усадьбы; он был влюблен в Зину, сестру своего ученика, и так как был некрасив и измучен неудачной любовью, то решил этой ночью застрелиться […].
Под тяжестью своего бремени он сел. Здесь было темно, одиноко, не стыдно. «Ты – несчастная тварь», – шептал ему демон: – «твой удел горе, отчаянье, бедность. Кто полюбит тебя? Ты – ошибка творенья. Исправь ее». «Вся твоя жизнь пред тобою», – говорил кто-то другой: «вспомни ее. Ты был чист и честен с колыбели. Ты не поддался в нежномъ детстве, и теперь ты, пишущий о святом Франциске – отступаешь? Ты сдаешься, рыцарь?» […]
Он вошел в свой флигель – трудовую келью, где лежали книги, где ждал его св. Франциск. Это все было его. Он взял со стола книгу, и раскрыл. Его взор упал на строки: «На заре крики горных соколов будили св. Франциска на высотах Альверны»» (Б.К. Зайцев. Сочинения. Голубая звезда. М., 1993, с. 218-232).
Лев Платонович Карсавин (1882-1952)
Известный русский философ и историк-медиевист Лев Платонович Карсавин так охарактеризовал появление нового монашеского ордена францисканцев в своей книге «Монашество в Средние века»:
«В то время, как катары избивались «воинством Христовым», а отброшенные в стан еретиков вальденсы героически боролись за свое существование, в Умбрии, в маленьком городке Ассизи, начал свою апостольскую жизнь и проповедь покаяния св. Франциск. Обычные религиозные настроения и влечения, незаметно выросши, захватили Франциска, сына богатого ассизского купца, баловня и «царя» весёлой молодёжи его родного городка. Полный ещё увлекавшими его прежде образами и идеалами рыцарской эпопеи, захотел он сделаться «глашатаем великого царя», стал безустанно искать истинного пути, предначертанного Богом. Франциск не сразу нашел этот путь, и первые моменты его обращения ничем не отличаются от обычной религиозности эпохи, превосходя её только глубиною и силою чувства. Но на первых же порах сказываются мощное мистическое влечение к Богу и Христу, жажда страдания и самоуничижения, лучше всего выражающаяся в стремлении к нищей жизни. В высокой степени присущий Франциску дар сострадания заставляет его задумываться не только над своим личным спасением, но и мечтать о спасении других. И на готовую уже почву падают услышанные святым в церкви и разъяснённые ему священником слова наставления Христа ученикам: завет полной нищеты, скитальчества и проповеди покаяния. Франциск не подумал о трудности, может быть, невыполнимости «совета Христова», не знал его традиционного толкования. Буквально выполнил он слова Учителя - бросил в сторону дорожный посох и, отказавшись от всего, стал призывать людей к покаянию: сделался апостолом. Около Франциска мало-помалу собрались ученики. Слезы жалости или трезвое негодование горожанина и злобные насмешки неспокойной совести вызывала их жизнь, но зато велико было их религиозное воодушевление. Не было у них крова, потому что нельзя считать жилищем жалкую хижину в Ривоторто, сменённую ими на такую же около оставленной капеллы Св. Марии (Santa Maria degli Angeli или Portiuncula). Одежда не защищала их от стужи, но «божественный огонь», сжигавший их сердца, заставлял забывать о холоде. Почти все были люди неученые, но искреннее стремление исполнять веление Бога источало мёд из их уст. Франциск с учениками избрали для себя апостольскую жизнь и апостольскую деятельность, примером своим и простыми, неучеными словами призывая всех к покаянию. Первые францисканцы или, как скоро назвал их сам Франциск, «братья меньшие» - минориты бродили по двое по городам и селам, добывая себе пропитание трудом рук своих: то помогая в полевых работах крестьянам, то нося воду по городу, или, если не было работы, милостынею. Минориты призывали мирян к покаянию: увещевали и проповедовали. Они изнуряли свое тело постами и веригами, молились и предавались созерцанию в уединённых местах. Ни малейшего поползновения гордыни, ни тени протеста против обмирщенного клира. Минориты были верными детьми «святой римской церкви», прилежно посещавшими храмы, с наивною верой исповедывавшими свои грехи священнику, с почтением целующими его руки, державшие тело Христово. Лежавший в основе братства идеал не отступал от традиционного, идея апостольства была только элементом в религиозном мировоззрении вернейших сынов церкви, боявшихся даже мыслью выказать неуважение к ней или разойтись с её учением. Религиозное одушевление и мистические настроения оживляли для них каждый уголок храма, наполняли глубоким смыслом каждый момент культа. При первых же признаках роста своего братства Франциск отправился со своими учениками в Рим и смиренно испросил у папы Иннокентия III разрешение жить по Евангелию и проповедовать покаяние (1210 г.). Папа разрешил и то, и другое, и ставшее под покровительство церкви братство стало быстро увеличиваться. Франциск рассылал своих учеников по Италии, бродил по ней и сам. Но спаивавшая братство любовь требовала общения. И один-два раза в год все собирались около маленькой подаренной Франциску капеллы, посвященной Св. Марии и известной под именем Порциункулы. Здесь братья могли повидаться друг с другом и с Франциском, в слезах радости забыть о перенесённых за Христа обидах и лишениях. Здесь они беседовали о Боге, о святых и своей жизни, выраженной Франциском в не дошедшем до нас кратком, составленном, главным образом, из текстов Евангелия, уставе. Сообща, под руководством «простого человека», Франциска, увеличивали и совершенствовали они этот устав: «принимали свои святые установления». А затем вновь расставались и вновь начинали апостольские странствия. Во время этих скитаний мало-помалу завязывались связи братьев с местным населением, становились знакомыми и привычными дороги, возникали привычные убежища - «пустыньки» - около городов и населённых мест. В таких «пустыньках» проводили минориты ночи, подкрепляя свои силы кратким сном, предаваясь молитвам и созерцанию; днем же покидали их для сбора милостыни и проповеди. И эти "эремитории" редко пустовали. Понемногу они превращались в заселенные братьями центры местной пропаганды, являясь зловещим признаком начинающейся осёдлости, т.е. отрицания первичного идеала. Когда братство разрослось, и возникла потребность в его организации, вся область, по которой скитались францисканцы (а с 20-х годов XIII века они проникают на Восток, в Германию, потом во Францию и Испанию), естественным путём разбилась на провинции - на более мелкие области, в которых бродили братья, подчинённые данному провинциальному министру. В этих провинциях возникшие ранее эремитории превратились в постоянные общежития братьев. Количество таких общежитий постоянно увеличивалось. Они стали появляться и внутри городов, соответствуя близости францисканцев к миру. Деятельно покровительствуемое церковью, в 1223 году официально утвердившею его устав, братство приближалось к обычному типу монашеского ордена, отличаясь от него отсутствием земельных богатств, близостью общежитий к миру и чрезвычайною подвижностью братьев» (Л. П. Карсавин. Монашество в Средние века. М., 1992).
Иван Александрович Ильин (1883-1954)
Известный русский философ Иван Александрович Ильин считал Франциска Ассизского одним из величайших христианских святых, о чем пишет в своей книге «О сопротивлении злу силой»:
«И опять эта волна доброты, чистоты и благородства идет тем сильнее и заметнее, чем глубже душа переродилась в этих состояниях: и понятно, что на лике Макария Великого, Франциска Ассизского, патриарха Гермогена и оптинских старцев всякий увидит то, чего он не сумеет распознать в слабых проблесках обыденной доброты».
Велимир Хлебников (1885-1922)
Поэт-футурист Велимир Хлебников в своем противостоянии символистам нарочно занижает фигуру Франциска. Не называя его по имени, он иронизирует над «стилем» Франциска в своем этюде «И тогда захотелось уйти в свежую зеленую чащу»:
«И тогда я, голова, с любопытством рассматривал маленькую кровоточащую ранку, нанесенную послушным моей воле братом-рукой брату-ноге. Было ли во мне сострадание? Нет: улыбка веселила мои уста, мозг не жалел своего брата, толстого бедного брата. Толстого глупого брата – белую благородную ногу» (В. Хлебников. Собрание сочинений в 6 томах. Т. 5. М., 2004, с. 79).
Аналогичную иронию мы встречаем и в романе И.Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев»:
«На третий день отец Федор стал проповедовать птицам. Он почему-то склонял их к лютеранству.
- Птицы, - говорил он им звучным голосом, - покайтесь в своих грехах публично! На четвертый день его показывали уже снизу экскурсантам» (И.Ильф, Е. Петров. Сочинения. М., 2003, с. 182).
Сергей Михайлович Соловьев (1885-1942)
Возвращение в отчий дом
И перед нами рай невозвратимых дней,
Когда все расцвело под проповедь Франциска,
И небеса к земле опять казались близко.
И Бога славили Умбрийские холмы.
Везде прошел Франциск. Не убоясь чалмы,
С крестом явился он пред грозным Саладином.
В Ареццо он пришел, и перед ним единым
В смятеньи улетел свирепый полк бесов.
Глебова-Судейкина Ольга Афанасьевна (1885-1945)
«С Артуром Лурье она, между прочим, тоже окончательно рассорилась именно из-за птиц. Те вдруг начали болеть, и тогда Ольга, чтобы им помочь, поставила в клетку изображение святого Франциска Ассизского, покровителя птиц. Лурье счел это святотатством и потребовал убрать картинку, не то он уйдет сам. Ну, Ольге не привыкать было расставаться с Артуром, поэтому она предпочла защитить интересы своих птиц» (Е. Арсеньева. Петербургская кукла, или Дама птиц. М., 2010).
Михаил Леонидович Лозинский (1886-1955)
Но, чтоб не скрытной речь моя казалась,
Знай, что Франциском этот был жених
И Нищетой невеста называлась.
Данте. Божественная комедия. Рай, XI, 73-75 (в переводе М.Л. Лозинского)
Борис Леонидович Пастернак (1890-1960)
«Про название книги Пастернака «Сестра моя – жизнь» Марина Цветаева, подчеркивая исключительность Пастернака, сказала, что так не говорят, так к жизни не обращаются. Это неверно: говорят, обращаются. Так обращался к жизни – к брату солнцу, сестрам птицам, брату собственному телу средневековый монах Франциск Ассизский» (В. Альфонсов. Поэзия Бориса Пастернака. М., 2001, с. 10).
Михаил Александрович Чехов (1891-1955)
«Если мы пойдем вперед новым путем, вся наша жизнь может быть снова использована для накопления и coxpанения в наших душах того, что нам надо. Взять для примера хотя бы войну. Конечно, мы не можем представить себе реально, что происходит на войне,- иначе мы сошли бы с ума. Только недостаток воображения позволяет нам жить, но до известной степени мы должны представлять себе в воображении войну. Мы видим сны. Утром мы просыпаемся и знаем, что видели сон, и больше о нем не думаем. Но иногда мы должны сделать усилие, чтобы наяву вспомнить сон: почему мы смеялись или плакали, были счастливы или несчастны? Так я должен себе представить и психологию Гитлера, хотя это неприятно. Напряжением воли я могу проникнуть в психологию этого человека – человека, в максимальной степени лишенного воображения: он не знает, что он делает. Но мы должны понять, кто он – иначе нам нечего делать на сцене. Совершенно так же мы должны понять и Франциска Ассизского, насколько это для нас возможно. Если мы это будем делать сознательно, по нашей доброй воле, мы останемся психически людьми здоровыми. Но если мы сами не осознаем необходимости проникнуть в их психику, они овладеют нашей психологией и мы сойдем с ума. Мы должны сами в себе воспроизвести этот психический процесс и тем мы обогатим нашу душу актера. И только в том случае, если мы поймем и Франциска Ассизского, и Гитлера, и поймем то расстояние, которое лежит между ними, только тогда и Франциск Ассизский и Гитлер предстанут в нас перед зрителями. Они будут показаны и мы сумеем их использовать. Таковы средства, при помощи которых современный актер может вырваться из того процесса вырождения, в котором сейчас находится театр. Он должен сознательно вникать во все, должен всему дать возможность жить в нас и нас мучить. Если нам есть что сказать, нам необходимы страдания; если мы только счастливы, нам сказать нечего. И лишь в том случае, если в нас есть место и для Франциска Ассизского, и для Гитлера, только тогда мы будем в состоянии представить себе, чем театр может быть и чем он когда-нибудь будет. Мы должны понять многое. И прежде всего мы должны позаботиться о том, чтобы наш метод был тем ключом, который для нас самих открывает нашу природу. Мы должны открыть им все те запертые двери, за которыми находится и Гитлер, – мы должны освоить и преодолеть его внутри себя, – и Франциск Ассизский, который должен нас вдохновлять. Мы должны овладеть всем темным, что в нас есть, и всем светлым, что мы можем получить, – то и другое мы должны смешать внутри нас самих. И только тогда мы испытаем радость от нашей профессии, потому что перед нами встанет видение будущего театра. В нашей актерской творческой натуре, в нашей актерской и артистической воле заложено больше, чем в нас просто как в людях. Как «частные лица» мы «знаем» многое, но для нашего искусства все это бесполезно – как артисты мы «знаем» мало, но это малое так велико, что наполняет всю нашу жизнь».
Театр будущего. Литературное наследие / М., "Искусство", 1995 Т.2. С.147-148.
Илья Григорьевич Эренбург (1891-1967)
"Люди, годы, жизнь": «Он [Франсис Жамм] мне понравился, но я понял, что он не Франциск Ассизский и не отец Зосима, а только поэт и добрый человек; уехал я от него с пустым сердцем. Я посвятил Жамму сборничек стихов «Детское»»
"Необычайные похождения Хулио Хуренито":
"Наши сердца глубоко умилили религиозные проповеди соратников мистера Куля, обращенные. к солдатам, мирно вытиравшим после законченной работы свои штыки о траву. Они говорили: "Братья! Сказано – не убий! Убивать нельзя, и за это сажают в тюрьму, но защищать свое отечество и слушаться своих начальников – долг каждого христианина. Братья! будьте патриотами, истребите нечестивых врагов Христа – тевтонов. И не злоупотребляйте спиртными напитками!" Все вместе это было глубоко трогательно и напомнило мне далекие видения – бедного Франциска, беседующего с поселянами Умбрии".
Арсений Александрович Тарковский (1907-1989)
"Доброта - дело взрослых. Святого Франциска и Моцарта (пушкинского) породили разные двигатели, но ведомы они одним путем «вечного детства»" (Арсений Тарковский. Собрание сочинений. Т. 3. Москва, 1991, с. 265).
Сергей Сергеевич Аверинцев (1937-2004)
"Цветики милые братца Франциска":
"Между тем на Западе постепенно открывают того итальянского святого, которому и в России суждено было стать тем же, чем он стал в странах Европы, в особенности, пожалуй, протестантских, – любимым святым интеллигентов, далеких от католицизма: Франциска Ассизского. Открытие это происходило постепенно: отметим роль исследований Поля Сабатье и гейдельбергского искусствоведа Тоде, имевших немалый резонанс и в России. И вот пришло время, когда русская цензура на двенадцать лет – от октябрьского манифеста 1905 до октябрьского переворота 1917 – перестала противиться проникновению католических сюжетов. Это двенадцатилетие сделало возможным множество русских публикаций, так или иначе связанных с Ассизским Беднячком (отметим, например, серьезную книгу В. Герье: "Франциск, апостол нищеты и любви", М., 1908, а также переводы: "Сказания о Бедняке Христове", М., 1911, и "Цветочки св. Франциска Ассизского", М., 1913). Характерно, что на исходе упомянутого двенадцатилетия заглавие поэтического сборника Бориса Пастернака – "Сестра моя жизнь" – воспроизводит парадигму знаменитых формул Франциска: "Брат наш Солнце", "Сестра наша Смерть"".
Иосиф Александрович Бродский (1940-1996)
Пропорот бок, и залив глубок.
Никто не виновен: наш лоцман -- Бог.
И только Ему мы должны внимать.
А воля к спасенью -- смиренья мать.
И вот я грустный вчиняю иск
тебе, преподобный отец Франциск:
узрев пробоину, как автомат,
я тотчас решил, что сие -- стигмат.
Но, можно сказать, начался прилив,
и тут раскрылся простой секрет:
то, что годится в краю олив,
на севере дальнем приносит вред.
Письмо в бутылке (ноябрь 1964, Норенская)
Ольга Александровна Седакова (род. 1949)
"Всё о всех вещах. О Франциске Ассизском":
"Конечно, в житии каждого святого мы встретим эти победы над «чином естества», но вокруг Франциска они становятся как бы просто его родной стихией, вторым явлением «первородной невинности», как говорит об этом Бонавентура, которой не может противиться ни зверь, ни человек, ни вещество. И потому трудно найти более увлекательное и – в лучшем смысле слова – приятное чтение, чем францисканские легенды". Ольга Александровна скорее всего имеет в виду следуюший фрагмент "Большой легенды": "Через всеобщее примирение со всеми творениями [Франциск] обрел первородную невинность (per universalem conciliationem ad singula refigurabat ad innocentiae statum) (Legenda maior VIII, 1)".
На рубеже XII-XIII веков католический Запад был охвачен сильным духовным движением. Оно выразилось в широком распространении ересей. Вальденсы и другие еретики этого времени противопоставляли апостольскую нищету богатству и блеску римской церкви. Их проповедь евангельской бедности производила глубокое впечатление на всех религиозных людей. Знаменитый папа Иннокентий III (1198-1216) счёл нужным обратить этот принцип на пользу римской церкви и оказал тем очень важную услугу ей. Возникшие при нем нищенствующие ордена сделались могущественнейшими опорами папской власти .
В 1182 году у богатого купца в городе Ассизи (итальянская область Умбрия) родился сын, получивший имя Франциска (Франческо). Мальчик рано стал проявлять сильную склонность к странным поступкам. На 25 году жизни Франциска охватил религиозный энтузиазм. Непосредственным поводом к этому было впечатление, произведенное на него (1208 г.) при богослужении в церкви Богоматери чтением того места евангелия от Матфея, в котором передаются слова, сказанные Спасителем в напутствие апостолам, посылаемым на проповедь веры: «Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Матф. X, 9, 10). До того дня Франциск любил веселиться; теперь он бросил щегольство, надел нищенскую одежду, стал спать на голой земле с камнем под головой вместо подушки, стал жить милостыней.
Отречение святого Франциска от земных благ. Фреска Джотто, 1297-1299 гг. Церковь святого Франциска в Ассизи
Все в Ассизи смеялись над ним, многие считали его сумасшедшим, отец проклял его; но он продолжал следовать влечению своей души. Красноречивые проповеди Франциска склонили нескольких других энтузиастов подражать ему. Они также отреклись от всякого имущества, решили странствовать вместе с ним, проповедуя покаяние, возвращая заблудших на путь истины. Франциск Ассизский составил для своей нищенствующей общины устав и пошел в Рим просить у папы утверждения новому монашескому ордену. Он имел сильных покровителей, рекомендовавших его вниманию Иннокентия III.
Папа разрешил Франциску основать орден, устав которого возлагал на новую общину обыкновенные монашеские обеты, но вместе с ними придавал небывалое развитие обету нищеты. Орденской одеждой была темно‑серая мантия, опоясанная веревкой, как подпоясывались бедняки. Скоро эту одежду стали носить тысячи людей. Официальным названием монахов нового ордена было минориты («меньшие», то есть ставящие себя ниже других); но обыкновенно их называли францисканцами по имени основателя ордена. Та церковь Богоматери, в которой Франциск Ассизский почувствовал влечение к нищенствующей жизни, была отдана ему и получила название «малого дара» (Порциункула, Portiuncula). Франциск установил, чтобы при этой церкви ежегодно происходило общее орденское собрание.
Прижизненное изображение Франциска Ассизского. XIII век
Франциск Ассизский был человек доброго сердца; его воодушевление производило сильное впечатление. Небольшого роста, темноволосый, с жидкой бородой, с нежными чертами лица, он был одарен звучным голосом, говорил восторженным тоном, и аскетизм его внушал к нему такое уважение, что еще при жизни его считали святым. О Франциске составилось множество легенд, в которых явно выражается стремление выставить его подобным Христу. Франциск Ассизский подавал своим последователям пример исполнения миссионерской обязанности не только между христианами, но и между неверными. В 1219 году он отправился к войску Пятого крестового похода в Дамиетту. Он хотел обратить египетского султана в христианскую веру. Это ему не удалось. Франциск старался приобрести на Востоке мученический венец, не удалось и это: мусульмане не убили его. Франциск основал монастырь своего ордена в Иерусалиме; там францисканским монахам было вверено охранение святого гроба.
Говорить спокойно, логично, Франциск Ассизский не умел, но в его проповедях была неудержимая страсть, действовавшая на впечатлительных людей. Он говорил проповеди деревьям и холмам и проливал так много слез о грехах, что ослеп. Изнуренный аскетизмом, Франциск Ассизский умер в Порциункуле 4 октября 1226 года.
Смерть и вознесение святого Франциска Ассизского. Фреска Джотто, 1300 г. Церковь святого Франциска в Ассизи
Легенда утверждает, что благодать Божия возложила на его тело символы святости: на руках и ногах его были язвы (стигматы), на тех местах, где они находились у распятого Христа. Через два года после смерти Франциск Ассизский был причислен римской церковью к лику святых.
