• Ремонт
• Ремонт 
• Дизайн интерьера
• Обо всём
• О сантехнике

Скандальная жизнь и трагедия анны петровны керн - калейдоскоп. Что было между пушкиным и анной керн на самом деле

...1819 год. Санкт-Петербург. Гостиная в доме Олениных, где собирался цвет литераторов России - от Ивана Андреевича Крылова до совсем молодого но уже известного Саши Пушкина. Традиционные чтения - Крылов читает свою басню "Осёл". Традиционные у Олениных "шарады". Роль Клеопатры выпала племяннице хозяйки дома - молоденькой генеральше. Пушкин рассеянно взглядывает на "актрису". Над корзиной цветов, само, как цветок - нежное женское лицо удивительной красоты...
А.П.Керн: "После этого мы сели ужинать. У Олениных ужинали на маленьких столиках, без церемоний и, разумеется, без чинов. Да и какие могли быть чины там, где просвещенный хозяин ценил и дорожил только науками и искусствами? За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: "Est-il permis d"etre aussi jolie!" (Можно ли быть такой хорошенькой! (фр.)). Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: "Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?" Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. "Ну, как же ты теперь, Пушкин?" - спросил брат. "Je me ravise (Я раздумал (фр.)), - ответил поэт, - я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины..."

А.Федосеенко. Анна Петровна Керн

...Анна Петровна Керн родилась 11 февраля 1800 года в Орле, в состоятельной дворянской семье надворного советника П.М.Полторацкого. И отец её, и бабушка - Агафоклея Александровна, из очень богатого рода Шишковых - были людьми властными, деспотичными, настоящими самодурами. Болезненная и тихая мать - Екатерина Ивановна Вульф - была полностью под каблуком мужа и свекрови. Впечатлительная девочка на всю жизнь сохранила воспоминания о той достаточно примитивной среде, в которой она росла, - и эта же среда оказала самое непосредственное влияние на её характер и судьбу.

Анна получила очень неплохое по тем временам домашнее образование,она много читала, что в совокупности с её природной живостью ума и любознательностью дало натуру чувствительную, романтическую и вполне, как сейчас бы сказали, интеллектуальную, при этом искреннюю и по умственным запросам весьма отличающуюся от многих барышень своего круга...

...Но, едва начавшись, жизнь её оказалась сломанной, "прибитой на цвету". 8 января 1817 года прелестная семнадцатилетняя девочка по настоянию родных выходит замуж за генерала Ермолая Керна, который был старше её на 35 лет. Самодуру отцу льстило, что дочь будет генеральшей - и Анна с отчаянием подчиняется. Утонченной, мечтающей об идеальной романтической любви девочке никак не подходил грубый солдафон, малообразованный, вышедший в генералы из нижних чинов. Сверстницы ей завидовали - а красавица-генеральша лила слёзы, с отвращением глядя на мужа - чистой воды аракчеевского военного - провинциально-гарнизонная среда и общество были для неё невыносимы.
Позднее она напишет: "Против подобных браков, то есть браков по расчету, я всегда возмущалась. Мне казалось, что при вступлении в брак из выгод учиняется преступная продажа человека, как вещи, попирается человеческое достоинство, и есть глубокий разврат, влекущий за собою несчастие..."
...В 1817 году во время празднества по случаю больших маневров, на Анну обратил внимание император Александр - "…я не была влюблена... я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милость посредством благосклонного внимания царя, - ничего, ничего подобного... Все любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой... Если бы мне кто сказал: "Этот человек, перед которым ты молишься и благоговеешь, полюбил тебя, как простой смертный", я бы с ожесточением отвергла такую мысль и только бы желала смотреть на него, удивляться ему, поклоняться, как высшему, обожаемому существу!.." Для Александра - лёгкий флирт с хорошенькой, очень похожей на известную красавицу, прусскую королеву Луизу, генеральшей. Для Анны - начало осознания своей привлекательности и очарования, пробуждения женских амбиций и - возможность отвлечься от серой и страшной тоски гарнизонной жизни с нелюбимым до страдания мужем. Не радовали и дети - в 1818 году родилась дочь Катя,потом - еще две девочки. В своем дневнике, который она адресовала своей родственнице и подруге Феодосии Полторацкой, она писала с жестокой откровенностью:
"Вы знаете, что это не легкомыслие и не каприз; я вам и прежде говорила, что я не хочу иметь детей, для меня ужасна была мысль не любить их и теперь еще ужасна. Вы также знаете, что сначала я очень хотела иметь дитя, и потому я имею некоторую нежность к Катеньке, хотя и упрекаю иногда себя, что она не довольно велика. По несчастью, я такую чувствую ненависть ко всей этой фамилии, это такое непреодолимое чувство во мне, что я никакими усилиями не в состоянии от оного избавиться. Это исповедь! Простите меня, мой ангел!" . Этим нежеланным детям - кроме Кати - судьба долгой жизни не подарила.
...Ей было 20 лет, когда она впервые серьёзно влюбилась - имя её избранника неизвестно, она называет его в Дневнике Иммортелем или Шиповником - и Керн кажется ей еще более омерзительным.

"Ты прав: что может быть важней
На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей
Дороже злата и честей,
Дороже славы разногласной...
Поговорим опять о ней.

Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей;
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу..."

Отношения Анны и Родзянко были лёгкими и фривольными - она отдыхала...

...И наконец - Тригорское. Приехав в дом своих друзей, Пушкин встречает там Анну Керн - и весь месяц, который Керн провела у тетки, Пушкин часто, почти ежедневно появлялся там, слушал, как она пела, читал ей свои стихи. За день до отъезда Керн вместе с теткой и двоюродной сестрой побывала в гостях у Пушкина в Михайловском, куда они поехали из Тригорского на двух экипажах, тетушка с сыном ехали в одном экипаже, а двоюродная сестра, Керн и Пушкин - целомудренно в другом. Но в Михайловском они все-таки вдвоем ночью долго бродили по запущенному саду, но, как утверждает Керн в своих воспоминаниях, "подробностей разговора я не запомнила."

А вспышка поэта, когда он выхватил подарок, скорее всего, была связана и со вспышкой ревности - его счастливым соперником оказался его друг и кузен Анны - Алексей Вульф, и многое в его поведении и было вызвано этим соперничеством. Да и Анна особых иллюзий на его счёт не питала: "Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта больше, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное... Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени".

В ту пору с Анной Петровной Керн познакомился молодой студент Александр Никитенко, в будущем цензор и профессор Петербургского университета, снимавший квартиру в одном с ней доме. Он едва не попал в сети неотразимой обольстительницы. Керн поразила его при первой же встрече. В мае 1827 года он дал в своём "Дневнике" замечательный её портрет:

"Несколько дней тому назад г-жа Штерич праздновала свои именины. У нее было много гостей и в том числе новое лицо, которое, должен сознаться, произвело на меня довольно сильное впечатление. Когда я вечером спустился в гостиную, оно мгновенно приковало к себе мое внимание. То было лицо молодой женщины поразительной красоты. Но меня больше всего привлекла в ней трогательная томность в выражении глаз, улыбки, в звуках голоса...Женщина эта очень тщеславна и своенравна. Первое есть плод лести, которую беспрестанно расточали её красоте, её чему-то божественному, неизъяснимо в ней прекрасному, - а второе есть плод первого, соединенного с небрежным воспитанием и беспорядочным чтением". В конце концов Никитенко бежал от красавицы, записав при этом:"Она хотела бы сделать меня своим панегиристом. Для этого она привлекала меня к себе и поддерживала во мне энтузиазм к своей особе.А потом, когда выжала бы из лимона весь сок, корку его выбросила бы за окошко..."
...И в это же время у Пушкина, наконец, появляется возможность взять "галантный реванш".В 1828 году в феврале, через полтора года после написания строк "я помню чудное мгновенье", Пушкин в письме похвастался своему приятелю Соболевскому, не стесняясь в выражениях и пользуясь к тому же лексиконом дворников и извозчиков (извините за неблагообразную цитату - но что есть, то есть): "Ты ничего не пишешь мне о 2100 руб., мною тебе должных, а пишешь мне о m-me Kern, которую с помощью Божьей я на днях..." Такое откровенное и грубое сообщение о близости с некогда страстно любимой женщиной Пушкин, видимо, написал, потому что испытывал сильнейший комплекс из-за того, что не сумел получить эту близость раньше,из чувства соперничества с тем же Вульфом - и ему непременно нужно было донести до друзей, что факт этот случился, пусть даже запоздало. Ни в одном другом письме по отношению к другим женщинам Пушкин не допустил такой грубой откровенности.
Впоследствии Пушкин напишет Алексею Вульфу с сарказмом: "Что делает Вавилонская блудница Анна Петровна?" А Анна Петровна наслаждалась свободой.

Красота её становилась всё более и более притягательной

Вот как пишет она о себе в своем дневнике: "Представьте, я сейчас мельком взглянула в зеркало, и мне показалось чем-то оскорбительным, что я ныне так красива, так хороша собой. Я не буду по-прежнему описывать вам мои победы. Я их не примечала и слушала хладнокровно двусмысленные недоконченные доказательства удивления - восхищения".

Пушкин о Керн: "Хотите знать, что такое г-жа К...? - она изящна; она все понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки, - но при этом она чудо как привлекательна".
Брат поэта, Лев Сергеевич, тоже увлечен красавицей и посвящает ей мадригал:

"Как можно не сойти с ума,

Внимая вам, на вас любуясь;

Венера древняя мила,
Чудесным поясом красуясь,
Алкмена, Геркулеса мать,
С ней в ряд, конечно, может стать,
Но, чтоб молили и любили
Их так усердно, как и вас,
Вас спрятать нужно им от вас,
У них вы лавку перебили!"

...Генерал Керн продолжал забрасывать письмами всевозможные инстанции, требуя содействия по возвращению заблудшей супруги в лоно семьи. Девочки - три дочки - находились до своего поступления в Смольный при нём...Её превосходительство генеральша, сбежавшая от мужа-генерала, все-таки использовала его имя… и, видимо, деньги, на которые жила.
В 1831 году Пушкин женится. Вскоре умирает Дельвиг. Софья Дельвиг очень быстро и неудачно выходит замуж. Всё это в корне меняет привычную петербургскую жизнь Анны Керн. "Её превосходительство" уже не так приглашали, или совсем не приглашали на литературные вечера, где собирались известные ей не понаслышке талантливые люди, она лишилась общения с теми талантливыми людьми, с которыми, благодаря Пушкину и Дельвигу, свела её жизнь… Перед красавицей-генеральшей ощутимо вставал призрак нищеты.Муж отказал ей в денежном довольствии, видимо, таким способом пытаясь вернуть её домой. Одна за другой умирают две её младшие дочери и мать. Лишённая всяких средств к существованию, обобранная отцом и близкими, она пыталась отсудить материнское имение, в чем ей безуспешно пытался помочь Пушкин, пробовала подрабатывать переводами - и в этом ей тоже помогал, хотя и ворча, Александр Сергеевич.
В 1836 году семейные обстоятельства Керн вновь приобрели драматический оборот. Она была в полном отчаянии, потому что к моменту окончания Смольного института ее дочерью Екатериной объявился генерал Керн, вознамерившийся забрать дочь к себе. Дело с трудом уладилось.
...Первого февраля 1837 года в Конюшенной церкви, где отпевали Пушкина, Анна Керн вместе со всеми, пришедшими под своды храма, "плакала и молилась" о его несчастной душе. А в это время её уже настигла всепоглощающая взаимная любовь...
... "Я помню приют любви, где мечтала обо мне моя царица..., где поцелуями пропитан был воздух, где каждое дыхание ее было мыслью обо мне. Я вижу ее улыбающуюся из глубины дивана, где она поджидала меня...
Никогда я не был так полно счастлив, как на той квартире!!... Из той квартиры выходила она и медленно шла мимо окон корпуса, где я, прильнувши к окну, пожирал ее взглядом, улавливая воображением каждое ее движение, чтоб после, когда видение исчезнет, тешить себя упоительной мечтой!... А эта беседка в Петергофе, среди душистых цветов и зелени в зеркалах, когда ее взгляд, прожигая меня, воспламенял..."

И потекли годы истинного счастья. А. Марков-Виноградский был, что называется, неудачником, не обладая никакими талантами, кроме чистого и чувствительного сердца. Он не умел зарабатывать на хлеб насущный, так что семье приходилось бедствовать и даже жить у разных друзей из милости. Но он не мог надышаться на свою Анету и заполнял дневник трогательными признаниями:"Благодарю тебя, Господи, за то, что я женат! Без нее, моей душечки, я бы изныл, скучая. Все надоедает, кроме жены, и к ней одной я так привык, что она сделалась моей необходимостью! Какое счастье возвращаться домой! Как тепло, хорошо в ее объятьях. Нет никого лучше, чем моя жена" . А она писала своей родственнице Е. В. Марковой-Виноградской уже более чем через десять лет их совместной жизни: "Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви. За все, за все благодарю Господа! Может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы".

Они прожили вместе почти сорок лет в любви и в ужасающей бедности, часто переходящей в нужду.После 1865 года Анна Керн с мужем, который вышел в отставку с чином коллежского асессора с мизерной пенсией, жили в страшной бедности и скитались по разным углам у родных в Тверской губернии, в Лубнах, в Киеве, в Москве, в селе Прямухино. Анна писала воспоминания и свято сохраняла пушкинские реликвии - письма. И всё же их пришлось продать - по мизернейшей цене. К месту сказать, ранее оригинал стихотворения "Я помню чудное мгновение" композитор Михаил Глинка попросту утерял, когда сочинял на него свою музыку ("он взял у меня стихи Пушкина, написанные его рукою, чтоб положить их на музыку, да и затерял их, Бог ему прости! "); музыку, посвященную, кстати, дочери Анны Керн Екатерине, в которую (в дочь) Глинка был безумно влюблен. Ко времени продажи Екатерина вышла замуж за архитектора Шокальского, и об увлечении ей Глинкой почти не вспоминала.
В 1864 году семейство Марковых-Виноградских посетил Иван Сергеевич Тургенев: «Вечер провел у некой мадам Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь ее много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь еще при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню. Мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую ее в 28 лет - беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде, улыбке...немного смахивает на русскую горничную а-ля Параша. На месте Пушкина я бы не писал ей стихов.
Ей, по-видимому, очень хотелось познакомиться со мной, и, так как вчера был день ее ангела, мои друзья преподнесли ей меня вместо букета. У нее есть муж на двадцать лет моложе нее: приятное семейство, немножко даже трогательное и в то же время комичное». (Выдержка из письма Тургенева к Полине Виардо, 3 (15)февраля 1864 года, письмо № 1567)".

В январе 1879 года в селе Прямухине "от рака в желудке при страшных страданиях", как пишет его сын, скончался А.В. Марков-Виноградский, муж Анны Керн, а через четыре месяца 27 мая 1879 года в недорогих меблированных комнатах на углу Тверской и Грузинской в Москве (в Москву её перевез сын) в возрасте семидесяти девяти лет закончила свой жизненный путь и Анна Петровна Маркова-Виноградская (Керн).
...Она должна была быть похоронена рядом с мужем, но сильные проливные не свойственные для этого времени года дожди размыли дорогу и невозможно было доставить гроб к мужу на кладбище. Её похоронили на погосте возле старой каменной церкви в деревне Прутня, расположенной в шести километрах от Торжка. Общеизвестен мистический рассказ о том, как "гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву".
Сын Марковых-Виноградских, с детства отличавшийся слабым здоровьем, покончил с собой вскоре после смерти родителей. Ему было около 40 лет, и он был, как и родители, совсем не приспособлен к жизни. Катенька Шокальская-Керн прожила долгую и спокойную жизнь и умерла в 1904 году.

Бурная и тяжёлая земная жизнь Анны Петровны была закончена. До сих пор на ее скромную могилу люди приносят живые цветы, а молодожены со всей округи приезжают сюда, чтобы поклясться друг другу в вечной любви именем той, которая пусть недолго, но была столь дорога великому жизнелюбцу Пушкину.
На могиле А.П. Керн установлен большой гранитный камень-валун, на нем укреплена беломраморная доска с высеченными четырьмя строками знаменитого пушкинского стихотворения...

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
К *** А.С Пушкин

Анна Петровна Керн (урождённая Полторацкая, по второму мужу Маркова-Виноградская; 11 (22) февраля 1800, Орёл - 16 (27) мая 1879, Торжок) - русская дворянка, в истории более всего известна по роли, которую она играла в жизни Пушкина. Автор мемуаров.

«Я родилась в Орле, в доме моего деда Ивана Петровича Вульфа, который там был губернатором..., 11 февраля 1800». (Керн А. П. «Воспоминания»). На фасаде здания гостиницы «Русь» в мае 1990г. была установлена мемориальная доска с указанием, что на этом месте стоял дом, в котором родилась А.П. Керн.

Образование Анна Петровна получила домашнее. С 8 до 12 лет она обучалась гувернанткой, вызванной из Петербурга.Она немного знала французский язык, зарубежную литературу (в основном, на основе романов). Вместе с родителями жила в усадьбе деда с материнской стороны Ивана Петровича Вульфа, орловского губернатора, чей потомок Дмитрий Алексеевич Вульф является её внучатым племянником.

Портрет Ивана Петровича Вульфа. 1811 г. Кипренский Орест Адамович.

Позже родители и Анна переехали в уездный город Лубны Полтавской губернии, где отец ее, Полторацкий Пётр Маркович, был уездным предводителем дворянства. Всё детство Анны прошло в этом городе да в Бернове, имении, также принадлежавшем И. П. Вульфу.

Берново. Усадьба Вульфов.

Её родители принадлежали к кругу состоятельного чиновного дворянства. Отец - полтавский помещик и надворный советник, - сын известного ещё в елизаветинские времена начальника придворной певческой капеллы М. Ф. Полторацкого, женатого на богатой и властной Агафоклее Александровне Шишковой. Мать - Екатерина Ивановна, урожденная Вульф, женщина добрая, но болезненная и слабохарактерная, находилась под началом у мужа. Сама Анна много читала.

А. Арефьев-Богаев. Портрет Анны Петровны Керн (1840)

Юная красавица начала «выезжать в свет», поглядывая на «блистающих» офицеров, но отец сам привёл в дом жениха - не только офицера, но и генерала Ермолая Фёдоровича Керна из имевшего английское происхождение дворянского рода Керн. В это время Анне было 17 лет, Ермолаю Фёдоровичу - 52. Девушке пришлось смириться и в январе, 8 числа, 1817 года состоялась свадьба.

Доу, Джордж - Портрет Ермолая Федоровича Керна.

В своём дневнике она писала: «Его невозможно любить - мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо - я почти ненавижу его». Позже это выразилось и в отношении к детям от совместного с генералом брака - Анна была к ним достаточно прохладна (дочери её Екатерина и Александра, родившиеся в 1818 и в 1821 годах соответственно, воспитывались в Смольном институте). Александра умерла примерно в 1835 году. В 1826 году у Анны Петровны родилась еще одна дочь Ольга, умершая в 1833 году. К слову- сын Екатерины Ермолаевны Керн- Юлий Шокальский - советский океанограф, географ и картограф, почётный член АН СССР (с 1939 года; член-корреспондент с 1923 года).

Неизвестный художник.
Портрет дочери Анны Керн, Екатерины Ермолаевны (1818-1904)

Анне Петровне пришлось вести жизнь жены армейского служаки аракчеевских времён со сменой гарнизонов «согласно назначенью»: Елизаветград, Дерпт, Псков, Старый Быхов, Рига…В Киеве она сближается с семьёй Раевских и говорит о них с чувством восхищения. В Дерпте её лучшими друзьями становятся Мойеры - профессор хирургии местного университета и его жена - «первая любовь Жуковского и его муза».

В 1819 году зимой в Петербурге в доме своей тетки Е.М.Олениной она восторженно слушала И.А. Крылова, и здесь судьба впервые случайно столкнула её с Пушкиным, которого она попросту не заметила. "На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие", - пишет она в воспоминаниях, и далее, словно оправдываясь: "В чаду... такого очарования (Крыловым) мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина"… Хотя Пушкин вовсю старался обратить на себя её внимание "льстивыми возгласами как, например: Можно ли быть такой хорошенькой!" и разговорами, в которых она что-то "нашла… дерзким, ничего не ответила и ушла".

Анечка Керн и Александр Пушкин. Автор?

Он еще не стал тем Пушкиным, которым восхищалась вся Россия, и, возможно, поэтому некрасивый кудрявый юноша не произвел на нее никакого впечатления…"Когда я уезжала и брат сел со мною в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами", - пишет Анна Керн в воспоминаниях (брат, с которым она села в экипаж, - это Алексей Вульф, двоюродный брат Анны Керн). Позднее двоюродная сестра А.Н. Вульф писала ей: "Ты произвела сильное впечатление на Пушкина во время вашей встречи у Олениных; он всюду говорит: "Она была ослепительна".Ей было девятнадцать лет, Пушкину двадцать. Впрочем, в 1819 году в её жизни мелькнул некий мужчина - из дневника можно узнать, что она называла его «шиповник».

П.Ф.Соколов. Портрет А.С.Пушкина.1836 г.

Прошло шесть лет, и на всю Россию прогремели поэмы и стихи поэта, сосланного императором в ссылку в село Михайловское. "В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью читала: Кавказский пленник, Бахчисарайский фонтан, Разбойники и 1-ю главу Онегина…"И она уже им восхищена... Вот она, волшебная сила искусства. Некрасивый кудрявый, с африканскими чертами лица, юноша превратился в желанного кумира. Как она пишет: "Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его…"

Н.Рушева Пушкин и Анна Керн.

Пушкин узнал о восхищенной поклоннице, которой сам был восхищен, в 1824 году от ее родственников Вульфов, которые жили в Тригорском, находившимся рядом с Михайловском. Правда природа этих восхищений была разная, что и определило драматизм дальнейшей истории их отношений… Их знакомство продолжилось… правда сначала заочно. И снова здесь свою роль сыграл господин Случай. Рядом с имением Керн жил друг Пушкина Аркадий Родзянко, Пушкин пишет Родзянко письмо, в котором интересуется судьбой Керн. Родзянко, естественно, показывает письмо Анне Петровне, и они вдвоем пишут ответ Пушкину (Анна Петровна вставляет в письмо свои реплики, причем очень мило и раскованно, но при этом создается ощущение, что Родзянко и Керн связывают не только дружеские отношения).

С. Гуляев. Я помню чудное мгновенье.

В июне 1825 года, уже покинув мужа, по пути в Ригу, она заглянула в Тригорское, имение своей тётушки, Прасковьи Александровны Осиповой, где вновь повстречалась с Пушкиным (имение Михайловское находится неподалёку). Гений поэта оказывал на женщин огромное влияние. Впрочем, женщинам в любые времена нравились мужчины талантливые, известные, сильные духом и телом.

Пушкин в Михайловском. Кончаловский Петр Петрович.

Но мужчинам тоже часто нравятся женщины, которым они нравятся… Весь месяц, который Керн провела у тетки, Пушкин часто, почти ежедневно появлялся в Тригорском, слушал, как она пела, читал ей свои стихи. За день до отъезда Керн вместе с теткой и двоюродной сестрой побывала в гостях у Пушкина в Михайловском, куда они поехали из Тригорского на двух экипажах, тетушка с сыном ехали в одном экипаже, а двоюродная сестра, Керн и Пушкин – целомудренно в другом. Но в Михайловском они все-таки вдвоем ночью долго бродили по запущенному саду, но, как утверждает Керн в своих воспоминаниях, "подробностей разговора я не запомнила."

Аллея Анны Керн в парке усадьбы Михайловское.

На другой день, прощаясь, Пушкин принес ей экземпляр первой главы Евгения Онегина, в листах которого она нашла сложенный вчетверо лист бумаги со стихами "Я помню чудное мгновенье". "Когда я сбиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю", – пишет она. Почему Пушкин хотел забрать стихи обратно – загадка… По поводу этого существует много версий, но это только добавляет пикантности в историю любви-страсти поэта…

Такой Анну Керн видел Пушкин
(рисунок на полях рукописи; предположительно на нем изображена Анна Керн), 1829 г.

Сохранились письма Пушкина к Керн на французском языке; они по крайней мере не менее пародийны и шутливы, чем отмечены серьёзным чувством, отвечая тому характеру игры, который царил в Михайловском и Тригорском. Анна Петровна только через два года, уже в Петербурге, вступила в мимолётную связь с поэтом; Пушкин отнёсся к этому событию иронически и в довольно грубом тоне упомянул о случившемся в письме к своему другу С. А. Соболевскому. В другом письме Пушкин называет Керн «наша вавилонская блудница Анна Петровна».

В дальнейшей своей жизни Керн была близка к семье барона А. А. Дельвига, к Д. В. Веневитинову, С. А. Соболевскому, А. Д. Илличевскому, А. В. Никитенко, М. И. Глинке (Михаил Иванович написал прекрасную музыку к стихотворению «Я помню чудное мгновенье», но посвятил ее уже Екатерине Керн - дочери Анны Петровны), Ф. И. Тютчеву, И. С. Тургеневу.

Однако после женитьбы Пушкина и смерти Дельвига связь с этим кругом общения была разорвана, хотя у Анны остались хорошие отношения с семьёй Пушкиных - она по прежнему навещала Надежду Осиповну и Сергея Львовича Пушкиных, «„Льва", которому я вскружила голову», и конечно же, с Ольгой Сергеевной Пушкиной (Павлищевой), «наперсницей в сердечных делах», (в её честь Анна назовёт свою младшую дочь Ольгой).

Анна Петровна Керн. Репродукция портрета работы Ивана Жерена.

После смерти Надежды Осиповны и гибели Пушкина отношения Керн с семьей поэта не прервались. Сергей Львович Пушкин, неизменно влюбчивый, а после смерти жены остро ощущавший одиночество, писал Анне Петровне сердечные, едва ли не любовные письма: "... я еще не влюблен в вас, но именно с вами хотелось бы мне прожить оставшиеся мне еще последние печальные годы".

Анна продолжала любить и влюбляться, хотя в «светском обществе» приобрела статус отверженной. Уже в 36 лет она снова влюбилась - и это оказалась настоящая любовь. Избранником был шестнадцатилетний кадет Первого Петербургского кадетского корпуса, её же троюродный брат Саша Марков-Виноградский. Она совсем прекратила появляться в обществе и стала вести тихую семейную жизнь. Через три года родила сына, которого назвала Александром. Всё это происходило вне брака.

Силуэт Анны Керн (предположительно), здесь ей 25 лет.

Немного спустя (в начале 1841 года) умирает старый Керн. Анне, как генеральской вдове, полагалась приличная пенсия, но 25 июля 1842 года она официально венчается с Александром и теперь её фамилия - Маркова-Виноградская. С этого момента она уже не может претендовать на пенсию, и им приходится жить весьма скромно.

Вот что писал Тургенев: «Вечер провел у некой мадам Виноградской, в которую когда-то был влюблен Пушкин. Он написал в честь ее много стихотворений, признанных одними из лучших в нашей литературе. В молодости, должно быть, она была очень хороша собой, и теперь еще при всем своем добродушии (она не умна), сохранила повадки женщины, привыкшей нравиться. Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню. Мне она показала полувыцветшую пастель, изображающую ее в 28 лет - беленькая, белокурая, с кротким личиком, с наивной грацией, с удивительным простодушием во взгляде и улыбке... немного смахивает на русскую горничную а-ля Параша. На месте Пушкина я бы не писал ей стихов..."

В это время у Анны заподозрили туберкулёз и чтобы вылечить ее и как-то свести концы с концами, им приходится многие годы прожить в деревушке Сосница Черниговской губернии - доме деда Анны Петровны. В 1855 году Александру Васильевичу удаётся получить место в Петербурге, сначала в семье князя С. А. Долгорукова, а затем столоначальника в департаменте уделов. Было тяжело, Анна Петровна подрабатывала переводами, но их союз оставался нерушимым до самой смерти.

В ноябре 1865 года Александр Васильевич вышел в отставку с чином коллежского асессора и маленькой пенсией, и Марковы-Виноградские покинули Петербург. Жили то здесь, то там, их преследовала ужасающая бедность. В силу нужды Анна Петровна продала свои сокровища - письма Пушкина, по пяти рублей за штуку.

Двадцать восьмого января 1879 года А. В. Марков-Виноградский скончался в Прямухине («от рака желудка в страшных болях»), а через четыре месяца (27 мая) умерла и сама Анна Петровна, в «меблированных комнатах», на углу Грузинской и Тверской (её перевёз в Москву сын). Говорят, когда траурная процессия с гробом проезжала по Тверскому бульвару, на нём как раз устанавливали знаменитый памятник знаменитому поэту. Так в последний раз встретился Гений со своим «гением чистой красоты».

Памятный камень с пушкинской строкой: «Я помню чудное мгновенье…» у церкви Петра и Павла в Риге (сейчас концертный зал Ave Sol).

Перед смертью она велела похоронить ее рядом с мужем, но ее воля не была выполнена по причине весьма слякотной погоды весны 1879 года, размывшей дорогу, которая раскисла от влаги до такой степени, что стала абсолютно непроходима. Анну Петровну не довезли до могилы мужа и похоронили на полпути на старом сельском кладбище, возле старой каменной церкви в деревне Прутня, что в 6 километрах от Торжка. Трагична судьба и ее четвертого ребенка - сына, Александра, взрослым он покончил с собой в возрасте сорока лет вскоре после смерти своих родителей, видимо по причине неприспособленности к жизни.

А через 100 лет в Риге, у бывшей церкви, был поставлен скромный памятник Анне Петровне с надписью на латышском языке.

Приносят и приносят
Сюда от Пушкина цветы...

1)" СТРОЙНА И СВЕТЛООКА..."

" Когда стройна и светлоока
Передо мной стоит она,
Я мыслю: гурия пророка
С небес на землю сведена!
Коса и кудри темно-русы,
Наряд небрежный и простой,
И на груди роскошной бусы
Роскошно зыблются порой.
Весны и лета сочетанье
В живом огне ее очей,
И тихий звук ее речей
Рождает негу и желанья
В груди тоскующей моей."

Это стихотворение посвящено Анне Петровне Керн, необыкновенной женщине, вдохновившей Александра Сергеевича Пушкина на его бессмертное послание " Я помню чудное мгновенье ".
Шедевр, с детства знакомый всем нам еще и благодаря чарующему романсу Михаила Глинки. Короткая и звучная фамилия Керн принадлежала также дочери Анны Петровны Екатерине Ермолаевне, которой влюбленный в нее композитор и посвятил этот поистине волшебный романс.
Впрочем, сама Анна Петровна после второго замужества подписывалась только как "Анна Виноградская", т.е. по фамилии любимого второго мужа. От славного боевого генерала Керн она сбежала в возрасте 26 лет,будучи беременной.

Что же мы знаем о ней? Достаточно много, и в тоже время совсем мало. Жизнь этой женщины ни на минуту не застывала в одном русле, менялась от года к году. Многочисленные переезды по разным городам страны мало что оставили на память о ней. Особенно жаль, что осталось совсем немного ее изображений, да и те,что остались,ставятся под сомнение многочисленными исследователями.
А ведь эта яркая женщина оставила после себя интереснейшие мемуары,была знакома со многими знаменитыми людьми своего времени.
Вот что написано о ней в энциклопедическом справочнике "Тверской край":

" КЕРН Анна Петровна (1800-79), мемуаристка. Внучка владельца с. Берново Старицкого у. И. П. Вульфа, дочь П. М. и Е. И. Полторацких. Бывала в родовом имении Полторацких Грузины Новоторжского у. (ныне Торжокского р-на),в 1808-12 воспитывалась и обучалась в имении И. П. Вульфа Бернове. Эти годы отражены в мемуарах "Из воспоминаний о моем детстве" (1870). Позднее К. (во втором браке Маркова-Виноградская) жила в Петербурге, Москве, имении Бакуниных Прямухино Новоторжского у. Пушкин посвятил ей послание "Я помню чудное мгновенье..." (1825). К. - автор дневников и восп.: "Дневник для отдохновения" (1820), "Воспоминания о Пушкине", "Воспоминания о Дельвиге и Глинке", "Дельвиг и Пушкин" (1859), сохранивших живые черты современников, прежде всего Пушкина и его окружения. Похоронена на погосте Прутня под Торжком."

На мой взгляд интересно то, что Анна Петровна,как и красавица Наталья Гончарова, имеет украинские корни. Марк Полторацкий, владелец поместья в селе Сосницы Черниговской области, в котором он и родился, был ее дедом.
В этом небольшом имении, бывшем уже во владении Александра Васильевича Виноградского, ее троюродного брата и второго мужа, Анна проведет впоследствии одиннадцать лет своей жизни, но затем супруги будут вынуждены его продать. Когда-то блестящая генеральша Анна Петровна Керн вынуждена была жить очень скромно, если не сказать более того, со вторым мужем Александром Васильевичем Виноградским. Свои мемуары она опубликовывала в журналах за совсем небольшие деньги.И даже вынуждена была продать адресованные ей письма Пушкина из-за постоянной нужды в деньгах...
Вероятно, из-за такой более чем скромной жизни и раздоров в первом браке сохранилось так мало портретов Анны Петровны, да и те, что сохранились, ставятся под сомнение.
В справочнике "Тверской край" приводится портрет Анны Петровны 1829 года, вернее фотография с литографированного портрета французского художника Ашила Деверия. Этот же портрет приводит Лариса Керцелли в своей книге "Тверской край в рисунках Пушкина".
Мне захотелось что-то узнать об это художнике и о возможности написания им портрета Анны Петровны.

2) ХУДОЖНИК АШИЛ ДЕВЕРИЯ.

И вот какие сведения об этом художнике я раздобыла:

" Ашиль Жак-Жан-Мари Девериа; (6 февраля 1800 года, Париж - 23 декабря 1857 года, там же) - французский художник, акварелист и литограф. Брат Эжена Девериа.
Ученик Жироде-Триозона. В 1822 году он начал выставляться в Парижском Салоне.
К 1830 году стал успешным книжным иллюстратором (известны его иллюстрации к «Фаусту» Иоганна Гёте, «Дон Кихоту» Сервантеса, сказкам Шарля Перро), одновременно приобретя известность эротическими миниатюрами. В творчестве Девериа преобладали лёгкие, сентиментальные или фривольные сюжеты.
Девериа был также видным портретистом. Им, в частности, были изображены Александр Дюма-отец, Проспер Мериме, Вальтер Скотт, Альфред де Мюссе, Бальзак, Виктор Гюго, Мари Дорваль, Альфонс де Ламартин, Альфред де Виньи, Видок и другие. Шарль Бодлер говорил о портретах Девериа, что они отражают «все нравы и эстетики эпохи».
В 1849 году Девериа был назначен начальником отдела гравюры Национальной библиотеки и помощником хранителя египетского отдела Лувра.
В последние годы жизни Девериа преподавал рисунок и литографию своему сыну Теодюлю, и они вместе работали над альбомом портретов.
Работы Девериа выставляются в Лувре, Музее Искусств Сан-Франциско, Музее Пола Гетти, Музее Нортона Саймона, коллекции Льежского университета."

Это краткая биография французского художника, ровесника Анны Петровны.
Если верить датировке предполагаемого портрета Анны Петровны, то он написан в 1828-29 году. Сам художник Ашил Деверия в Петербурге, где в это время проживала Анна Петровна, не бывал.
Как выглядела Анна Петровна в те годы, дает представление ее словесное описание, которое дал Подолинский, поклонник Анны Петровны, в своем "Портрете".
В эти же годы Анна Петровна,ушедшая в 1826 году от мужа-генерала и проживающая отдельно, поддерживает знакомства со многими известными людьми, в том числе и с французом Базеном, являвшимся в то время ее поклонником.

Краткие сведения об этом интересном человеке:
" Базен Петр Петрович (1783-1838) - француз, принятый на русскую службу Александром I; в 1826 году -- генерал-лейтенант-инженер, директор Института инженеров путей сообщения."
Анна Петровна называет его в свих мемуарах:"Воспоминания о Пушкине,Дельвиге,Глинке" - "моим хорошим знакомым". Петр Петрович Базен был не только выдающимся инженером, но и знал несколько иностранных языков.В 1834 году он издал одну из своих работ по лингвистике в Париже.
Будучи на русской службе, он поддерживал отношения со своей родной страной, многократно бывал в Париже и вполне мог знать художника Ашила Деверия, как выдающегося портретиста и литографа. Вполне возможно, что по его заказу и сделана литография с акварельного портрета Анны Петровны тех лет.
В то время Анна Петровна заграницей не бывала, но гораздо позже, в 1861 году со своим вторым мужем Марковым-Виноградским она ездила на лечение в Баден в 1861 году и в Швейцарию в 1865 году. Ей было уже за шестьдесят...
Ашил Деверия умер в 1857 году в Париже, т.е гораздо раньше посещения Анной Керн Европы. Остается только предположить, что в 1829 году он создал литографию с привезенному кем-то из друзей Анны ее портрета. Это вполне мог быть Базен Петр Петрович, связанный с Анной неоднозначными отношениями.

3) МИНИАТЮРА НА СЛОНОВОЙ КОСТИ.

"Единственным достоверным живописным портретом её(Анны Петровны) считается миниатюра неизвестного художника, переданная в 1904 году в Пушкинский Дом внучкой Анны Петровны А. А. Кулжинской и находящаяся теперь в экспозиции Всероссийского музея Пушкина в Санкт–Петербурге. Однако этот портрет, написанный в конце 1820–х – начале 1830–х годов малоискусным мастером, не только не передаёт красоты модели, но даже разочаровывает. В изображённой на нём женщине нет ничего ослепительного и чарующего, художнику не удалось передать ни «трогательной томности в выражении глаз», ни её живого ума, ни поэтичности натуры."
Так пишет в своей книге "Жизнь во имя любви" Владимир Сысоев.
Но я с ним не согласна. Как раз этот портрет передает миловидность облика Анны, которую упоминали все знакомые с ней люди. "Милые черты" и "голос нежный" вспоминает Пушкин в своем бессмертном стихотворении.
Когда оно было написано, Анне было двадцать шесть лет. В тот момент, как известно, она посетила Тригорское и покорила сердце поэта, исполняя романс Козловского.
"Милые черты " Александр Сергеевич изобразил на профильном ее изображении, которое сделал 20 октября 1829 года, в день памяти святой Анны Кашинской, на черновике статьи, содержащей протест против самовольной публикации его стихов М. А. Бестужевым–Рюминым в альманахе «Северная звезда».
Этот силуэт считают портретом Анны Петровны Керн.

Известный искусствовед и исследователь рисунков поэта А. М. Эфрос, атрибутировавший этот портрет, писал: «На листе изображена склонённая голова молодой дамы, с гладкой, прикрывающей виски причёской и высоким шиньоном на макушке. В ушах – длинные на подвесках серьги. Рисунок сделан скупым и строгим очерком. Он передаёт округлые черты миловидной, почти красивой женщины, в расцвете лет и потому несколько располневшей. У неё большие, непропорционально широкие глаза, как бы вплотную надвинувшиеся на тонкий прямой нос, чуть короткий, но изящно очерченный; на нижней части лица – большие мягкие губы и немного тяжёлый, но нежно–округлый подбородок».
Михаил Глинка, автор известного романса и поклонник дочери Анны Петровны Екатерины Ермолаевны Керн в своих "Заметках" вспоминает ее как "даму любезную и миловидную".
Видимо, такой Анна Петровна и была, что и доказывает еще одно ее изображение: рисунок Ивана Жерена, сделанный в 1838 году, когда Анна Петровна ожидала сына Александра.
В это время она уже сблизилась со своим вторым мужем, троюродным братом Александром Марковым-Виноградским. Генерал Керн умер только в 1841 году, а в 1842 году Анна вышла второй раз замуж. В 1838 году, т.е во время написания портрета, она была беременна, сына Александра родила в 1839 году.
В эти годы Анна Петровна проживала в Петербурге, как и художник Иван Жерен.
Но даты его жизни говорят о том, что портрет, а,вернее,карандашный рисунок был сделан его сыном, тоже художником и рисовальщиком Иваном Жереном.

4) ХУДОЖНИК ИВАН ЖЕРЕН.

Вот скупые сведения об этом художнике,которые я смогла найти:

" Жан (Иван Михайлович) Жерен(Вторая половина XVIII в. –1827 г.)
Родители Жерена – выходцы из Франции. Сам он родился в Москве. В 1809 году получил звание академика живописи. По заказу Военного общества при Главном гвардейском штабе создал серию рисунков, изображающих события Отечественной войны 1812 года. Был учителем рисования в Москве. Умер в Петербурге."
Сын художника Иван Иванович Жерен,тоже художник,умер в 1850 году.
Вот такими краткими сведениями мы располагаем об этих художниках,отце и сыне. Если следовать датам, то в 1838 году сделать карандашный портрет Анны Петровны мог только сын.
Интересно, но именно на этом рисунке, как мне кажется, Анна больше всего похожа на прусскую королеву Луизу, о сходстве с которой она упоминает в своих мемуарах "Три встречи с императором".

Вот что пишет Грановская в книге"Друзья Пушкина в портретах крепостного художника Арефова-Багаева":

"В своих воспоминаниях «Три встречи о императором Александром Павловичем» А. П. Керн, вспоминая о первой встрече с ним в 1817 г., пишет: «Много толковали, что он (Александр I, - Н. Г.) сказал, что я похожа на прусскую королеву <...> сходство с королевой было в самом деле, потому что в Петербурге один офицер, бывший камер-пажом во дворце при приезде королевы, это говорил моей тетке, когда меня увидел».
Далее Анна Петровна Керн пишет, что сходство с прусской королевой даже повлияло на расположение к ней императора Александра. И, кстати помогло в делах ее мужа...
В своей статье «Анна Петровна Керн» Б. Л. Модзалевский также писал: «Что сходство с королевой Луизой действительно было, это доказывает как портрет А. П. Керн, так и слова известной Веры Ивановны Анненковой, которая в 1903 г., рассказывая Ю. М. Шокальскому о его бабушке, вспоминала об этом, передавая, что император выразился тогда об Анне Петровне, что она „совершенно прусская королева“».

5) КРАСАВИЦА КОРОЛЕВА.

Такое настойчивое упоминание о сходстве с королевой Луизой, несомненно льстило Анне Петровне как в молодые годы, так и в период написания мемуаров.
Но ведь и было чем гордиться! Прусская королева Луиза, покорившая многие сердца, была красавицей. Причем красота эта была милой, нежной, какой-то поистине "ангельской", если судить по ее портретам.
Вот краткие сведения о прекрасной королеве Луизе:

"Принцесса Мекленбург-Стрелицкая, супруга Фридриха Вильгельма III и королева-консорт Пруссии. Бабушка российского императора Александра II. В описаниях современников королева Луиза предстаёт красавицей с непринуждёнными манерами общения, скорее свойственными представителям третьего сословия, нежели чопорной аристократии.
Родилась 10 марта 1776 г., Ганновер, Брауншвейг-Люнебург, Священная Римская империя
Умерла 19 июля 1810 г. (34 года), Хоэнцириц, Пруссия
В браке с Фридрих Вильгельм III (с 1793 г.)
Родители:Карл II, Фридерика Гессен-Дармштадтская
Дети:Карл Прусский;, Александрина Прусская, Александра Фёдоровна, Луиза Прусская, Фридрих Вильгельм IV, Вильгельм I."

Стоит добавить, что поклонниками красоты Луизы были как французский император Наполеон, так и русский император Александр I. Сравнение с такой красавицей могло просто ошеломить молодую женщину! Ведь ей в момент встречи с императором было всего семнадцать лет. Танцевала Анна Петровна с императором на балу в Полтаве в 1817 году,а при рождении первой дочери Анны Петровны Екатерины Ермолаевны Александр I (заочно) стал крестным отцом ребенка. В 1818 году Анне Петровне был подарен императором на крестины красивый бриллиантовый фермуар. Последняя встреча с Александром I состоялась в 1819 году. Кстати, она помогла в профессиональной деятельности генерала Керна, у которого в тот момент были неприятности по службе...
Но действительно ли походила Анна на прусскую королеву? Портретов королевы сохранилось много, и самый прекрасный из них, на мой взгляд,портрет кисти художника Иосифа -Марии Грасси.
Но наиболее похожим не изображение Анны работы Жерена мне кажется портрет кисти французской художницы Виже-Лебрен, одно время работавшей в России. Портрет этот датируется 1801 годом, королеве в то время было двадцать пять лет.
Но похож он, как мне кажется, на рисунок-портрет Анны Петровны работы Ивана Жерена, сделанный в 1838 году. Анне в то время было тридцать восемь лет, но выглядит она очень мило и моложаво...

6) ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ПОРТРЕТ АННЫ.

И еще об одном портрете Анны Петровны, самом, на мой взгляд, спорном...
Грановская в упоминаемой уже книге "Друзья Пушкина в портретах крепостного художника Арефова-Багаева" предполагает,что портрет неизвестной женщины,находящийся в Русском музее и датируемый 1840 годом, может быть портретом Анны Петровны Керн. Могло ли такое произойти? Теоретически, да.

В 1840 году Анна Петровна с беременной дочерью Екатериной и годовалым сыном отправляется в Лубны, собираясь по пути заглянуть в Тригорское и навестить свою родственницу Прасковью Осиповну Вульф.
В 1841 году крепостной художник Багаев пишет портреты Евпраксии и Алексея Вульф.
Но по другой атрибуции этот портрет принадлежит Бегичевой, родственнице Вульфов и хозяйки крепостного на тот момент художника. Выкупили его из крепостной зависимости при содействии известного архитектора Штакеншнейдера только в 1850 году.

Кто же такая Бегичева и что известно о ней?
Приводим краткие сведения:

"Иван Матвеевич Бегичев (1766 - 23 декабря 1816) - генерал-майор русской императорской армии из рода Бегичевых.
Старший из двух генералов 1812 года - сыновей Матвея Семёновича Бегичева.
Участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 г.г., польских событиях, Русско-турецкой войне 1806-1812 г.г., Отечественной войне 1812 года и Войне шестой коалиции.
3 января 1813 года Бегичев был награждён орденом Святого Георгия 3-го класса.
Женат на Екатерине Николаевне Вындомской (умерла в 1840 году), двоюродной сестре П. А. Осиповой. Супруги имели двух дочерей:
Анна Ивановна (1807-1879), с 1844 года замужем за адмиралом Павлом Андреевичем Колзаковым (1779-1864).
Павла Ивановна (1817-1887), замужем за дипломатом Яковом Андреевичем Дашковым (1803-1872)."
Речь здесь и далее идет о Анне Ивановне, родственнице Вульфов и владелице крепостного художника. Именно у нее он был выкуплен из неволи.
Дальнейшая судьба художника сложилась неудачно, портреты его работы были не признаны.
Но зато он прославился изображением близких Александру Сергеевичу Пушкину людей!
На мой взгляд,это изображение именно Бибиковой. Как отдаленная родственница, она могла иметь какое-то сходство с Анной, но разрез глаз на портрете совсем другой...
На момент написания портрета Анне Ивановне было тридцать три года, что более соответствует возрасту изображенной модели, чем возраст Анны Петровны, которой в 1840 году исполнилось сорок лет.

Владимир Сысоев в своей книге "Жизнь во имя любви" приводит мнение пушкиниста Старка, правда, не соглашаясь с ним:

"Однако видный современный пушкинист академик В. П. Старк, исходя из того, что женщина на портрете Арефова–Багаева изображена в траурном наряде – чёрном шёлковом платье (на цветной репродукции платье выглядит коричневым) и креповом чепце с чёрными лентами, предположил, что здесь изображена владелица крепостного художника, помещица А. И. Бегичева (1807-1879) в трауре по своей матери, скончавшейся 19 января 1840 года". Думается, это недостаточно аргументированное предположение не может являться основанием для переатрибуции портрета..."

А мне хочется согласится со Старком, хотя бы по тому, что трудно представить себе Анну Петровну Керн в чепце. Уж слишком она гордилась своими прекрасными русыми(или светло-каштановыми) волосами, чтобы прятать их под чепцом...
Это подтверждает и замечательный словесный портрет влюбленного в нее второго мужа Александра Маркова-Виноградского,который он оставил в своих "Дневниках".

7)" ДУШЕЧКА ".
Вот как он пишет о любимой жене(из книги Владимира Сысоева):

"В 1841 году второй муж Анны Петровны А. В. Марков–Виноградский создал её бесподобный словесный портрет:

«Лагерь под Лубнами. 24 мая 1841 г. Вечер, освещенный луною. Суббота. „Взойдёт она, звезда пленительного счастья…“ И эти глазки блестящие – эти нежные звёздочки – отразятся в душе моей радостью. Краса их светлая заиграет во мне восторгом, так тепло от них! Их ласковый цвет, их свет нежный целуют в сердце меня своими лучами! От них так ясно в душе, при них всё живёт радостию.

У моей душечки глаза карие. Они в чудной своей красе роскошествуют на круглом личике с веснушками. Волоса, этот шёлк каштановый, ласково обрисовывают его и оттеняют с особой любовью. Щёчки скрываются за маленькими, хорошенькими ушками, для которых дорогие серьги лишнее украшение: они так богаты изяществом, что залюбуешься. А носик такой чудесный, такая прелесть; с изысканною правильностью грациозно раскинулся меж пухленьких щёчек и таинственно оттеняет губки, эти розовые листочки… Но вот они зашевелились. Мелодические звуки, с грустью оставляя свой роскошный алтарь, летят прямо в очарованное моё сердце и разливают наслаждение. Ещё губки трепещут сладостною речью, а уже глаза хотят восхищаться зубками… И всё это, полное чувств и утончённой гармонии, составляет личико моей прекрасной».

Как можно лучше сказать о любимой женщине, с учетом,что Анна была на двадцать лет старше своего мужа!
Добавлю только то, что, к сожалению, не смогла отыскать фотографию внучки Анны Петровны и Александра Васильевича Аглаи Александровны Виноградской, по мужу Кулжинской. Той самой, что передала в музей единственный достоверный портрет своей бабушки:миниатюру на слоновой кости.
Аглая Александровна была актрисой с псевдонимом Дараган. Ее портрет написал известный художник Гундобин Василий Васильевич и хранится он в Самарском художественном музее.

НА КОЛЛАЖЕ: ПОРТРЕТ АННЫ ПЕТРОВНЫ-МИНИАТЮРА НА СЛОНОВОЙ КОСТИ-СЛЕВА

СПРАВА:ВЕРХНИЙ РЯД ПОРТРЕТ АННЫ КЕРН РАБОТЫ ИВАНА ЖЕРЕНА
РЯДОМ-ПОРТРЕТ ЛУИЗЫ ПРУССКОЙ РАБОТЫ ВИЖЕ-ЛЕБРЕН.
НИЖНИЙ РЯД ПОРТРЕТ АННЫ КЕРН РАБОТЫ АШИЛА ДЕВЕРИЯ (ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ)
РЯДОМ-ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ПОРТРЕТ АННЫ?(БИБИЧЕВОЙ) РАБОТЫ АРЕФОВА-БАГАЕВА.

Т.1 – XV-XVIII века. – М.: Книга, 1976.
Т.2. Ч.1 – 1801-1856 – М.: Книга, 1977.
Т.2. Ч.2 – 1801-1856 – М.: Книга, 1978.
Т.3. Ч.1 – 1857-1894 – М.: Книга, 1979.
Т.3. Ч.2 – 1857-1894 – М.: Книга, 1980.
Т.3. Ч.3 – 1857-1894 – М.: Книга, 1981.
Т.3. Ч.4 – 1857-1894 – М.: Книга, 1982.
Т.4. Ч.1 – 1895-1917 – М.: Книга, 1983.
Т.4. Ч.2 – 1895-1917 – М.: Книга, 1984.
Т.4. Ч.3 – 1895-1917 – М.: Книга, 1985.
Правда, там только ссылки на публикации, но не сами публикации. Но ссылок масса, на все мыслимое и немыслимое. И потребуется пара дней, чтобы отрыть в этих залежах нужные источники. Но зато, имея под руками точные целеуказания, гораздо проще находить и скачивать из исторических источников, типа электронной библиотеки Старые книги или Руниверс. Интересуют ли Вас подобные вещи? В любом случае взгляните на ссылку
http://uni-persona.srcc.msu.ru/site/ind_res.htm
Здесь как раз ресурс по работам Зайончковского. Я, по правде говоря, им не пользуюсь, работы у меня хранится в виде 12 томов формата PDF. Если заинтересуетесь, могу переслать через файлообменник.
Другие вопросы задам как-нибудь потом.
С уважением,

Спасибо, Николай! Прежде всего я имела ввиду воспоминания героинь моих работ: Анны Керн, Доли Фикельмон, Александры Осиповны Смирновой Россет, Ольги Николаевны Романовой, а также кое-что перевела с немецкого.
Читать их интересно и с познавательной, и с художественной точки зрения.
Если не приводить общепринятые моменты, то можно найти что- то новое.
А еще много интересного нахожу в материалах о художниках, написавших портреты моих героинь. Иногда именно эти материалы раскрывают их с необычной стороны.
С уважением,

Оказывается, Анна Петровна Керн, которую Пушкин сначала воспел в прекрасном стихотворении, а впоследствии цинично ругал в переписке с друзьями, вышла вторым браком за юношу на 20 лет младше себя по большой и взаимной любви, 40 лет прожила с ним в бедности, но в согласии.

Интересная была дама. Пушкин в письме описал её так: "Хотите знать, что такое г-жа К...? - она изящна; она все понимает; легко огорчается и так же легко утешается; у нее робкие манеры и смелые поступки, - но при этом она чудо как привлекательна". Получившая хорошее домашнее образование, дочь полтавского помещика, внучка орловского губернатора И.П.Вульфа, обладающая самостоятельным мышлением, Анна Керн всегда стремилась к общению с людьми талантливыми, духовными и незаурядными, восхищалась природой и литературой.
Все в том же дневнике для отдохновения она пишет о своих душевных качествах: "Душа у меня нежная, но я разборчива даже в выборе друзей… Человеку бездушному я никогда не доверюсь".
Но жизнь уже в это время распорядилась с ней по иному, и эти слова были желанием, но не действительностью.


Отец Анны, Пётр Маркович Полторацкий, предводитель уездного дворянства, был строг до чрезвычайности. Никаких принцев! Жениха должны выбирать родители! А чтобы Анет не забывалась, после каждого бала Пётр Маркович устраивал ей скандалы. И, как вспоминает Анна: "Если мне случалось танцевать с кем-нибудь два раза, то он жестоко бранил маменьку, зачем она допускала это, и мне было горько, и я плакала. Ни один бал не проходил, чтобы мне батюшка не сделал сцены или на бале, или после бала. Я была в ужасе от него и не смела подумать противоречить ему даже мысленно." Она не могла просто взглянуть на приходящих в дом юных кавалеров! А вскоре отец осуществил собственное "право" - привёл в дом жениха для дочери. Жениха звали Ермолай Федорович Керн - прекрасная, по общим представлениям, партия для провинциальной дворяночки.
В 16 лет, покорившись воле родителей, а точнее воле отца, Анна Петровна урожденная Полторацкая вышла замуж за пятидесятидвухлетнего генерала и родила от него троих дочерей..."("…муж либо спит, либо на ученьях, либо курит…" – пишет она в дневнике… а она тянулась к людям талантливым, духовным, тонким… Не совпали-с…)
Видимо, заново переживая свою судьбу, в Воспоминаниях о детстве она написала: "Против подобных браков, то есть браков по расчету, я всегда возмущалась. Мне казалось, что при вступлении в брак из выгод учиняется преступная продажа человека, как вещи, попирается человеческое достоинство, и есть глубокий разврат, влекущий за собою несчастие ..."

В 1819 году зимой в Петербурге в доме своей тетки Е.М.Олениной она восторженно слушала И.А. Крылова, и здесь судьба впервые случайно столкнула её с Пушкиным, которого она попросту не заметила. "На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие", - пишет она в воспоминаниях, и далее, словно оправдываясь: "В чаду... такого очарования (Крыловым, прим. авт.) мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина"… Хотя Пушкин вовсю старался обратить на себя её внимание "льстивыми возгласами как, например: Можно ли быть такой хорошенькой!" и разговорами, в которых она что-то "нашла… дерзким, ничего не ответила и ушла".
Прошло 6 лет, и на всю Россию прогремели поэмы и стихи поэта, сосланного императором в ссылку в село Михайловское. "В течение 6 лет я не видела Пушкина, но от многих слышала про него, как про славного поэта, и с жадностью читала: Кавказский пленник, Бахчисарайский фонтан, Разбойники и 1-ю главу Онегина…"
И она уже им восхищена... Вот она, волшебная сила искусства. Некрасивый кудрявый, с африканскими чертами лица, юноша превратился в желанного кумира. Как она пишет: "Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его…"

Мужа она по-прежнему не выносит. "Никакая философия на свете не может заставить меня забыть, что судьба моя связана с человеком, любить которого я не в силах и которого я не могу позволить себе хотя бы уважать. Словом, скажу прямо - я почти его ненавижу", - пишет она.
"Если бы я освободилась от ненавистных цепей, коими связана с этим человеком! Не могу побороть своего отвращения к нему".
От всего этого и ненавистного мужа (вспомните, что писала она в дневнике: "…нет, мне решительно невозможно переносить далее подобную жизнь, жребий брошен. Да и в таком жалком состоянии, всю жизнь утопая в слезах, я и своему ребенку никакой пользы принести не могу"...), приняв решение жить дальше, а вопрос этот, видимо, перед ней стоял всерьез, и сбежала Анна Керн в Петербург в начале 1826 года…
В Петербурге у неё был самый яркий период в её судьбе, когда она жила такой насыщенной духовной жизнью, какой никогда не жила ранее, и впоследствии не будет жить никогда. Среди ее друзей была вся семья Пушкиных (отец Пушкина, мать Пушкина, брат Пушкина Лев, сестра Пушкина Ольга), семья Дельвигов, Вяземский, Крылов, Жуковский, Мицкевич, Глинка, Баратынский, Веневитинов, Никитенко.
Кстати, Пушкин, как замечает сама Керн, "был невысокого мнения о женщинах, его очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота", а не добродетель. Однажды, говоря о женщине, которая его страстно любила (по-видимому, речь шла об Анне Николаевне Вульф), он сказал: "...нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности". "Я думаю, он никого истинно не любил, кроме няни своей и потом сестры ", – напишет Анна Керн в воспоминаниях.

Но Анна в этот момент кокетничала с приятелем поэта (и сыном Осиповой?) Алексеем Вульфом, а в Риге между Анет и Вульфом случился пылкий роман. Пушкин же продолжал страдать, и Анна только через 2 года снизошла до гениального воздыхателя. Но, добившись своего, Пушкин обнаружил, что с этого момента чувства поэта быстро улетучились, и их связь прекратилась.
Женитьба Пушкина и смерть Дельвига в корне изменили привычную петербургскую жизнь Анны Керн. "Её превосходительство" уже не так приглашали, или совсем не приглашали на литературные вечера, где собирались известные ей не понаслышке талантливые люди, она лишилась общения с теми талантливыми людьми, с которыми, благодаря Пушкину и Дельвигу, свела её жизнь… Светское общество с её неопределенным статусом её отвергло… "Ни вдова ты, ни девица", – как было сказано Илличевским в 1828 году в шутливом стихотворении, посвященном Анне Керн, отец которой имел горчичную фабрику:
Но угодно так судьбе,
Ни вдова ты, ни девица,
И моя любовь к тебе -
После ужина горчица.

Словно злой рок довлел над ней все дальнейшие годы. Одна за другой умирают две её дочери, средняя Анна и младшая Ольга. В начале 1832 года скончалась её мать. "Когда я имела несчастие лишиться матери и была в очень затруднительном положении, то Пушкин приехал ко мне и, отыскивая мою квартиру, бегал, со свойственною ему живостью, по всем соседним дворам, пока наконец нашел меня," – пишет она. Муж отказал ей в денежном довольствии, видимо, таким способом пытаясь вернуть её домой… На что жила эта бесстрашная перед людской молвой женщина все эти годы, загадка. Пушкин и Е.М. Хитрово пытались помочь ей в хлопотах по возврату родового имения, в котором до смерти жила ее мать, проданного отцом Анны Керн Шереметеву.
Чтобы иметь "средства к существованию", она решила заняться переводами с французского, даже обращалась за содействием к Пушкину, но… чтобы быть хорошим переводчиком, нужно иметь опыт и талант близкий или равный оригинальному, потому у неё ничего не вышло. Известны несколько ироничных нелицеприятных слов Пушкина по поводу ее перевода романа Жорж Санд, но пушкинисты отмечают, что дружеское к ней отношение (в 1830-х годах Пушкин даже писал Анне Керн: "Будьте покойны и довольны и верьте моей преданности") было у него всю жизнь".

Но, не смотря на все удары судьбы, которая испытывала Керн, жизнь продолжалась. В нее, еще яркую и манящую в свои 36 лет, отчаянно влюбляется её троюродный брат, воспитанник кадетского корпуса, еще не покинувший его стен, шестнадцатилетний А.В. Марков-Виноградский, который на 20 лет ее моложе, и она отвечает взаимностью. Неплохо для того времени! Даже в наше время такие неравные связи, да еще с родственниками (хотя в те времена многие имели привычку жениться даже на кузинах, то есть двоюродных сестрах, а тут – всего лишь троюродный), вызывают массу пересудов… Смелая женщина.
Юноша ради любви потерял сразу все: предопределенное будущее, материальное благополучие, карьеру, расположение родных.

В возрасте 72 лет Ермолай Керн вышел в отставку в 1837 году, но так и не смог смириться с уходом жены и писал письма царю и военному министру, обвиняя Анну Петровну в том, что она "предалась блудной жизни" и, оставив его более 10 лет тому назад, "увлеклась совершенно преступными страстями своими". Дело было передано на рассмотрение министра юстиции, но сутяжник скончался, не дождавшись решения.
В 1839 году у Виноградских рождается сын, которого назвали Александром. При этом Анна Керн всё еще является официальной женой генерала Керна – как на такое смотрело общество в те времена – известно всем. Это был уже четвертый ребенок Анны Керн.
В 1841 году муж Анны Керн генерал Ермолай Федорович Керн умирает в возрасте 76 лет, а через год Анна Петровна официально оформляет брак с А.В. Марковым-Виноградским и становится Анной Петровной Марковой-Виноградской, честно отказывается от приличной пенсии, назначенной ей за умершего генерала Керна, от звания "превосходительства" и от материальной поддержки отца.
Безрассудная гордая женщина… Любовь у нее всегда была на первом плане.

Они прожили вместе почти 40 лет в любви и в ужасающей бедности, часто переходящей в нужду (муж оказался не очень приспособлен к труду и был равнодушен к карьерному росту, но безмерно боготворил свою жену).
Трудности только укрепляли их союз, в котором они, по их собственному выражению, "выработали себе счастье"."Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви, - писала в 1851 году Анна Петровна. - Может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы. Мы, отчаявшись приобрести материальное довольство, гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами... Поэзия - богатство бедности..."
После 1865 года Анна Керн с мужем А.В.Марковым-Виноградским, который вышел в отставку с чином коллежского асессора с мизерной пенсией, жили в страшной бедности и скитались по разным углам у родных в Тверской губернии, в Лубнах, в Киеве, в Москве, в селе Прямухино.
В конце жизни из-за постоянной нехватки денег Анне Петровне даже пришлось продать Пушкинские письма, единственную ценность, которой она обладала и бережно их хранила до последнего. Письма были проданы по смешной цене – по 5 рублей за письмо (для сравнения: при жизни Пушкина очень роскошное издание "Евгения Онегина" стоило 25 рублей за экземпляр), так что ни от продажи писем, ни от издания воспоминаний Анна Керн не получила никакой существенной материальной выгоды. К месту сказать, ранее оригинал стихотворения "Я помню чудное мгновение" композитор Михаил Глинка попросту утерял, когда сочинял на него свою музыку ("он взял у меня стихи Пушкина, написанные его рукою, чтоб положить их на музыку, да и затерял их, Бог ему прости!"); музыку, посвященную, кстати, дочери Анны Керн Екатерине, в которую (в дочь) Глинка был безумно влюблен. И которой, кстати, еще хуже сломал жизнь. Но это другая история
Так у бедной женщины к концу жизни, кроме воспоминаний, ничего не осталось...
Очевидцы вспоминали, как на одном торжестве знаменитый тенор Федор Комиссаржевский пел романс Глинки «Я встретил вас...», и по щекам старушки Керн катились слезы. Она не замечала, что певец фальшивит, не понимала, что тот делает это нарочно: Анна Петровна замучила всех воспоминаниями о Пушкине. Слушая Комиссаржевского, сын Саша шепнул отцу, что назавтра маменька опять велит им отыскать желтую конфетку - такую же, как когда-то подарил ей Пушкин... В старости Анна Петровна стала придирчивой и вздорной, но муж по-прежнему видел в ней земное воплощение небесных совершенств.

В январе 1879 года в селе Прямухине "от рака в желудке при страшных страданиях", как пишет его сын, скончался А.В. Марков-Виноградский, муж Анны Керн, а через 4 месяца 27 мая 1879 года в недорогих меблированных комнататах на углу Тверской и Грузинской в Москве (в Москву её перевез сын) в возрасте 79 лет закончила свой жизненный путь и Анна Петровна Маркова-Виноградская (Керн).
цитаты по

Биография

Жизнь Анны Петровны Керн - жизнь трудная, полная превратностей и лишений, едва ли не трагическая. И в то же время она удивительно насыщена значительными событиями и переживаниями, яркими впечатлениями, богатыми, разнообразными духовными интересами - всем тем, что дало ей многолетнее общение с людьми примечательными.

А. П. Керн, как она говорила, "родилась вместе с веком" - в самом начале (11 февраля) 1800 года. Ее родина - город Орел, где дед ее с материнской стороны И. П. Вульф был губернатором. Но девочке едва исполнилось несколько месяцев, когда родители покинули губернский Орел, и все ранние годы ее прошли в захолустном городке Лубны на Украине и в тверском имении И. П. Вульфа Бернове.

Родители ее принадлежали к кругу состоятельного чиновного дворянства. Отец - полтавский помещик и надворный советник П. М. Полторацкий - был сыном известного еще в елизаветинские времена начальника придворной певческой капеллы Марка Федоровича Полторацкого, женатого на Агафоклее Александровне Шишковой, женщине богатой и властной, одинаково деспотично управлявшей и своей огромной семьей, и своими многочисленными деревнями. Петр Маркович был человеком энергичным, неглупым, начитанным, но самодурство и легкомыслие, граничащее с авантюризмом, нередко приводили его к поступкам самым необдуманным, причинявшим массу бед и ему самому, и окружающим. Мать - Екатерина Ивановна, рожденная Вульф, женщина добрая, нежно привязанная к детям, но болезненная и слабохарактерная, находилась всецело под началом у мужа.

Много разных людей окружало наблюдательную, впечатлительную девочку и как-то повлияло на формирование ее характера, ее жизненных понятий. Кроме родителей, это и благодушный сановный дедушка Иван Петрович, и добрая бабушка Анна Федоровна, и жестокая, своенравная Агафоклея Александровна, бесчисленные дяди, тетки, двоюродные сестры и братья, и ласковая няня Васильевна, и патриархальные лубенские обыватели... Впоследствии Анна Петровна склонна была несколько идеализировать этих людей, но и из ее описаний отчетливо видно, как невысок был интеллектуальный уровень этой окружавшей ее помещичьей и уездно-обывательской среды, как узки интересы, ничтожны занятия.

Четыре года (с 8 до 12 лет) девочку, вместе с ее двоюродной сестрой и самой близкой подругой на всю жизнь, Анной Вульф, воспитывала и обучала иностранным языкам и различным наукам m-lle Benoit. Приглашенная в Берново из Петербурга, m-lle Benoit, судя по всему, выгодно отличалась от большинства иностранных гувернанток тех времен. Умный и знающий педагог, она строго систематической работой сумела завоевать уважение и любовь своей воспитанницы, ей удалось не только обучить девочку многому, но, главное, пробудить в ней любознательность и вкус к самостоятельному мышлению. Все занятия проходили на французском языке; русскому обучал приезжавший на несколько недель из Москвы во время вакаций студент.

С самых ранних лет, как вспоминала Анна Петровна, не покидало ее страстное увлечение чтением. "Каждую свободную минуту я употребляла на чтение французских и русских книг из библиотеки моей матери". Увлечение это, всемерно поощряемое m-lle Benoit, со временем стало жизненной потребностью. "Мы воспринимали из книг только то, что понятно сердцу, что окрыляло воображение, что согласовано было с нашею душевною чистотою, соответствовало нашей мечтательности и создавало в нашей игривой фантазии поэтические образы и представления".

И еще одна воспитательница, по свидетельству самой Анны Петровны, оказала большое и благотворное влияние на формирование ее духовного облика - природа. Тверские поля и рощи, полтавские степи... Когда в Бернове впервые встретились восьмилетние двоюродные сестры - Анна Полторацкая и Анна Вульф - они "обнялись и начали разговаривать. Она описывала красоты Тригорского, а я - прелести Лубен..."

До шестнадцати лет Анна Петровна жила с родителями в Лубнах. Как она рассказывает - "учила брата и сестер, мечтала в рощах и за книгами, танцевала на балах, выслушивала похвалы посторонних и порицания родных, участвовала в домашних спектаклях... и вообще вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень".

Некоторые биографы А. П. Керн, в том числе и автор книги о ней - Б. Л. Модзалевский {См.: Модзалевский Б. Л. Анна Петровна Керн (по материалам Пушкинского дома).- Л., 1924.}, утверждают, будто бы в воспоминаниях ее содержатся свидетельства какой-то особой ее склонности с ранних лет к кокетству и флирту, развившейся впоследствии. С этим вряд ли можно согласиться. Все те мелкие обиды, огорчения, смущения, о которых простодушно рассказывает Керн, характерны для всякой девочки-подростка. Беспристрастный читатель "Воспоминаний о моем детстве" на протяжении многих страниц видит перед собою привлекательные черты натуры доброй и искренней, живой и впечатлительной, скромной и робкой, хоть и разделявшей "пошлую жизнь" своей среды, но по уму, развитию, запросам заметно отличавшейся от "большинства провинциальных барышень". Такой, по всей видимости, и была в свои 12-16 лет писавшая эти страницы.

Устоявшаяся, привычная жизнь в родительском доме оборвалась неожиданно и печально.

Восьмого января 1817 года не достигшую еще семнадцати лет девушку обвенчали с пятидесятидвухлетним дивизионным генералом Ермолаем Федоровичем Керном. Самодуру-отцу льстило, что его дочь станет генеральшей. Е. Ф. Керн был старым служакой, вышедшим в генералы из нижних чинов, человеком недалеким, не знавшим иных интересов, кроме фрунта, учений, смотров. Не только по солидному возрасту, но и по ограниченности, грубому праву он никак не подходил к своей юной невесте, светски образованной, мечтающей о жизни, освещенной благородными идеалами и возвышенными чувствами. Многие "уездные барышни" ей завидовали: найти жениха-генерала было не просто. Она же покорилась воле родителей с отчаянием. Керн не только не пользовался ее расположением, но вызывал отвращение. Она понимала, что все ее мечты рушатся и впереди нет ничего, кроме будней, серых и безрадостных.

Так, по существу, едва начавшись, жизнь оказалась сломанной, "прибитой на цвету", трагически исковерканной.

Почти десять лет вынуждена была Анна Петровна переезжать вслед за мужем из одного города в другой, в зависимости от того, где квартировала часть, которой командовал генерал Керн. Елизаветград, Дерпт, Псков, Старый Быхов, Рига... Из среды провинциально-обывательской, мелкопоместной она попала в среду провинциально-военную. Что представляла собою эта среда аракчеевского времени - известно. Даже высшее офицерство, как правило,- люди грубые и невежественные. Интересы самые ничтожные: ученья, смотры, продвижение по службе...

События сколько-нибудь значительные, запоминающиеся выпадали крайне редко. Особо запомнились Анне Петровне поездка в начале 1819 года в Петербург, где в доме своей тетки - Е. М. Олениной она слышала И. А. Крылова и впервые встретила Пушкина, посещения родных в Лубнах, иногда довольно продолжительные.

Здесь в 1824-1825 годах она познакомилась и дружески сблизилась с соседом по имению - А. Г. Родзянко, по ее словам, "милым поэтом, умным, любезным и весьма симпатичным человеком". Родзянко был знаком с Пушкиным. У него Анна Петровна нашла незадолго перед тем вышедшие "Кавказский пленник" и "Бахчисарайский фонтан" и даже приняла участие в переписке поэтов. Она всячески тянулась к людям умным, душевным, талантливым - непохожим на тех, что постоянно окружали ее в собственном доме. В Киеве она знакомится с семьей Раевских и говорит о них с чувством восхищения. В Дерпте ее лучшими друзьями становятся Мойеры - профессор хирургии местного университета и его жена - "первая любовь Жуковского и его муза". Летом 1825 года она предпринимает поездку к тетке П. А. Вульф-Осиповой в Тригорское, чтобы познакомиться с ссыльным Пушкиным: "Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его".

Жизнь в атмосфере казарменной грубости и невежества с ненавистным мужем была ей невыносима. Еще в "Дневнике для отдохновения" 1820 года она в выражениях самых пылких высказывала свою ненависть к этой атмосфере, чувства глубочайшей неудовлетворенности, близкие к отчаянию: "Какая тоска! Это ужасно! Просто не знаю, куда деваться. Представьте себе мое положение - ни одной души, с кем я могла бы поговорить, от чтения голова уже кружится, кончу книгу - и опять одна на белом свете, муж либо спит, либо на учениях, либо курит. О боже, сжалься надо мной!" Со временем конфликт между натурой честной, впечатлительной, не выносящей лжи и фальши и пошлой, грязной повседневностью все более обострялся.

В начале 1826 года Анна Петровна оставила мужа, уехала в Петербург и поселилась там с отцом и сестрой (дочери ее Екатерина и Анна, родившиеся в 1818 и в 1821 годах, воспитывались в Смольном институте).
Конец 20-х - начало 30-х годов, хотя и были нелегкими для А. П. Керн (необходимость самой устраивать свою судьбу, материальная зависимость от мужа), явились в то же время лучшими годами ее сознательной жизни. Она вошла в круг людей, о которых мечтала, видела с их стороны понимание, дружеское участие, а подчас и восторженное поклонение.

Среди ее ближайших друзей была вся семья Пушкиных - Надежда Осиповна, Сергей Львович, Лев, которому она "вскружила голову", и особенно Ольга, которой сердечно помогала в трудный момент ее тайного замужества и в честь которой назвала Ольгой младшую дочь. Своим человеком была Анна Петровна у Дельвигов (с А. А. Дельвигом она познакомилась у Пушкиных), некоторое время даже снимала квартиру в одном доме с ними, а София Михайловна проводила в ее обществе целые дни, делясь самым сокровенным. Она была в курсе всех начинаний и забот пушкинско-дельвиговского кружка, "Северные цветы" и "Литературную газету" читала в корректуре. Сама пробовала переводить французские романы. Являлась непременной участницей дружеских литературных вечеров, на которые в небольшой квартирке Дельвигов собирались Пушкин и Вяземский, Крылов и Жуковский, Веневитинов и Мицкевич, Плетнев и Гнедич, Подолинский, Сомов, Илличевский... {См.: Гаевский В. Дельвиг: Статья четвертая// Современник. - 1854.- No 9. - С. 7-8.} Никогда, ни раньше, ни потом, А. П. Керн не жила такой богатой духовной жизнью, как в это время.

Молодой поэт Д. В. Веневитинов, любивший ее общество, вел с нею беседы, "полные той высокой чистоты и нравственности, которыми он отличался", хотел написать ее портрет, говоря, что "любуется ей, как Ифигенией в Тавриде..." {Пятковский А. Н. Князь В. Ф. Одоевский и Д. В. Веневитинов.- Спб., 1901.- С. 129.}. А. В. Никитенко, впоследствии известный критик, профессор Петербургского университета, а в ту пору еще студент и начинающий литератор, переживший непродолжительное, но сильное увлечение Керн, интересовался ее мнением о своем романе и, получив отзыв, содержащий серьезные критические замечания, вступил с нею в пространную полемику "на равных" {См.: Никитенко А. В. Дневник: В 3 т. Т. 1.- М., 1955.- С. 46 и след.}. Замечания Анны Петровны показывают зрелость ее литературных вкусов, сложившихся, разумеется, не без влияния Пушкина и Дельвига.

У Дельвигов встречалась Керн с М. И. Глинкой. Здесь установились между ними те дружеские отношения, которые сохранялись много лет {См.: Глинка М. И. Литературное наследие.- Т. 1.- Л.; М., 1952.}.
В 1831 году, со смертью Дельвига и женитьбой Пушкина, оборвалась связь А. П. Керн с этим кругом особенно близких и дорогих ей людей. Она по-прежнему была близка с О. С. Пушкиной (Павлищевой), навещала Н. О. и С. Л. Пушкиных, где встречала и Александра Сергеевича. Но не существовало уже того тесного дружеского кружка, той атмосферы непринужденного творческого общения, которые делали жизнь полной и интересной, позволяли забыть каждодневные бытовые невзгоды.

Последующие годы принесли А. П. Керн много горестей. Она похоронила мать. Муж требовал ее возвращения, отказывал в материальной поддержке. Лишенная всяких средств, обобранная отцом и родными, она, по словам Н. О. Пушкиной, "перебивалась со дня на день". После смерти матери, в 1832 году, пыталась хлопотать о возврате своего имения, проданного П. М. Полторацким графу Шереметеву. В хлопотах принимали участие Пушкин и Е. М. Хитрово. Но добиться ничего не удалось. Пробовала заняться переводами, снова обращалась за содействием к Пушкину, но не хватало опыта, умения, и из этого тоже ничего не вышло. Однако и в таких обстоятельствах она держалась стойко и независимо.

В начале 1841 года умер Е. Ф. Керн, а полтора года спустя, 25 июля 1842 года, Анна Петровна вторично вышла замуж - за своего троюродного брата А. В. Маркова-Виноградского. Муж был много моложе ее, но их связывало чувство большой силы и искренности. Александр Васильевич, еще будучи воспитанником Первого Петербургского кадетского корпуса, без памяти влюбился в свою кузину, моложавую, по-прежнему привлекательную в свои 36 - 37 лет. Выпущенный в армию, он прослужил всего два года и вышел в отставку в чине подпоручика, чтобы жениться. В жертву было принесено все - карьера, материальная обеспеченность, расположение родных. Анна Петровна отказалась от звания "превосходительства", от солидной пенсии, назначенной ей за Керна, от поддержки отца и не побоялась неустроенности, необеспеченности, туманно-неопределенного будущего. Это был смелый шаг, на который решилась бы далеко не каждая женщина ее круга.

Без малого сорок лет прожили Марковы-Виноградские, почти не разлучаясь. Вырастили сына. Материальная необеспеченность, доходившая временами до крайней нужды, всевозможные житейские невзгоды неотступно преследовали их. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, они вынуждены были многие годы жить в маленькой деревушке близ уездного города Сосницы Черниговской губернии - единственной родовой "вотчине" Александра Васильевича. Место заседателя, дающее средства для безбедного существования, или возможность переезда на жительство в город Торжок, а то и полфунта кофе являлись предметом мечтаний. Однако никакие жизненные трудности и невзгоды не могли нарушить трогательно-нежного согласия этих двух людей, основанного на общности духовных запросов и интересов. Они, по собственному их выражению, которое любили повторять,- "выработали себе счастье". Об этом убедительно свидетельствуют письма А. П. и А. В. Марковых-Виноградских из Сосницы к сестре Александра Васильевича - Елизавете Васильевне, по мужу Бакуниной. Так, например, в сентябре 1851 года Анна Петровна писала: "Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви... Может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы". И год спустя, 17 августа 1852 года: "Муж сегодня поехал по своей должности на неделю, а может быть, и дольше. Ты не можешь себе представить, как я тоскую, когда он уезжает! Вообрази и пожури меня за то, что я сделалась необыкновенно мнительна и суеверна! я боюсь,- чего ты думала? Никогда не угадаешь! - Боюсь того, что мы оба никогда еще не были, кажется, так нежны друг к другу, так счастливы, так согласны!" {Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР, 27259/CXCVб54.}

Редкое письмо не содержит перечисления, а то критического разбора совместно прочитанных книг. Среди них романы Диккенса и Теккерея, Бальзака и Жорж Санд, повести Панаева и Барона Брамбеуса (Сенковского), почти все толстые русские журналы: "Современник", "Отечественные записки", "Библиотека для чтения"... Духовная жизнь этих людей, заброшенных в деревенскую глушь, была поразительно полна и разнообразна.

В конце 1855 года Марковы-Виноградские переехали в Петербург, где Александру Васильевичу удалось вначале получить место домашнего учителя в семье кн. С. А. Долгорукова, а затем столоначальника в департаменте уделов. Десять лет, проведенные ими в Петербурге, были едва ли не самыми благополучными в их совместной жизни: сравнительно обеспеченными материально и чрезвычайно насыщенными умственной и общественной активностью. Окружавшие теперь Анну Петровну люди хотя и не столь блестящи, как когда-то, но далеко не заурядны. Самых близких друзей нашла она в семье Н. Н. Тютчева, литератора, человека либеральных взглядов, в прошлом приятеля Белинского. В обществе его жены Александры Петровны и свояченицы Констанции Петровны де Додт она проводила много времени. Здесь встречалась с Ф. И. Тютчевым, П. В. Анненковым, И. С. Тургеневым. Тургенев вместе с Анненковым посетил Анну Петровну в день ее именин, 3 февраля 1864 года. Это отмечает в дневнике А. В. Марков-Виноградский {Обширный дневник этот хранится в Рукописном отделе ИРЛИ АН СССР.}, а Тургенев рассказывает об этом в письме к П. Виардо. Его отзыв в целом более чем сдержанный. Но есть в нем и такие слова: "В молодости, должно быть, она была очень хороша собой... Письма, которые писал ей Пушкин, она хранит как святыню... Приятное семейство, немножко даже трогательное..." {Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: Письма. - Т. 5. - М., 1963. - С. 222-223.} В петербургские годы Анна Петровна вновь обратилась к занятиям переводами и просила содействия в их публикации у М. И. Глинки, с которым возобновила знакомство. Были возобновлены и дружеские связи с О.С. Павлищевой.

В это же время были написаны почти вес ее мемуары.

В ноябре 1865 года Александр Васильевич вышел в отставку с чином коллежского асессора и маленькой пенсией, и Марковы-Виноградские покинули Петербург.

Все последующие годы они вели жизнь странническую - жили то у родных в Тверской губернии, то в Лубнах, Киеве, Москве, то в бакунинском Прямухине. По-прежнему преследовала их ужасающая бедность. Анне Петровне пришлось даже расстаться с единственным своим сокровищем - письмами Пушкина, продать их по пяти рублей за штуку. Невозможно равнодушно читать строки письма Александра Васильевича А. Н. Вульфу, приславшему в критическую минуту помощь - сто рублей: "Бедная моя старушка прослезилась и поцеловала радужную бумажку, так она пришлась кстати..." {Рукописный отдел ИРЛИ АН СССР, 22922/С2Хб36.} И по-прежнему с поразительной стойкостью переносили они все удары судьбы, не озлобляясь, не разочаровываясь в жизни, не утрачивая к ней прежнего интереса.

Двадцать восьмого января 1879 года А. В. Марков-Виноградский скончался в Прямухине. Неделю спустя его сын сообщал А. Н. Вульфу: "Многоуважаемый Алексей Николаевич! С грустью спешу уведомить, отец мой 28 генваря умер от рака в желудке при страшных страданиях в д. Бакуниных в селе Прямухине. После похорон я перевез старуху мать несчастную к себе в Москву - где надеюсь ее кое-как устроить у себя и где она будет доживать свой короткий, но тяжело-грустный век! Всякое участие доставит радость бедной сироте-матери, для которой утрата отца незаменима" {Рукописный отдел ИРЛИ АН СССР, 22921/С2Хб35.}.

В Москве, в скромных меблированных комнатах на углу Тверской и Грузинской, Анна Петровна прожила около четырех месяцев, до своей кончины 27 мая того же, 1879 года.

Известен ставший легендой рассказ о том, что "гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву" {Русский архив. - 1884. - No 6. - С. 349.}. По другой версии, она незадолго до смерти из своей комнаты услышала шум, вызванный перевозкой огромного гранитного постамента для памятника Пушкину, и, узнав, в чем дело, сказала: "А, наконец-то! Ну, слава богу, давно пора!.." {Модзалевский Б. Л. Анна Петровна Керн.- С. 124-125.} Какая бы из этих двух версий ни была ближе к действительности, знаменателен сам факт существования подобной легенды.

Рассказывая о своем посещении дома Олениных зимою 1819 года, А. П. Керн вспоминала выразительное чтение И. А. Крыловым одной из его басен. "В чаду такого очарования,- писала она,- мудрено было видеть кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина".

Прошло несколько лет. Именно то, что так захватило девятнадцатилетнюю провинциалку на вечере у Олениных - "поэтическое наслаждение", "очарование" поэзии,- стало причиной ее живого интереса к личности не замеченного ею тогда некрасивого курчавого юноши. Прогремевшие на всю Россию "южные поэмы" донесли имя Пушкина и до далеких Лубен. О своем восхищении пушкинскими стихами Анна Петровна писала в Тригорское кузине Анне Николаевне Вульф, зная, что слова ее дойдут до ссыльного поэта. Анна Николаевна, в свою очередь, сообщала ей "различные его фразы" о встрече у Олениных. "Объясни мне, милый, что такое А. П. Керн, которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь - но славны Лубны за горами",- обращается Пушкин к А. Г. Родзянко в конце 1824 года, а в ответ получает послание от Родзянко и А. П. Керн. Так началась их переписка.

Она прерывается приездом Анны Петровны в Тригорское летом 1825 года.

Месяц (с середины июня до середины июля) гостила Керн у тетушки П. А. Вульф-Осиповой на живописных берегах Сороти, и весь этот месяц Пушкин почти ежедневно являлся в Тригорское. Он читал ей своих "Цыган", рассказывал "сказку про Черта, который ездил на извозчике на Васильевский остров", слушал, как она пела баркаролу на стихи слепого поэта И. И. Козлова "Венецианская ночь", и писал об этом пении П. А. Плетневу: "Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива - я обещал известить о том милого, вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее - но пусть вообразит себе красоту и задушевность - по крайней мере дай бог ему ее слышать!" В ночь накануне отъезда А. П. Керн из Тригорского поэт показывал ей свой Михайловский парк, а в день отъезда подарил 1-ю главу "Евгения Онегина", в неразрезанных листках, между которыми она нашла вчетверо сложенный лист почтовой бумаги со стихами: "Я помню чудное мгновенье..."

"Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь - камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов - все это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то",- полушутя, полусерьезно признается Пушкин Анне Николаевне Вульф, уехавшей вместе с Анной Петровной, матерью и младшей сестрой в Ригу.

Вслед Анне Петровне Пушкин шлет одно за другим пять писем, она отвечает и становится партнером поэта в своего рода литературной игре, его соавтором в создании своеобразного "романа в письмах". Письма поэта по-пушкински остроумны, блестящи и всегда шутливы. "...Если вы приедете, я обещаю вам быть любезным до чрезвычайности - в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду чем вам угодно, и всю неделю - у ваших ног..." Пушкин достигает истинно высокого комизма, дополняя письма, обращенные непосредственно к Керн, письмом, написанным о ней к третьему лицу - якобы к тетушке Прасковье Александровне, а на самом деле предназначенным все той же Анне Петровне.

Нам неизвестны письма А. П. Керн к Пушкину. Но нужно думать, что они были писаны в тон его посланиям.

Ироничность пушкинского тона не позволяет определить меру серьезности любовных признаний поэта. Можно предполагать, что увлечение его не было особенно глубоким. Однако вне зависимости от этого совершенно несомненно, что и для Пушкина, и для его корреспондентки было приятно, интересно, весело поддерживать эту переписку.

Шутливым пушкинским письмам непосредственно предшествовало обращение к той же самой женщине в стихах высокого лирического строя.

Если в письмах к А. П. Керн перед нами - внешняя, бытовая сторона человеческих отношений, то в стихотворении "Я помню чудное мгновенье..." открывается потаенная духовная жизнь поэта.

Несколько дней спустя после того, как Пушкин в Тригорском подарил Анне Петровне листок со стихами, ей адресованными, он закончил письмо к одному из друзей такими знаменательными словами: "Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить". Это сказано в связи с "Борисом Годуновым", работа над которым была тогда в разгаре. То был момент особого подъема творческих, душевных сил, момент радостного "пробуждения" души. И в это-то время "в глуши, во мраке заточенья" вновь явился Пушкину прекрасный, светлый образ из далеких лет - как отрадное воспоминание бурной, вольной молодости и как надежда на близкое освобождение, в которое ссыльный поэт не переставал верить... Уже не несколько часов, как когда-то у Олениных, а много дней провел Пушкин в Тригорском подле Анны Петровны, но от этого яркое впечатление той первой, мимолетной встречи с ней не стерлось, не потускнело,- напротив, образ прекрасной женщины приобрел в глазах поэта новое очарование. Если встреча их у Олениных была случайной, то летом 1825 года Анна Петровна направлялась в Тригорское, хорошо зная, что встретит там автора "Кавказского пленника", "Бахчисарайского фонтана", "Братьев разбойников", первой главы "Евгения Онегина", и горячо желала знакомства с первым русским поэтом.

Много лет спустя, в письме к родным (Бакуниным) Анна Петровна и Александр Васильевич Марковы-Виноградские писали о себе: "Мы, отчаявшись приобрести когда-нибудь материальное довольство, дорожим всяким моральным впечатлением и гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастием духовным. Богачи никогда не бывают поэтами... Поэзия - богатство бедности..." {Рукописный отдел ИРЛИ АН СССР, 27259/CXCVб54.} Способность и стремление жить напряженной духовной жизнью, жажда "поэтического наслаждения", ярких впечатлений для ума были всегда свойственны А. П. Керн.
Осенью 1825 года Анна Петровна вновь побывала в Тригорском с Е. Ф. Керном, и Пушкин, по ее словам,- "очень не поладил с мужем", а с нею "был по-прежнему и даже более нежен...".
К концу 1820-х годов относятся разрозненные, но несомненные свидетельства той дружеской близости, которая установилась тогда между Керн и Пушкиным. Это и шуточные стихи, вписанные поэтом в ее альбом, и экземпляр "Цыган" с надписью: "Ее Превосходительству А. П. Керн от господина Пушкина, усердного ее почитателя...", посвященное ей стихотворение "Приметы" и, наконец, несколько строк в пушкинских письмах.
Искренне дружеское общение Пушкина с А. П. Керн, конечно, не было случайностью, оно имело предпосылкой незаурядность и своеобразие ее личности.
Позже, когда изменившиеся жизненные обстоятельства отдаляют Керн от пушкинского круга, от Пушкина, неизменными остаются ее восхищение пушкинской поэзией и горячая симпатия к самому поэту, неизменным остается - до конца его жизни - и дружеское расположение к ней Пушкина.
Этому не противоречат несколько резких и насмешливых слов, сказанных поэтом в письме к жене 29 сентября 1835 года по поводу записки Керн, в которой она просила ходатайствовать перед Смирдиным об издании ее перевода романа Жорж Санд. Не следует прежде всего забывать, что записку Пушкин получил через Наталью Николаевну, ревновавшую мужа ко всем его прежним приятельницам, а также и то, что Пушкину было трудно в данном случае помочь Анне Петровне - к 1835 году он порвал все деловые сношения со Смирдиным. Зато Анна Петровна вспоминает, с каким искренним участием Пушкин утешал ее и старался ободрить после смерти матери - в одну из самых тяжелых минут ее жизни: "Пушкин приехал ко мне и, отыскивая мою квартиру, бегал, со свойственною ему живостью, по всем соседним дворам, пока наконец нашел меня. В этот приезд он употребил все свое красноречие, чтобы утешить меня, и я увидела его таким же, каким он был прежде". Мы знаем, что Пушкин вместе с Е. М. Хитрово помогал А. П. Керн в деловых ее хлопотах по выкупу имения...
А 1 февраля 1837 года она "плакала и молилась" в полумраке Конюшенной церкви, где отпевали Пушкина.
После смерти Пушкина Анна Петровна ревностно хранила все, что хоть в какой-то степени было связано с памятью о поэте - от его стихов и писем к ней до маленькой подножной скамеечки, на которой ему случалось сидеть в ее доме. И чем дальше уходило в прошлое время их знакомства, тем сильнее чувствовала Анна Петровна, как щедро была она одарена судьбой, которая свела ее на жизненном пути с Пушкиным.

Воспоминаниям о Пушкине, естественно, принадлежит центральное место в литературном наследии А. П. Керн. Успех этого первого ее произведения, попавшего в 1859 году в печать и встреченного весьма сочувственно многочисленными читателями, вызвал к жизни воспоминания о Дельвиге, Глинке (чаще всего опять же в связи с Пушкиным) и последние автобиографические записки, пробудил интерес к личности самой мемуаристки и открыл путь публикации спустя много лет, даже десятилетий, тех ее сочинений, которые не предназначались для печати,- дневников, писем.

Писать письма Анна Петровна, как сама рассказывает, любила с детства. Девочкой же начала вести дневник, который, однако, был использован отцом как оберточный материал на его горчичной фабрике. Поверять бумаге свои мысли, чувства, наблюдения было для А. П. Керн потребностью, и потребность эта сохранялась у нее на протяжении всей жизни, с годами становясь все более настоятельной и определенной. И когда в 1857 или 1858 году одна из петербургских знакомых, поэтесса Е. Н. Пучкова, обратилась к Анне Петровне с предложением рассказать о ее встречах с Пушкиным, она сделала это охотно и быстро.
Давно признано, что "Воспоминания о Пушкине" А. П. Керн (Марковой-Виноградской) занимают "одно из первых мест в ряду биографических материалов о великом поэте" {Майков Л. Пушкин: Биографические материалы и историко-литературные очерки.- Спб., 1899.- С. 234.}.
Благодаря им стали впервые известны или получили необходимую конкретность многие существенные факты жизни Пушкина, которые сейчас мы привыкли встречать на страницах каждой его биографии. Как юный Пушкин рассыпает остроты в петербургском салоне Олениных или скачет верхом на неоседланной лошади с почтовой станции в имение старого приятеля Родзянко; как поэт, сосланный в псковскую деревню, каждодневно является из своего Михайловского в гостеприимный тригорский дом Вульф-Осиповых, чтобы побыть среди друзей, развлечься и отдохнуть, или как, вернувшись в столицу после шести лет ссылки, трогательно-нежно встречается с любимым Дельвигом, на его литературных собраниях или на квартире у Керн ведет "поэтические разговоры". Обо всем этом и о многом другом мы узнали из рассказа А. П. Керн - безыскусственного, искреннего, увлекательного. Пушкин разных лет, очень разный, но всегда Пушкин.

Керн знакомит и с неизвестными дотоле стихами и письмами Пушкина, его мыслями, высказываниями в дружеских беседах, с некоторыми особенностями его творческого процесса.

Тонко подмечены мемуаристкой многие свойства характера, манеры, привычки поэта. "...Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен,- и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту". "...Он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его... Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи". Здесь перед нами реальный, живой Пушкин, каким могла изобразить его только хорошо его знавшая, умная, наблюдательная современница. Во множестве разбросанных по воспоминаниям эпизодов, казалось бы, мелких и случайных, но по существу очень значительных, мы видим этого живого Пушкина, представленного всегда с горячим сочувствием и тонким пониманием. И тогда, когда он робеет при первом знакомстве с молодой дамой; и когда, довольный стихами брата, говорит "очень наивно": "Il a aussi beaucoup d"esprit" ("И он тоже очень умен"); и когда, "как гений добра", является к Керн в тяжелый час, чтобы утешить и помочь (о необыкновенной доброте, великодушии Пушкина, его любви к детям говорится много); и когда, "усевшись на маленькой скамеечке" в ее квартире, пишет стихотворение "Я ехал к вам. Живые сны...", а потом "напевает их своим звучным голосом". Голос Пушкина - "певучий, мелодический" - мы слышим, когда А. П. Керн рассказывает о чтении поэтом "Цыган" в Тригорском или о том, как он "в минуты рассеянности" напевает беспрестанно "Неумолимая, ты не хотела жить...". Мы слышим и его заразительный "детский смех".
Чрезвычайно интересны и важны некоторые суждения Керн - о душевном состоянии Пушкина в последекабрьском Петербурге ("Он был тогда весел, но чего-то ему недоставало...", "...бывал часто мрачным, рассеянным и апатичным"), о значении жизни в Михайловском для его творческого развития ("Там, в тиши уединения, созрела его поэзия, сосредоточились мысли, душа окрепла и осмыслилась... Он приехал в Петербург с богатым запасом выработанных мыслей"). Не раз брали под сомнение свидетельство Керн о добрых отношениях Пушкина с матерью, но, вероятно, она и здесь не отступает от истины - отношения поэта с матерью, особенно в зрелые годы, были иные, чем с отцом.
Особо заслуживает быть отмеченным тот "верный такт", с которым Керн представляет свои отношения с Пушкиным. "...Только одна умная женская рука,- писал П. В. Анненков,- способна так тонко и превосходно набросать историю сношений, где чувство своего достоинства, вместе с желанием нравиться и даже сердечною привязанностью, отливаются разными и всегда изящными чертами, ни разу не оскорбившими ничьего глаза и ничьего чувства, несмотря на то, что иногда слагаются в образы, всего менее монашеского или пуританского свойства".

Пушкин предстает перед нами в воспоминаниях Керн столь достоверно еще и потому, что он окружен здесь не менее достоверно представленными современниками.

Лаконично, иногда несколькими фразами рисует Керн на редкость точные и живые портреты людей того круга, духовным вождем которого был Пушкин. Таков, например, в ее изображении обаятельный Мицкевич или удивительный Крылов, остроты которого охотно повторяет Пушкин и который одним словом определяет, "что такое Пушкин": "Гений".
Прямым продолжением воспоминаний о Пушкине явились воспоминания о Дельвиге и Глинке, где эти два замечательных деятеля пушкинской эпохи охарактеризованы так полно и выразительно, как ни в одном другом мемуарном документе. Антон Антонович Дельвиг - "душа всей этой счастливой семьи поэтов", собиравшихся в его доме, "маленькой республики", где он сумел создать атмосферу "родственной простоты и симпатии"; человек спокойного, ровного характера, безгранично добрый, гостеприимный, добродушно-остроумный, знающий цену веселой шутке и признанный авторитет в вопросах искусства, "принципиальный и беспристрастный ценитель". И Михаил Иванович Глинка - болезненный, до робости скромный и деликатный, но притом всегда самый желанный гость благодаря своему уму и сердечной доброте, владеющий великой творческой силой, даром потрясать своим искусством души людей. Читая воспоминания Керн, с удивлением видишь, например, что в ее рассказе о поездке на Иматру летом 1829 года, написанном много лет спустя после события, все участники поездки, да и обстоятельства самого пути, картины величественной северной природы запечатлены точнее, красочнее, нежели в очерке профессионального литератора О. М. Сомова, напечатанном в 1830-1831 годах.
Керн сообщает впервые многие факты из биографии Дельвига и Глинки. Благодаря ее сообщениям стали известны шуточные стихи Дельвига: "Друг Пушкин, хочешь ли отведать...", "Хвостова кипа тут лежала...", "Я в Курске, милые друзья...", "Там, где Семеновский полк...". Пародия на балладу В. А. Жуковского (перевод из В. Скотта) "Смальгольмский барон", очень близко к авторскому тексту, была приведена А. П. Керн задолго до того, как стал известен автограф Дельвига. Вряд ли кто-либо еще из слышавших гениальные импровизации Глинки, его особое исполнение своих и чужих произведений, поведал о них с такой ясностью и глубочайшей симпатией, как А. П. Керн. Как верны и точны характеристики музыки Глинки, например три строки об арии Людмилы из оперы "Руслан и Людмила": "Ах, какая чудная музыка! Какая душа в этой музыке, какое гармоническое соединение чувства с умом и какое тонкое понимание народного колорита..."

Трудясь над воспоминаниями о Дельвиге, о Глинке (они затем были объединены и увидели свет в 1864 г.), вновь возвращаясь к Дельвигу (напечатано только в 1907 г.), А. П. Керн как бы выполняла обещание, данное в начале первых своих воспоминаний,- "выдвинуть... еще кроме Пушкина, несколько лиц... всем известных". Но о Пушкине она, естественно, продолжала думать все время. Обнародовала здесь несколько записок к ней Пушкина и Е. М. Хитрово. Вспомнила и рассказала о встречах с поэтом, когда он вместе с нею благословлял вышедшую замуж против воли родителей Ольгу Сергеевну, и позже, когда он с женою навещал смертельно больную Надежду Осиповну. Передала слышанные от него суждения о стихах Дельвига и некоторых книгах - повестях Павлова, романах Бульвера, Манцони. Дополнила прежнюю характеристику душевного состояния Пушкина в конце 20-х - начале 30-х годов, подчеркивая происшедшую в нем "глубокую, разительную перемену". "...У Пушкина часто проглядывало беспокойное расположение духа... Его шутка часто превращалась в сарказм, который, вероятно, имел основание в глубоко возмущенном действительностью духе поэта". Определяя характер Дельвига, она делает это, сравнивая его с характером Пушкина.
Большую ценность представляют те сведения, которые Керн сообщала в письмах к П. В. Анненкову, особенно - подробная характеристика многолетней приятельницы Пушкина П. А. Осиповой.
В некоторых случаях рассказ Керн грешит известным субъективизмом, идеализацией "доброго старого времени". Можно ли согласиться, например, с таким утверждением: "Весь кружок даровитых писателей и друзей, группировавшихся около Пушкина, носил на себе характер беспечного, любящего пображничать русского барина..."? Разве такими беспечными, "избегавшими тягости труда" весельчаками и кутилами были в ту пору Пушкин, Дельвиг, Веневитинов, Мицкевич?.. И о жизни Дельвига в последние годы вряд ли можно сказать: "Он, среди тишины семейной жизни, услажденный друзьями, поэзиею и музыкою, мог назваться счастливейшим из смертных". Здесь трезвость и объективность взгляда изменяют мемуаристке. Но таких случаев очень немного, и рассказ А. П. Керн в целом воссоздает вполне достоверную, объективную картину жизни того круга русской художественной интеллигенции 20-30-х годов, признанным главою которого был Пушкин.

Ценность подлинного исторического документа, сочетающего яркую образность, живость описания с фактической достоверностью, в целом и в деталях, имеют автобиографические записи Керн, завершающие цикл ее воспоминаний и напечатанные уже после смерти, в 1884 году. Длинный ряд типических образов, представляющих различные слои русского общества начала прошлого века, картины быта дворянской усадьбы и уездного городка нарисованы откровенно и очень убедительно. Иногда рассказ о людях и событиях прошлого прерывается размышлениями автора, некими выводами из ее жизненного опыта - о воспитании и роли в нем труда, слепого послушания и самостоятельности, силы воли, о браке и вообще отношениях между людьми, И эти страницы записок также представляют несомненный интерес.

Не раз указывалось на исключительную точность, с какой А. П. Керн в своих мемуарах излагает факты полувековой давности. Ошибки встречаются крайне редко. Она сама подчеркивает свое стремление к максимальной точности - то оговоркой в тексте ("дальше не помню, а неверно цитировать не хочу"), то эпиграфом ("То зеркало лишь хорошо, которое верно отражает"). Такое количество имен, фамилий, названий мест, различных высказываний и даже стихотворных строк сохранила удивительная память А. П. Керн, что может возникнуть предположение - не пользовалась ли она какими-то своими старыми дневниковыми записями. Но, по всей видимости, если такие записи и существовали когда-то, то ко времени, когда создавались воспоминания, они не сохранились.

"Дневник для отдохновения" 1820 года не имеет прямого отношения к содержанию воспоминаний о Пушкине и его друзьях, однако представляет большой интерес как документ эпохи и самовыражения того поколения, к которому принадлежали и Пушкин и Керн. Он не предназначался для печати и был впервые опубликован лишь через сто лет, в 1929 году.

"Дневник" этот Анна Петровна вела, когда ей было двадцать лет и она жила в Пскове, где генерал Керн командовал бригадой (четыре года спустя туда попал Пушкин). Писала для "отдохновения", для того, чтобы забыть на время горечь повседневности. Писала по-французски, лишь изредка пользуясь родным языком (с одной стороны, вероятно, так было привычнее, удобнее, с другой - легче уберечь записи от глаз мужа, не читавшего по-французски). В большей своей части дневник состоит из жалоб на невыносимо тягостное существование с ненавистным мужем - грубым солдафоном в генеральских эполетах, излияний горьких чувств и переживаний, воспоминаний о прежней жизни с родными, которая теперь кажется ей идеальной. Но в нем немало и колоритных зарисовок из быта офицерской среды и губернского общества, метких характеристик и портретов. Встречаются даже упоминания, правда довольно наивные, о революционных событиях в Европе, которыми был столь богат 1820 год. Особое место занимают в дневнике многочисленные выписки из прочитанных книг - не только чувствительных французских романов, но и таких серьезных сочинений, как книга Ж. де Сталь "О Германии", которую молодая генеральша прочитала с редкой для того времени заинтересованностью и пониманием {См.: Заборов П. Р. Жермена де Сталь и русская литература первой трети XIX векаРанние романтические веяния. - Л., 1972. - С. 195.}. "Сентиментальное путешествие" Л. Стерна она читала не один раз по-русски и по-французски {Следует заметить, что интерес к Стерну характерен для передовой русской молодежи 1810-1820-х годов (см.: Азадовский М. К. Стерн в восприятии декабристов Бунт декабристов. - Л., 1926. - С. 383-392).}.

Не без влияния писателей сентиментального направления сложился стиль, который отличает записи А. П. Керн в "Дневнике для отдохновения", особенно те, где речь идет о герое ее полувыдуманного "романа" - молодом офицере, именуемом то Eglantine - Шиповником, то Immortelle - Бессмертником. Керн часто пользуется модным "языком цветов" для иносказательного выражения своих чувств. Подчас явно входит в роль героини того или иного из прочитанных романов. Но за этим наивно-сентиментальным способом выражения можно разглядеть подлинную трагедию женщины с запросами и идеалами неординарными, способной на жизнь разумную, полезную, чувства глубокие и чистые, а вместо этого обреченную на пошлое существование в среде чуждой, даже враждебной,- довольно обычную трагедию незаурядного человека в России прошлого века.
"Дневник для отдохновения" по форме своей - это дневник-письма, обращенные к определенному лицу, с которым автор записей как бы делится своими мыслями, переживаниями, наблюдениями. Такая форма избрана не случайно: эпистолярный стиль был близок Анне Петровне с ранних лет. Однако из ее переписки мы знаем очень мало. Но и то, чем мы располагаем, представляет несомненную ценность, особенно, конечно, столь бережно сохраненные ею письма Пушкина, о которых шла речь выше, письма П. В. Анненкова к ней и ее к Анненкову. Они вносят новые штрихи в известный нам портрет самой Анны Петровны, дополняют новыми существенными фактами ее воспоминания и дневниковые записи, наши представления о том круге явлений русской общественной жизни прошлого века, о которых она нам поведала.

П. В. Анненков в письме к А. П. Керн (Марковой-Виноградской), написанном вскоре после опубликования "Воспоминаний о Пушкине", дал справедливую оценку достоинств и значения ее труда, а саму мемуаристку объявил претендентом на звание "летописца известной эпохи и известного общества", имя которого "уже связалось с историей литературы, т. е. с историей общественного нашего развития".

В тесной связи с историей нашего общественного развития, с поэзией Пушкина, музыкой Глинки живет в благодарной памяти поколений эта примечательная женщина - незаурядная дочь своей эпохи, статная и ее летописцем.

Библиография

• Керн А. П. «Воспоминания о Пушкине» («Библиотека для Чтения», 1859, № 4, перепечатано в сборнике Л. Н. Майкова; «Пушкин», Санкт-Петербург, 1899);
• Керн А. П. «Воспоминания о Пушкине, Дельвиге и Глинке» («Семейные Вечера», 1864, № 10; перепечатано с дополнениями, в сборнике «Пушкин и его современники», выпуск V, 1908);
• Керн А. П. Воспоминания Анны Петровны Керн. Три встречи с императором Александром Павловичем. 1817-1820 гг. // Русская старина, 1870. - Т. 1. – Изд. 3-е. – Спб., 1875 – С. 230-243.;
• Керн А. П. «Сто лет назад» (журнал «Радуга», 1884, № 18 − 19, 22, 24 и 25; перепечатано, под заглавием: «Из воспоминаний о моем детстве», в «Русском Архиве» 1884, № 6);
• Керн А. П. «Дневник» (1861 г.; в «Минувших годах», 1908, № 10). - См. статью Б. Л. Модзалевского в собрании сочинений Пушкина, под редакцией С. А. Венгерова (том III, 1909).