Радищев читать краткое содержание
"Путешествие из Петербурга в Москву - КРЕСТЬЦЫ"
КРЕСТЬЦЫ
В Крестьцах я был свидетелем расстания у отца с детьми, которое меня тем чувствительнее тронуло, что я сам отец и скоро, может быть, с детьми расставаться буду. - Несчастный предрассудок дворянского звания велит им идти в службу. Одно название сие приводит всю кровь в необычайное движение!
Тысячу против одного держать можно, что изо ста дворянчиков, вступающих в службу, 98 становятся повесами, а два под старость, или, правильнее сказать, два в дряхлые их, хотя не старые лета, становятся добрыми людьми. Прочие происходят в чины, расточают или наживают имение и проч. ...Смотря иногда на большого моего сына и размышляя, что он скоро войдет в службу или, другими сказать словами, что птичка вылетит из клетки, у меня волосы дыбом становятся. Не для того, чтобы служба сама по себе развращала нравы; но для того, чтобы то зрелыми нравами надлежало начинать службу.
Иной скажет: а кто таких молокососов толкает в шею? - Кто? Пример общий. Штаб-офицер семнадцати лет; полковник двадцатилетний; генерал двадцатилетний; камергер, сенатор, наместник, начальник войск. И какому отцу не захочется, чтобы дети его, хотя в малолетстве, были в знатных чинах, за которыми идут вслед богатство, честь и разум. Смотря на сына моего, представляется мне: он начал служить, познакомился с вертопрахами, распутными, игроками, щеголями. Выучился чистенько наряжаться, играть в карты, картами доставать прокормление, говорить обо всем, ничего не мысля, таскаться по девкам или врать чепуху барыням. Каким-то образом фортуна, вертясь на курей ножке, приголубила его; и сынок мой, не брея еще бороды, стал знатным боярином. Возмечтал он о себе, что умнее всех на свете. Чего доброго ожидать от такого полководца или градоначальника?
Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный гражданин! Не захочется ли тебе сынка твоего лучше удавить, нежели отпустить в службу? Не больно ли сердцу твоему, что сынок твой, знатный боярин, презирает заслуги и достоинства, для того что их участь пресмыкаться в стезе чинов, пронырства гнушаяся? Не возрыдаешь ли ты; что сынок твой любезный с приятною улыбкою отнимать будет имение, честь, отравлять и резать людей, не своими всегда боярскими руками, но посредством лап своих любимцев.
Крестицкий дворянин, казалося мне, был лет пятидесяти. Редкие седины едва пробивались сквозь светло-русые власы главы его. Правильные черты лица его знаменовали души его спокойствие, страстям неприступное. Нежная улыбка безмятежного удовольствия, незлобием рождаемого, изрыла ланиты его ямками, в женщинах столь прельщающими; взоры его, когда я вошел в ту комнату, где он сидел, были устремлены на двух его сыновей. Очи его, очи благорастворенного рассудка, казалися подернуты легкою пленою печали; но искры твердости и упования пролетали оную быстротечно. Пред ним стояли два юноши, возраста почти равного, единым годом во времени рождения, но не в шествии разума и сердца они разнствовали между собою. Ибо горячность родителя ускоряла во младшем развержение ума, а любовь братня умеряла успех в науках во старшем.
Понятия о вещах были в них равные, правила жизии знали они равно, но остроту разума и движения сердца природа в них насадила различно. В старшем взоры были тверды, черты лица незыбки, являли начатки души неробкой и непоколебимости в предприятиях. Взоры младшего были остры, черты лица шатки и непостоянны. Но плавное движение оных необманчивый был знак благих советов отчих. На отца своего взирали они с несвойственною им робостию, от горести предстоящей разлуки происходящею, а не от чувствования над собою власти или начальства. Редкие капли слез точилися из их очей.
Друзья мои, - сказал отец, - сегодня мы расстанемся, - и, обняв их, прижал возрыдавших к перси своей. Я уже несколько минут был свидетелем сего зрелища, стоя у дверей неподвижен, как отец, обратясь ко мне:
Будь свидетелем, чувствительный путешественник, будь свидетелем мне перед светом, сколь тяжко сердцу моему исполнять державную волю обычая. Я, отлучая детей моих от бдящего родительского ока, единственное к тому имею побуждение, да приобретут опытности, да познают человека из его деяний и, наскучив гремлением мирского жития, да оставят его с радостию; но да имут отишие в гонении и хлеб насущный в скудости. А для сего-то остаюся я на ниве моей. Не даждь (Даждь - дай.), владыко всещедрый, не даждь им скитатися за милостынею вельмож и обретати в них утешителя! Да будет соболезнуяй о них их сердце; да будем им творяй благостыню их рассудок.
Воссядите и внемлите моему слову, еже пребывати во внутренности душ ваших долженствует. Еще повторю вам, сегодня мы разлучимся. С неизреченным услаждением зрю слезы ваши, орошающие ланиты вашего лица. Да отнесет сие души вашей зыбление совет мой во святая ее, да восколеблется она при моем воспоминовении и да буду отсутствен оградою вам от зол и печалей.
Приняв вас даже от чрева материя в объятия мои, не восхотел николи, чтобы кто-либо был рачителем (Рачитель - воспитатель, наставник.) в исполнениях, до вас касающихся. Никогда наемная рачительница не касалася телеси вашего и никогда наемный наставник не коснулся вашего сердца и разума. Неусыпное око моея горячности бдело над вами денно-ночно, да не приближится вас оскорбление; и блажен нарицаюся, доведши вас до разлучения со мною. Но не воображайте себе, чтобы я хотел исторгнуть из уст ваших благодарность за мое о вас попечение или же признание, хотя слабое, ради вас мною соделанного. Вождаем собственныя корысти побуждением, предприемлемое на вашу пользу имело всегда в виду собственное мое услаждение. Итак, изжените из мыслей ваших, что вы есте под властию моею. Вы мне ничем не обязаны. Не в рассудке, а меньше еще в законе хощу искати твердости союза нашего. Он оснуется на вашем сердце. Горе вам, если его в забвении оставите! Образ мой, преследуя нарушителю союза нашея дружбы, поженет его в сокровенности его и устроит ему казнь несносную, дондеже не возвратится к союзу. Еще вещаю вам, вы мне ничем не должны. Воззрите на меня, яко на странника и пришельца, и если сердце ваше ко мне ощутит некую нежную наклонность, то поживем в дружбе, в сем наивеличайшем на земли благоденствии. Если же оно без ощущения пребудет - да забвени будем друг друга, яко же нам не родитися. Даждь, всещедрый, сего да не узрю, отошед в недра твоя сие предваряли! Не должны вы мне ни за воскормление, ни за наставление, а меньше всего за рождение.
За рождение? - Участники были ли вы в нем? Вопрошаемы были ли, да рождени будете? На пользу ли вашу родитися имели или во вред? Известен ли отец и мать, рождая сына своего, блажен будет в житии или злополучен? Кто скажет, что, вступая в супружество, помышлял о наследии и потомках; а если имел сие намерение, то блаженства ли их ради произвести их желал или же на сохранение своего имени? Как желать добра тому, кого не знаю, и что сие?
Добром назваться может ли желание неопределенное, помаваемое неизвестностию?
Побуждение к супружеству покажет и вину рождения. Прельщенный душевною паче добротою матери вашея, нежели лепотою лица, я употребил способ верный на взаимную горячность, любовь искренную. Я получил мать вашу себе в супруги. Но какое было побуждение нашея любви? Взаимное услаждение;
услаждение плоти и духа. Вкушая веселие, природой повеленное, о вас мы не мыслили. Рождение ваше нам было приятно, но не для вас. Произведение самого себя льстило тщеславию; рождение ваше было новый и чувственный, так сказать, союз, союз сердец подтверждающий. Он есть источник начальной горячности родителей к сынам своим; подкрепляется он привычкою, ощущением своея власти, отражением похвал сыновних к отцу.
Мать ваша равного со мною была мнения о ничтожности должностей ваших, от рождения проистекающих. Не гордилася она пред вами, что носила вас во чреве своем, не требовала признательности, питая вас своею кровию; не хотела почтения за болезни рождения, ни за скуку воскормления сосцами своими. Она тщилася благую вам дать душу, яко же и сама имела, и в ней хотела насадить дружбу, но не обязанность, не должность или рабское повиновение. Не допустил ее рок зрети плодов ее насаждений. Она нас оставила с твердостию хотя духа, но кончины еще не желала, зря ваше младенчество и мою горячность.
Уподоблялся ей, мы совсем ее не потеряем. Она поживет с нами, доколе к ней не отыдем. Ведаете, что любезнейшая моя с вами беседа есть беседовати о родшей вас. Тогда, мнится, душа ее беседует с нами, тогда становится она нам присутственна, тогда в нас она является, тогда она еще жива. - И отирал вещающий капли задержанных в душе слез.
Сколь мало обязаны вы мне за рождение, толико же обязаны и за воскормление. Когда я угощаю пришельца, когда питаю птенцов пернатых, когда даю пищу псу, лижущему мою десницу, - их ли ради сие делаю? Отраду, увеселение или пользу в том нахожу мою собственную. С таковым же побуждением производят воскормление детей. Родившиеся в свет, вы стали граждане общества, в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если бы допустил до вас кончину безвременную, был бы убийца. Если я рачительнее был в воскормлении вашем, нежели бывают многие, то следовал чувствованию моего сердца. Власть моя; да пекуся о воскормлении вашем или небрегу о нем; да сохраню дни ваши или расточителем в них буду; оставлю вас живых или дам умрети завременно - есть ясное доказательство, что вы мне не обязаны в том, что живы. Если бы умерли от моего о вас небрежения, как то многие умирают, мщение закона меня бы не преследовало.
Но, скажут, обязаны вы мне за учение и наставление. Не моей ли я в том искал пользы, да благи будете. Похвалы, воздаваемые доброму вашему поведению, рассудку, знаниям, искусству вашему, распростирался на вас, отражаются на меня, яко лучи солнечны от зеркала. Хваля вас, меня хвалят.
Что успел бы я, если бы вы вдалися пороку, чужды были учения, тупы в рассуждениях, злобны, подлы, чувствительности не имея? Не только сострадатель был бы я в вашем косвенном хождении, но жертва, может быть, вашего неистовства. Но ныне спокоен остаюся, отлучая вас от себя; разум прям, сердце ваше крепко, и я живу в нем. О друзья мои, сыны моего сердца!
Родив вас, многие имел я должности в отношении к вам, но вы мне ничем не должны; я ищу вашей дружбы и любви; если вы мне ее дадите, блажен отыду к началу жизни и не возмущуся при кончине, оставляя вас навеки, ибо поживу на памяти вашей.
Но если я исполнил должность мою в воспитании вашем, обязан сказати ныне вам вину, почто вас так, а не иначе воспитывал и для чего сему, а не другому вас научили и для того услышите повесть о воспитании вашем и познайте вину всех моих над вами деяний.
Со младенчества Вашего принуждения вы не чувствовали. Хотя в деяниях ваших вождаемы были рукою моею, не ощущали, однако же, николи ее направления. Деяния ваши были предузнаты и предваряемы; не хотел я, чтобы робость или послушание повиновения малейшею чертою ознаменовала на вас тяжесть своего перста. И для того дух ваш, не терпящ веления безрассудного, кроток к совету дружества. Но если, младенцам вам сущим, находил я, что уклонился он пути, мною назначенного, устремляемы случайным ударением, тогда остановлял я ваше шествие или, лучше сказать, неприметно вводил в прежний путь, яко поток, оплоты прорывающий, искусною рукою обращается в свои берега.
Робкая нежность не присутствовала во мне, когда, казалося, не рачил
(Рачил - заботился.) об охранении вас от неприязненности стихий и погоды.
Желал лучше, чтобы на мгновение тело ваше оскорбилося преходящею болью, нежели дебелы (Дебелы - здесь: изнежены.) пребудете в возрасте совершенном.
И для того почасту ходили вы босы, непокровенную имея главу; в пыли, в грязи возлежали на отдохновение на скамии или на камени. Не меньше старался я удалить вас от убийственной пищи и пития. Труды наши лучшая была приправа в обеде нашем. Воопомните, с каким удовольствием обедали мы в деревне нам неизвестной, не нашед дороги к дому. Сколь вкусен нам казался тогда хлеб ржаной и квас деревенский!
Не ропщите на меня, если будете иногда осмеяны, что не имеете казистого восшествия (Восшествие - походка.), что стоите, как телу вашему покойнее, а не как обычай или мода велит; что одеваетеся не со вкусом, что волосы ваши кудрятся рукою природы, а не чесателя. Не ропщите, если будете небрежены в собраниях, а особливо от женщин, для того что не умеете хвалить их красоту;
но вспомните, что вы бегаете быстро, что плаваете не утомлялся, что подымаете тяжести без натуги, что умеете водить соху, вскопать гряду, владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом, стрелять.
Не опечальтеся, что вы скакать не умеете как скоморохи. Ведайте, что лучшее плясание ничего не представляет величественного; и если некогда тронуты будете зрением оного, то любострастие будет тому корень, все же другое оному постороннее. Но вы умеете изображать животных и неодушевленных, изображать черты царя природы, человека. В живописи найдете вы истинное услаждение не токмо чувств, но и разума. Я вас научил музыке, дабы дрожащая струна согласно вашим нервам возбуждала дремлющее сердце; ибо музыка, приводя внутренность в движение, делает мягкосердие в нас привычкою. Научил я вас и варварскому искусству сражаться мечом. Но сие искусство да пребудет в вас мертво, доколе собственная сохранность того не востребует. Оно, уповаю, не сделает вас наглыми; ибо вы твердый имеете дух и обидою не сочтете, если осел вас улягнет или свинья смрадным до вас коснется рылом. Не бойтесь сказать никому, что вы корову доить умеете, что шти и кашу сварите или зажаренный вами кусок мяса будет вкусен. Тот, кто сам умеет что сделать, умеет заставить сделать и будет на погрешности снисходителен, зная все в исполнении трудности.
Во младенчестве и отрочестве не отягощал я рассудка вашего готовыми размышлениями или мыслями чуждыми, не отягощал памяти вашей излишними предметами. Но, предложив вам пути к познаниям, с тех пор как начали разума своего ощущати силы, сами шествуете к отверстой вам стезе. Познания ваши тем основательнее, что вы их приобрели не твердя, как то говорят по пословице, как сорока, Якова. Следуя сему правилу, доколе силы разума не были в вас действующи, не предлагал я вам понятия о всевышнем существе и еще менее об откровении. Ибо то, что бы вы познали прежде, нежели были разумны, было бы в вас предрассудок и рассуждению бы мешало. Когда же я узрел, - что вы в суждениях ваших вождаетесь рассудком, то предложил вам связь понятий, ведущих к познанию бога; уверен во внутренности сердца моего, что всещедрому отцу приятнее зрети две непорочные души, в коих светильник познаний не предрассудком возжигается, но что они сами возносятся к начальному огню на возгорение. Предложил я вам тогда и о законе откровенном, не сокрывая от вас все то, что в опровержение оного сказано многими. Ибо желал, чтобы вы могли сами избирать между млеком и желчию, и с радостию видел, что восприяли вы сосуд утешения неробко.
Преподавая вам сведения о науках, не оставил я ознакомить вас с различными народами, изучив вас языкам иностранным. Но прежде всего попечение мое было, да познаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснять ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в вас непринужденно и поту на лице не производило. Английский язык, а потом латинский старался я вам известнее сделать других. Ибо упругость духа вольности, перехода в изображение речи, приучит и разум к твердым понятиям, столь во всяких Правлениях нужным.
Но если рассудку вашему предоставлял я направлять стопы ваши в стезях науки, тем бдительнее тщился быть во нравственности вашей. Старался умерять в вас гнев мгновения, подвергая рассудку гнев продолжительный, мщение производящий. Мщение!.. Душа ваша мерзит его. Вы из природного сего чувствительныя твари движения оставили только оберегательность своего сложения, поправ желание возвращать уязвления.
Ныне настало то время, что чувствы ваши, дошед до совершенства возбуждения, но не до совершенства еще понятия о возбуждаемом, начинают тревожиться всякою внешностию. и опасную производить зыбь во внутренности вашей. Ныне достигли времени, в которое, как то говорят, рассудок становится определителем делания и неделания; а лучше сказать, когда чувства, доселе одержимые плавностию младенчества, начинают ощущать дрожание или когда жизненные соки, исполнив сосуд юности, превышать начинают его воскраия, ища стезю свойственным для них стремлениям. Я сохранил вас неприступными доселе превратным чувств потрясениям, но не сокрыл от вас неведения покровом пагубных следствий совращения от пути умеренности в чувственном услаждении.
Вы свидетели были, сколь гнусно избыточество чувственного насыщения, и возгнушалися; свидетели были страшного волнения страстей, превысивших брега своего естественного течения, познали гибельные их опустошения и ужаснулися.
Опытность моя, носяся над вами, яко новый Егид (Егид (эгида) - щит верховного бога Зевса в греческой мифологии, символ защиты.), охраняла вас от неправильных уязвлений. Ныне будете сами себе вожди, и хотя советы мои будут всегда светильником ваших начинаний; ибо сердце и душа ваша мне отверсты; но яко свет, отдаляяся от предмета, менее его освещает, тако и вы, отриновенны моего присутствия, слабое ощутите согрение моея дружбы. И для того преподам вам правила единожития и общежития, дабы по усмирении страстей не возгнушалися деяний, во оных свершенных, и не познали, что есть раскаяние.
Правила единожития, елико то касаться может до вас самих, должны относиться к телесности вашей и нравственности. Не забывайте никогда употреблять ваших телесных сил и чувств. Упражнение оных умеренное укрепит их не истощевая и послужит ко здравию вашему и долгой жизни. И для того упражняйтеся в искусствах, художествах и ремеслах, вам известных.
Совершенствование в оных иногда может быть нужно. Неизвестно нам грядущее.
Если неприязненное, счастие отымет у вас все, что оно вам дало, - богаты пребудете во умеренности желаний, кормяся делом рук ваших. Но если во дни блаженства все небрежете, поздно о том думать во дни печали. Нега, изленение и неумеренное чувств услаждение губят и тело и дух. Ибо, изнуряяй тело невоздержностию, изнуряет и крепость духа. Употребление же сил укрепит тело, а с ним и дух. Если почувствуешь отвращение к яствам, и болезнь постучится у дверей, воспряни тогда от одра твоего, на нем же лелеешь чувства твои, приведи уснувшие члены твои в действие упражнением и почувствуешь мгновенное сил обновление; воздержи себя от пищи, нужной во здравии, и глад сделает пищу твою сладкою, огорчавшую от сытости. Помните всегда, что на утоление глада нужен только кусок хлеба и ковш воды. Если благодетельное лишение внешних чувствований, сон, удалится от твоего возглавия и не возможешь возобновить сил разумных и телесных, - беги из чертогов твоих и, утомив члены до усталости, возляги на одре твоем и почиешь во здравие.
Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в чистоте; ибо чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна (Брашно -
хлеб-соль, еда.), и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
Ныне достигли вы, повторю, того страшного времени и часа, когда страсти пробуждаться начинают, но рассудок слаб еще на их обуздание. Ибо чаша рассудка без опытности на весах воли воздымается; а чаша страстей опустится мгновенно долу (Долу - вниз.). Итак, к равновесию не иначе приближиться можно, как трудолюбием. Трудитеся телом; страсти ваши не столь сильное будут иметь волнение; трудитеся сердцем, упражняяся в мягкосердии, чувствительности, соболезновании, щедроте, отпущении, и страсти ваши направятся ко благому концу. Трудитеся разумом, упражняяся в чтении, размышлении, разыскании истины или происшествии; и разум управлять будет вашею волею и страстьми. Но не возмните в восторге рассудка, что можете сокрушить корени страстей, что нужно быть совсем бесстрастну. Корень страстей благ и основан на нашей чувствительности самою природою. Когда чувствы наши, внешние и внутренние, ослабевают и притупляются, тогда ослабевают и страсти. Они благую в человеке производят тревогу, без нее же уснул бы он в бездействии. Совершенно бесстрастный человек есть глупец и истукан нелепый, не возмогаяй ни благого, ни злого. Не достоинство есть воздержатися от худых помыслов, не могши их сотворить. Безрукий не может уязвить никого, но не может подать помощи утопающему, ни удержати на бреге падающего в пучину моря.
Итак, умеренность во страсти есть благо; шествие во стезе средою есть надежно. Чрезвычайность во страсти есть гибель; бесстрастие есть нравственная смерть. Яко же шественник, отдалялся среды стези, вдается опасности ввергнутися в тот или другой ров, такого бывает шествия во нравственности. Но буде страсти ваши опытностию, рассудком и сердцем направлены к концу благому, скинь с них бразды томного благоразумия, не сокращай их полета; Мета их будет всегда величие; на нем едином остановиться они умеют.
Но если я вас побуждаю не быть бесстрастными, паче всего потребно в юности вашей умеренность любовныя страсти. Она природою насаждена в сердце нашем ко блаженству нашему. И так в возрождении своем никогда ошибиться не может, но в своем предмете и неумеренности. И так блюдитеся, да не ошибетеся в предмете любви вашея и да не почтете взаимною горячностию оныя образ. С благим же предметом любви неумеренность страсти сея будет вам неизвестна.
Говоря о любви, естественно бы было говорить и о супружестве, о сем священном союзе общества, коего правила не природа в сердце начертала, но святость коего из начального обществ положения проистекает. Разуму вашему, едва шествие свое начинающему, сие бы было непонятно, а сердцу вашему, не испытавшему самолюбивую в обществе страсть любви, повесть о сем была бы вам неощутительна, а потому и бесполезна. Если желаете о супружестве иметь понятие, воспомяните о родшей вас. Представьте меня с нею и с вами, возобновите слуху вашему глаголы наши и взаимные лобызания и приложите картину сию к сердцу вашему. Тогда почувствуете в нем приятное некое содрогание. Что оно есть? Познаете со временем; а днесь довольны будьте оного ощущением.
Приступим ныне вкратце к правилам общежития. Предписать их не можно с точностию, ибо располагаются они часто по обстоятельствам мгновения. Но, дабы колико возможно менее ошибаться, при всяком начинании вопросите ваше сердце; оно есть благо и николи обмануть вас не может. Что вещает оно, то и творите. Следуя сердцу в юности, не ошибетеся, если сердце имеете благое. Но следовати возмнивый рассудку, не имея на браде власов, опытность возвещающих, есть безумец.
Правила общежития относятся ко исполнению обычаев и нравов народных, или ко исполнению закона, или ко исполнению добродетели. Если в обществе нравы и обычаи не противны закону, если закон не полагает добродетели преткновений в ее шествии, то исполнение правил общежития есть легко. Но где таковое общество существует? Все известные нам многими наполнены во нравах и обычаях, законах и добродетелях противоречиями. И оттого трудно становится исполнение должности человека и гражданина, ибо нередко они находятся в совершенной противуположности.
Понеже добродетель есть вершина деяний человеческих, то исполнение ее ничем не долженствует быть препинаемо. Небреги обычаев и нравов, небреги закона гражданского и священного, столь святыя в обществе вещи, буде исполнение оных отлучает тебя от добродетели. Не дерзай николи нарушения ее прикрывати робостию благоразумия. Благоденствен без нее будешь во внешности, но блажен николи.
Последуя тому, что налагают на нас обычаи и нравы, мы приобретаем благоприятство тех, с кем живем. Исполняя предписание закона, можем приобрести название честного человека. Исполняя же добродетель, приобретем общую доверенность, почтение и удивление, даже и в тех, кто бы не желал их ощущать в душе своей. Коварный афинский сенат, подавая чашу с отравою Сократу, трепетал во внутренности своей пред его добродетелию (Сократ умер, выпив по приговору афинян чашу яда (цикуты).).
Не дерзай никогда исполнять обычая в предосуждение закона. Закон, каков ни худ, есть связь общества. И если бьд сам государь велел тебе нарушить закон, не повинуйся ему, ибо он заблуждает себе и обществу во вред. Да уничтожит закон, яко же нарушение оного повелевает, тогда повинуйся, ибо в России государь есть источник законов.
Но если бы закон или государь или бы какая-либо на земли власть подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной неколебим. Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ниже самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и если предадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на памяти благородных душ до скончания веков. Убойся заранее именовать благоразумием слабость в деяниях, сего первого добродетели врага. Сегодня нарушишь ее уважения ради какового, завтра нарушение ее казаться будет самою добродетелию; и так порок воцарится в сердце твоем и исказит черты непорочности в душе и на лице твоем.
Добродетели суть или частные, или общественные. Побуждения к первым суть всегда мягкосердие, кротость, соболезнование, и корень всегда их благ.
Побуждения к добродетелям общественным нередко имеют начало свое в тщеславии и любочестии. Но для того не надлежит остановляться в исполнении их.
Предлог, над ним же вращаются, придает им важности. В спасшем Курции отечество свое от пагубоносныя язвы (Курций Марк, согласно преданию, спас Рим. Когда в 362 т. до н. э. в римском форуме разверзлась бездонная пропасть, оракул предсказал гибель городу, если пропасть не поглотит лучшее его благо. Со словами: "Нет лучшего блага в Риме, чем оружие и храбрость", - юный Курции в доспехах, на коне кинулся в бездну, и она сомкнулась.) никто не зрит ни тщеславного, ни отчаянного или наскучившего жизнию, но ироя. Если же побуждения наши к общественным добродетелям начало свое имеют в человеколюбивой твердости души, тогда блеск их будет гораздо больший.
Упражняйтеся всегда в частных добродетелях, дабы могли удостоиться исполнения общественных.
Еще преподам вам некоторые исполнительные правила жизни. Старайтеся паче всего во всех деяниях ваших заслужить собственное свое почтение, дабы, обращая во уединении взоры свои во внутрь себя, не токмо не могли бы вы раскаяваться о сделанном, но взирали бы на себя со благоговением.
Следуя сему правилу, удаляйтеся, елико то возможно, даже вида раболепствования. Вошед в свет, узнаете скоро, что в обществе существует обычай посещать в праздничные дни по утрам знатных особ; обычай скаредный, ничего не значащий, показующий в посетителях дух робости, а в посещаемом дух надменности и слабый рассудок. У римлян было похожее сему обыкновение, которое они называли амбицио, то есть снискание или обхождение; а оттуда и любочестие названо амбицио, ибо посещениями именитых людей юноши снискивали себе путь к чинам и достоинствам. То же делается и ныне. Но если у римлян обычай сей введен был для того, чтобы молодые люди обхождением с испытанными научалися, то сомневаюсь, чтобы цель в обычае сем всегда непорочна сохранилася. В наши же времена, посещая знатных господ, учения целию своею никто не имеет, но снискание их благоприятства. Итак, да не преступит нога ваша порога, отделяющего раболепство от исполнения должности. Не посещай николи передней знатного боярина, разве по долгу звания твоего. Тогда среди толпы презренной и тот, на кого она взирает с подобострастием, в душе своей тебя хотя с негодованием, но от нее отличит.
Если случится, что смерть пресечет дни мои прежде, нежели в благом пути отвердеете, и, юны еще, восхитят вас страсти из стези рассудка, - то не отчаивайтеся, соглядая иногда превратное ваше шествие. В заблуждении вашем, в забвении самих себя, возлюбите добро. Распутное житие, безмерное любочестие, наглость и все пороки юности оставляют надежду исправления, ибо скользят по поверхности сердца, его не уязвляя. Я лучше желаю, чтобы во младых летах ваших вы были распутны, расточительны, наглы, нежели сребролюбивы или же чрезмерно бережливы, щеголеваты, занимался более убранством, нежели чем другим. Систематическое, так сказать, расположение в щегольстве означает всегда сжатый рассудок. Если повествуют, что Юлий Кесарь (Юлий Кесарь (Цезарь) - римский диктатор (100-44 до н. э.).) был щеголь; но щегольство его имело цель. Страсть к женщинам в юности его была к сему побуждением. Но он из щеголя облекся бы мгновенно во смраднейшее рубище, если бы то способствовало к достижению его желаний.
Во младом человеке не токмо щегольство преходящее простительно, но и всякое почти дурачество. Если же наикраснейшими деяниями жизни прикрывать будете коварство, ложь, вероломство, сребролюбие, гордость, любомщение, зверство, - то хотя ослепите современников ваших блеском ясной наружности, хотя не найдете никого столь любящего вас, да представит вам зерцало истины, не мните, однако же, затмить взоры прозорливости. Проникнет она светозарную ризу коварства, и добродетель черноту души вашей обнажит. Возненавидит ее сердце твое и, яко чувственница (Чувственница - мимоза.), увядать станет прикосновением твоим, но мгновенно, но стрелы ее издалека язвить тебя станут и терзать.
Простите, возлюбленные мои, простите, друзья души моей; днесь при сопутном ветре отчальте от брега чуждыя опытности ладью вашу; стремитеся по валам жития человеческого, да научитеся управляти сами собою. Блажени, не претерпев крушения, если достигнете пристанища, его же жаждем. Будьте счастливы во плавании вашем. Се искреннее мое желание. Естественные силы мои, истощав движением и жизнию, изнемогут и угаснут; оставлю вас навеки; но се мое вам завещание. Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, - тогда воспомни, что ты человек, воспомяни величество твое, восхити - венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся. Умри.
В наследие вам оставляю слово умирающего Катона (Катон Младший (95-46 до н. э.) - римлянин, сторонник аристократической республики. Выступал против режима личной диктатуру. Когда узнал о военной победе Цезаря над силами республиканцев, закололся мечом.). Но если во добродетели умрети возможешь, умей умреть и в пороке и будь, так сказать, добродетелен в самом зле. Если, забыв мои наставления, поспешать будешь на злые дела, обыкшая душа добродетели востревожится; явлюся тебе в мечте. Воспряни от ложа твоего, преследуй душевно моему видению. Если тогда источится слеза из очей твоих, то усни паки; пробудишься на исправление. Но если среди злых твоих начинаний, воспоминая обо мне, душа твоя не зыбнется и око пребудет сухо...
Се сталь, се отрава. Избавь меня скорби; избавь землю поносныя тяжести. Будь мой еще сын. Умри на добродетель.
Вещавшу сие старцу, юношеский румянец покрыл сморщенные ланиты его;
взоры его испускали лучи надежного радования, черты лица сияли сверхъестественным веществом. Он облобызал детей своих и, проводив их до повозки, пребыл тверд до последнего расстания. Но едва звон почтового колокольчика возвестил ему, что они начали от него удаляться, упругая сия душа смягчилася. Слезы проникли сквозь очей его, грудь его воздымалася: он руки свои простирал вслед за отъезжающими; казалося, будто желает остановить стремление коней. Юноши, узрев издали родшего их в такой печали, возрыдали столь громко, что ветр доносил жалостный их стон до слуха нашего. Они простирали также руки к отцу своему; и казалося, будто его к себе звали. Не мог старец снести сего зрелища; силы его ослабели, и он упал в мои объятия.
Между тем пригорок скрыл отъехавших юношей от взоров наших; пришед в себя, старец стал на колени и возвел руки и взоры на небо.
Господи, - возопил он, - молю тебя, да укрепишь их в стезях добродетели, молю, блажени да будут. Веси, николи не утруждал тебя, отец всещедрый, бесполезною молитвою. Уверен в душе моей, яко благ еси и правосуден. Любезнейшее тебе в нас есть добродетель; деяния чистого сердца суть наилучшая для тебя жертва... Отлучил я ныне от себя сынов моих...
Господи, да будет на них воля твоя. - Смущен, но тверд в надеянии своем отъехал он в свое жилище.
Слово крестицкого дворянина не выходило у меня из головы.
Доказательства его о ничтожестве власти родителей над детьми казалися мне неоспоримы. Но если в благоучр.ежденном обществе нужно, чтобы юноши почитали старцев и неопытность - совершенство, то нет, кажется, нужды власть родительскую делать беспредельною. Если союз между отцом и сыном не на нежных чувствованиях сердца основан, то он, конечно, нетверд; и будет нетверд вопреки всех законоположений. Если отец в сыне своем видит своего раба и власть свою ищет в законоположении, если сын почитает отца наследия ради, то какое благо из того обществу? Или еще один невольник в прибавок ко многим другим, или змия за пазухой... Отец обязан сына воскормить и научить и должен наказан быть за его проступки, доколе он не войдет в совершеннолетие; а сын должности свои да обрящет в своем сердце. Если он ничего не ощущает, то виновен отец, почто ничего не насадил. Сын же вправе требовати от отца вспомоществования, доколе пребывает немощен и малолетен;
но в совершеннолетии естественная сия и природная связь рушится. Птенец пернатых не ищет помощи от произведших его, когда сам начнет находить пищу.
Самец и самка забывают о птенцах своих, когда сии возмужают. Се есть закон природы. Если гражданские законы от него удалятся, то производят всегда урода. Ребенок любит своего отца, мать или наставника, доколе любление его не обратится к другому предмету. Да не оскорбится сим сердце твое, отец чадолюбивый; естество того требует. Единое в том тебе утешение да будет, воспоминая, что и сын сына твоего возлюбит отца до совершенного только возраста. Тогда же от тебя зависеть будет обратить его горячность к тебе.
Если ты в том успеешь, блажен и почтения достоин. В таковых размышлениях доехал я до почтового стана.
Александр Радищев - Путешествие из Петербурга в Москву - КРЕСТЬЦЫ , читать текст
См. также Радищев Александр Николаевич - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :
Путешествие из Петербурга в Москву - ЯЖЕЛБИЦЫ
ЯЖЕЛБИЦЫ Сей день определен мне был судьбою на испытание, Я отец, имею...
Путешествие из Петербурга в Москву - ВАЛДАЙ
ВАЛДАЙ Новый сей городок, сказывают, населен при царе Алексее Михайлов...
«Путешествие из Петербурга в Москву». Краткое содержание романа по главам А. М. К. Открывается повествование письмом другу Алексею Михайловичу Кутузову, в котором Радищев объясняет свои чувства, заставившие написать эту книгу. Это своего рода благословление на труд. Выезд Простившись с друзьями, автор-рассказчик уезжает, страдая от расставания. Ему снится, что он один, но, к счастью, случилась рытвина, он проснулся, и тут подъехали к станции. София Взяв подорожную, наш путешественник отправляется к комиссару за лошадьми, но лошадей не дают, говорят, что нет, хотя в конюшне стоит до двадцати кляч. Двадцать копеек возымели действие "на ямщиков". За спиной комиссара они запрягли тройку, и путешественник отправился дальше. Извозчик тянет заунывную песню, а путешественник размышляет над характером русского человека. Если русский хочет разогнать тоску, то идет в кабак; что не по нем, лезет в драку. Путешественник спрашивает у Бога, почему он отвернулся от людей? Тосна Рассуждение об отвратительной дороге, которую невозможно преодолеть даже в летние дожди. В станционной избе путешественник встречает неудачника-литератора - дворянчика, который хочет ему всучить свой литературный труд "о потере привилегий дворянами". Путешественник дает ему медные гроши, а "труд" предлагает отдать разносчикам на вес, чтобы те использовали бумагу для "обвертки", т. к. для иного она не пригодна. Любани Путешественник видит пашущего в праздник крестьянина и интересуется, не раскольник ли тот? Крестьянин православный, а вынужден работать в воскресенье, т.к. шесть дней в неделю ходит на барщину. Крестьянин рассказывает, что у него трое сыновей, да три дочери, старшему только десятый годок. Чтобы семья не голодала, ему приходится работать и ночью. На себя он работает усердно, а на барина - кое-как. В семье он один работник, а у барина их много. Крестьянин завидует оброчным и государственным крестьянам, им легче жить, потом перепрягает лошадей, чтобы они могли отдохнуть, а сам работает без отдыха. Путешественник мысленно клянет всех помещиков-эксплуататоров и себя за то, что обижал своего Петрушку, когда тот был пьян. Чудово Путешественник встречается с приятелем по университету Челищевым, который рассказал о своем приключении в бушующей Балтике, где чуть было не погиб, потому что чиновник отказался послать помощь, сказав: "Не моя то должность". Теперь Челищев покидает город - "сонмище львов", чтобы не видеть этих злодеев. Спасская полесть Путешественник попал под дождь и попросился в хату обсохнуть. Там он слышит рассказ мужа о чиновнике, любящем "устерсы" (устрицы). За исполнение его прихоти - доставку устриц - он дает чины, награждает из государственной казны. Дождь кончился. Путешественник продолжил путь с напросившимся попутчиком. Попутчик рассказывает свою историю, как был он купцом, доверившись нечестным людям, попал под суд, жена умерла при родах, начавшихся из-за переживаний на месяц раньше. Друг помог этому несчастному бежать. Путешественник хочет помочь беглецу, во сне он представляет себя всесильным правителем, которым все восторгаются. Этот сон являет ему странницу Прямовзору, она снимает с его глаз бельма, мешающие видеть правду. Автор заявляет, что царь слыл в народе "обманщиком, ханжою, пагубным комедиантом". Радищев показывает несоответствие между словами и делами Екатерины; показной блеск, пышный, декоративный фасад империи скрывает за собой ужасные картины угнетения. Прямовзора обращается к царю со словами презрения и гнева: "Ведай, что ты… первейший разбойник, первейший предатель общия тишины, враг лютейший, устремляющий злость свою на внутренность слабого". Радищев показывает, что хороших царей нет, они изливают свои милости лишь на недостойных. Подберезье Путешественник встречается с юношей, идущим в Петербург к дяде учиться. Здесь даются рассуждения юноши о пагубном для страны отсутствии системы образования. Он надеется, что потомки будут счастливее в этом плане, т.к. смогут учиться. Новгород Путешественник любуется городом, вспоминая о его героическом прошлом и о том, как Иван Грозный вознамерился уничтожить Новгородскую республику. Автор возмущен: какое право имел царь "присвоять Новгород"? Путешественник далее отправляется к приятелю, Карпу Дементьичу, который женил сына. Все вместе сидят за столом (хозяин, молодые, гость). Путешественник рисует портреты хозяев. А купец рассказывает о своих делах. Как "пущен был по миру", теперь сын торгует. Бронницы Путешественник отправляется на священный холм и слышит грозный голос Всевышнего: "Почто захотел познать тайну?" "Чего ищешь чадо безрассудное?" Где некогда был "град великий" путешественник видит лишь бедные лачуги. Зайцеве Путешественник встречает своего приятеля Крестьянкина, некогда служившего, а потом вышедшего в отставку. Крестьянкин, очень совестливый и сердечный человек, был председателем уголовной палаты, но оставил должность, видя тщету своих стараний. Крестьянкин рассказывает о некоем дворянине, начавшем свою карьеру придворным истопником, повествует о зверствах этого бессовестного человека. Крестьяне не выдержали издевательств помещичьей семьи и убили всех. Крестьянкин оправдал "виновных", доведенных помещиком до смертоубийства. Как ни боролся за справедливое решение этого дела Крестьянкин, ничего не получилось. Их казнили. А он вышел в отставку, дабы не быть соучастником этого злодейства. Путешественник получает письмо, где рассказывается о странной свадьбе между "78-летним молодцом и 62-летней молодкой", некоей вдовой, занимающейся сводничеством, а на старости лет решившей выйти замуж за барона. Он женится на деньгах, а она на старости лет хочет называться "Вашим высокородием". Автор говорит, что без бурындиных свет не простоял бы и трех дней, он возмущен абсурдом происходящего. Крестцы Видя расставание отца с сыновьями, отправляющимися на службу, путешественник вспоминает, что из ста служащих дворянчиков девяносто восемь "становятся повесами". Он горюет, что и ему скоро придется расстаться со своим старшим сыном. Рассуждения автора приводят его к выводу: "Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, истинный гражданин! Не захочется тебе сынка твоего удавить, нежели отпустить в службу? Т.к. на службе все радеют о кармане своем, а не о благе родины". Помещик, призывая в свидетели путешественника как тяжко ему расставаться со своими сыновьями, говорит им, что они ничем ему не обязаны, а должны трудиться на благо отечества, для этого он растил и нежил их, обучал наукам и заставлял думать. Он напутствует сыновей не сбиваться с пути истинного, не потерять души чистой и высокой. Яжелбицы Проезжая мимо кладбища, путешественник видит душераздирающую сцену, когда отец, кинувшись на гроб сына, не дает его похоронить, плача о том, что не хоронят его вместе с сыном, дабы прекратить его муки. Ибо он виновен, что сын родился немощным и больным и сколько жил, столько страдал. Путешественник мысленно рассуждает, что и он, вероятно, передал своим сыновьям болезни с пороками юности. Валдай Этот древний городок известен любовным расположением незамужних женщин. Путешественник говорит, что всем известны "валдайские баранки и бесстыжие девки". Далее он рассказывает легенду о грешном монахе, утонувшем в бурю в озере, переплывая к своей возлюбленной. Едрово Путешественник видит много нарядных баб и девок. Он восхищается их здоровым видом, упрекая дворянок в том, что они уродуют свои фигуры, затягиваясь в корсеты, а потом умирают от родов, т. к. годами портили свое тело в угоду моде. Путешественник разговаривает с Аннушкой, которая вначале держит себя сурово, а потом, разговорившись, поведала, что отец умер, живет она с матерью да сестрой, хочет замуж. Но за жениха просят сто рублей. Ванюха хочет идти в Питер на заработки. Но путешественник говорит: "Не пускай его туда, там он научится пьянствовать, отвыкнет от крестьянского труда". Он хочет дать деньги, но семья их не берет. Он поражен их благородством. Хотилов Проект в будущем Написан от лица другого путешественника, еще более прогрессивного в своих взглядах, чем Радищев. Наш путешественник находит бумаги, оставленные его собратом. Читая их, он находит сходные своим мыслям рассуждения о пагубности рабства, злонравии помещиков, отсутствии просвещения. Вышний Волочок Путешественник любуется шлюзами и рукотворными каналами. Он рассказывает о помещике, который относился к крестьянам как к рабам. Они все дни работали на него, а он им давал только скудную еду. Своих наделов и скотины у крестьян не было. А "варвар" этот процветал. Автор призывает крестьян разорить имение и орудия труда этого нелюдя, относящегося к ним как к волам. Выдропуск (опять написано по чужим запискам) Проект будущего Автор говорит, что цари возомнили себя богами, окружили себя сотней слуг и воображают, что они полезны отечеству. Но автор уверен, что этот порядок надо менять. Будущее за просвещением. Только тогда будет справедливость, когда люди станут равны. Торжок Путешественник встречается с человеком, который хочет открыть вольную типографию. Далее следует рассуждепие о пагубности цензуры. "Какой вред будет, если книги печататься будут без клейма полицейского?" Автор утверждает, что польза от этого очевидная: "Не вольны правители отлучать народ от правды". Автор в "Кратком повествовании о происхождении цензуры" говорит, что цензура с инквизицией одни корни имеют. И рассказывает историю книгопечатания и цензуры на западе. А в России… в России что происходило с цензурой, обещает рассказать "в другой раз". Медное Путешественник видит хоровод молодых баб и девок. А далее идет описание позорной публичной продажи крестьян. 75-летний старик ждет, кому его отдадут. Его 80-летняя жена была кормилицей матери молодого барина, безжалостно продающего своих крестьян. Тут же 40-летняя женщина, кормилица самого барина, и вся крестьянская семья, включая и младенца, идущая с молотка. Страшно путешественнику видеть это варварство. Тверь Путешественник слушает рассуждения трактирного собеседника "по обеду" о поэзии Ломоносова, Сумарокова и Тредиаковского. Собеседник читает отрывки из оды "Вольность" Радищева, якобы написанной им, которую он везет в Петербург, чтобы опубликовать. Путешественнику стихотворение понравилось, но он не успел об этом сказать автору, т.к. тот спешно уехал. Городня Здесь путешественник видит рекрутский набор, слышит крики и плач крестьян, узнает о многих нарушениях и несправедливостях, творящихся при этом. Путешественник слушает историю дворового Ваньки, которого воспитывали и учили вместе с молодым барином, называли Ванюшей, отправили за границу не рабом, а товарищем. Но жаловал его старый барин, а молодой ненавидел и завидовал успехам. Старик умер. Молодой хозяин женился, а жена возненавидела Ивана, всячески унижала, а потом решила женить на обесчещенной дворовой девке. Иван назвал помещицу "бесчеловечной женщиной", тогда его отправили в солдаты. Иван рад такой участи. Потом путешественник увидел троих крестьян, которых помещик продал в рекруты, т.к. ему понадобилась новая карета. Автор поражен беззакониями, творящимися вокруг. Завидово Путешественник видит воина в гренадерской шапке, который, требуя лошадей, грозит старосте плетью. По распоряжению старосты у путешественника отняли свежих коней и отдали гренадеру. Путешественник возмущен таким порядком вещей. А что сделаешь? Клин Путешественник слушает скорбную песню слепца, а потом дает ему рубль. Старик удивлен щедрым подаянием. Он рад больше праздничному пирогу, чем деньгам. Ибо рубль может ввести кого-нибудь в искушение, и его украдут. Тогда путешественник отдает старику свой платок с шеи. Пешки Путешественник угощает ребенка сахаром, а его мать говорит сыну: "Возьми барское кушанье". Путешественник удивлен, почему это барская еда. Крестьянка отвечает, что ей не на что купить сахар, а баре употребляют, потому что не сами деньги достают. Крестьянка уверена, что это слезы рабов. Путешественник увидел, что хозяйский хлеб состоит из трех частей мякины и одной части несеяной муки. Он впервые огляделся и ужаснулся убогой обстановке. С гневом он восклицает: "Жестокосердный помещик! Посмотри на детей крестьян, тебе подвластных!", призывает эксплуататоров одуматься. Черная грязь Путешественник встречает свадебный поезд, но очень грустный, т.к. под венец едут по принуждению господина. Слово о Ломоносове Автор, проходя мимо Александро-Невской лавры, зашел в нее, дабы почтить своим присутствием могилу великого Ломоносова. Он вспоминает жизненный путь великого ученого, стремящегося к знаниям. Ломоносов жадно учился всему, что можно было узнать в то время, занимался стихосложением. Автор приходит к выводу, что Ломоносов был велик во всех делах, к которым прикасался. А вот уже и Москва! Москва! «Путешествие из Петербурга в Москву». Краткое содержание романа Отправившись в Москву после ужина с друзьями, герой проснулся только на следующей почтовой станции - София. С трудом разбудив смотрителя, он потребовал лошадей, но получил отказ ввиду ночного времени. Пришлось дать на водку ямщикам, они запрягли, и путешествие продолжилось. В Тосне герой знакомится со стряпчим, который занимался тем, что сочинял древние родословные молодым дворянам. На пути из Тосны в Любань путешественник видит крестьянина, который пахал «с великим тщанием», несмотря на то что было воскресенье. Пахарь рассказал, что шесть дней в неделю его семья обрабатывает барскую землю и, чтобы не умереть с голоду, он вынужден работать в праздник, хоть это и грех. Герой размышляет о жестокости помещиков и в то же время упрекает себя в том, что и у него есть слуга, над которым он имеет власть. В Чудове героя нагоняет его приятель Ч. и рассказывает, почему он должен был спешно покинуть Петербург. Ч., развлечения ради, поплыл на двенадцативесельной лодке из Кронштадта в Систербек. По пути разыгралась буря, и бушующими волнами шлюпку зажало между двумя камнями. Она наполнялась водой, и, казалось, гибель была неизбежна. Но двое отважных гребцов сделали попытку по камням и вплавь добраться до берега, который был в полутора верстах. Одному это удалось, и, выбравшись на берег, он побежал в дом местного начальника, чтобы тот срочно отрядил лодки для спасения оставшихся. Но начальник изволил почивать, и сержант, его подчинённый, не посмел будить его. Когда же, стараниями других, несчастные были все же спасены, Ч. пытался усовестить начальника, но тот сказал: «Не моя то должность». Возмутившись, Ч. «плюнул почти что ему в рожу и вышел вон». Не найдя сочувствия своему поступку у петербургских знакомых, он решил навсегда покинуть этот город. По дороге из Чудова в Спасскую Полесть к герою подсаживается попутчик и рассказывает ему свою печальную повесть. Доверившись компаньону в делах по откупу, он оказался обманутым, лишился всего состояния и был подведён под уголовный суд. Жена его, переживая случившееся, родила раньше срока и через три дня умерла, умер и недоношенный ребёнок. Друзья, увидев, что его пришли брать под стражу, усадили несчастного в кибитку и велели ехать «куда глаза глядят». Героя тронуло рассказанное попутчиком, и он размышляет о том, как бы довести этот случай до слуха верховной власти, «ибо она лишь может быть беспристрастна». Понимая, что ничем не в силах помочь несчастному, герой воображает себя верховным правителем, государство которого как будто бы процветает, и ему все поют хвалу. Но вот странница Прямо-взора снимает бельма с глаз правителя, и он видит, что царствование его было неправедно, что щедроты изливались на богатых, льстецов, предателей, людей недостойных. Он понимает, что власть есть обязанность блюсти закон и право. Но все это оказалось только сном. На станции Подберезье герой знакомится с семинаристом, который жалуется на современное обучение. Герой размышляет о науке и труде писателя, задачей которого видит просвещение и восхваление добродетели. Прибыв в Новгород, герой вспоминает, что этот город в древности имел народное правление, и подвергает сомнению право Ивана Грозного присоединить Новгород. «Но на что право, когда действует сила?» - вопрошает он. Отвлёкшись от размышлений, герой идёт обедать к приятелю Карпу Дементьевичу, прежде купцу, а ныне именитому гражданину. Заходит разговор о торговых делах, и путешественник понимает, что введённая вексельная система не гарантирует честности, а, наоборот, способствует лёгкому обогащению и воровству. В Зайцеве на почтовом дворе герой встречает давнишнего приятеля г. Крестьянкина, служившего в уголовной палате. Он вышел в отставку, поняв, что в этой должности не может принести пользы отечеству. Он видел лишь жестокость, мздоимство, несправедливость. Крестьянкин рассказал историю о жестоком помещике, сын которого изнасиловал молодую крестьянку. Жених девушки, защищая невесту, проломил насильнику голову. Вместе с женихом были ещё несколько крестьян, и всех их по уложению уголовной палаты рассказчик должен был приговорить к смертной казни или пожизненной каторге. Он пытался оправдать крестьян, но никто из местных дворян не поддержал его, и он был вынужден подать в отставку. В Крестцах герой становится свидетелем расставания отца с детьми, отправляющимися в службу. Отец читает им наставление о жизненных правилах, призывает быть добродетельными, выполнять предписания закона, сдерживать страсти, ни перед кем не раболепствовать. Герой разделяет мысли отца о том, что власть родителей над детьми ничтожна, что союз между родителями и детьми должен быть «на нежных чувствованиях сердца основан» и нельзя отцу видеть в сыне раба своего. В Яжелбицах, проезжая мимо кладбища, герой видит, что там совершается погребение. У могилы рыдает отец покойника, говоря, что он - убийца своего сына, так как «излил яд в начало его». Герою кажется, что он слышит своё осуждение. Он, в молодости предаваясь любострастию, переболел «смрадной болезнью» и боится, не перейдёт ли она на его детей. Размышляя о том, кто является причиной распространения «смрадной болезни», путешественник обвиняет в этом государство, которое открывает путь порокам, защищает публичных женщин. В Валдае герой вспоминает легенду о монахе Иверского монастыря, влюбившемся в дочь одного валдайского жителя. Как Леандр переплывал Геллеспонт, так этот монах переплывал Валдайское озеро для встречи со своей возлюбленной. Но однажды поднялся ветер, разбушевались волны, и утром тело монаха нашли на отдалённом берегу. В Едрове герой знакомится с молодой крестьянской девушкой Анютой, разговаривает с ней о ее семье, женихе. Он удивляется, сколько благородства в образе мыслей сельских жителей. Желая помочь Анюте выйти замуж, он предлагает ее жениху деньги на обзаведение. Но Иван отказывается их взять, говоря: «У меня, барин, есть две руки, я ими дом и заведу». Герой размышляет о браке, осуждая существующие ещё обычаи, когда восемнадцатилетнюю девушку могли повенчать с десятилетним ребёнком. Равенство - вот основа семейной жизни, считает он. По дороге в Хотилово героя посещают мысли о несправедливости крепостного права. То, что один человек может порабощать другого, он называет «зверским обычаем»: «порабощение есть преступление», говорит он. Только тот, кто обрабатывает землю, имеет на неё права. И не может государство, где две трети граждан лишены гражданского звания, «называться блаженным». Герой Радищева понимает, что работа по принуждению даёт меньше плодов, а это препятствует «размножению народа». Перед почтовой станцией он поднимает бумагу, в которой выражены те же мысли, и узнает у почтальона, что последним из проезжавших был один из его друзей. Тот, видимо, забыл свои сочинения на почтовой станции, и герой за некоторое вознаграждение берет забытые бумаги. В них определена целая программа освобождения крестьян от крепостной зависимости, а также содержится положение об уничтожении придворных чинов. В Торжке герою встречается человек, отправляющий в Петербург прошение о дозволении завести в городе книгопечатание, свободное от цензуры. Они рассуждают о вредности цензуры, которая «словно нянька, водит ребёнка на помочах», и этот «ребёнок», то есть читатель, никогда не научится ходить (мыслить) самостоятельно. Цензурой должно служить само общество: оно либо признает писателя, либо отвергает, так же как театральному спектаклю признание обеспечивает публика, а не директор театра. Здесь же автор, ссылаясь на тетрадку, полученную героем от встреченного им человека, рассказывает об истории возникновения цензуры. По дороге в Медное путешественник продолжает читать бумаги своего знакомого. Там рассказывается о торгах, которые происходят, если разоряется какой-либо помещик. И среди прочего имущества с торгов идут люди. Старик семидесяти пяти лет, дядька молодого барина, старуха восьмидесяти, его жена, кормилица, вдова сорока лет, молодица восемнадцати, дочь ее и внучка стариков, ее младенец - все они не знают, какая судьба их ждёт, в чьи руки они попадут. Беседа о российском стихосложении, которую герой ведёт с приятелем за столом трактира, возвращает их к теме вольности. Приятель читает отрывки из своей оды с таким названием. В деревне Городня происходит рекрутский набор, ставший причиной рыданий толпящегося народа. Плачут матери, жены, невесты. Но не все рекруты недовольны своей судьбой. Один «господский человек», наоборот, рад избавиться от власти своих хозяев. Он был воспитан добрым барином вместе с его сыном, побывал с ним за границей. Но старый барин умер, а молодой женился, и новая барыня поставила холопа на место. В Пешках герой обозревает крестьянскую избу и удивляется бедности, здесь царящей. Хозяйка просит у него кусочек сахара для ребёнка. Автор в лирическом отступлении обращается к помещику с осуждающей речью: «Жестокосердый помещик! посмотри на детей крестьян, тебе подвластных. Они почти наги». Он сулит ему Божью кару, так как видит, что на земле праведного суда нет. Заканчивается «Путешествие из Петербурга в Москву» «Словом о Ломоносове». Герой ссылается на то, что эти записки дал ему «парнасский судья», с которым он обедал в Твери. Основное внимание автор уделяет роли Ломоносова в развитии русской литературы, называя его «первым в стезе российской словесности». Анализ глав из "Путешествия из Петербурга в Москву" А.Н. Радищева От главы к главе автор книги знакомит читателя с теми или иными пороками, злоупотреблениями и преступлениями дворян - помещиков и государственных чиновников, не забыв при этом и официальную православную церковь, служащую правительству и помещикам. Есть здесь и новое купечество, но оно - «тёмное царство», тоже развращено, деспотично, неграмотно и корыстно, ничем не похоже на европейское передовое «третье сословие», уже возглавившее американскую и французскую революции. Одновременно Радищев перемежает эти сцены сочувственными портретами крестьян и картинами народной жизни.Его путешествие имеет не только этнографическую, но и политическую, даже пропагандистскую цель. Автор книги, юрист по профессии, много работавший в сенате и других правительственных судебных учреждениях, хочет с помощью своей поучительной поездки из новой столицы в древнюю приобщить читателей к своему весьма глубокому и неравнодушному познанию крепостнической, измученной дворянскими злоупотреблениями и чиновничьими беззакониями России. Радищев в главе «Спасская полесть» поднимается и до смелой критики самодержавия, всё это допустившего и молчаливо одобрявшего, и открыто оправдывает жестокую народную месть угнетателям, убийства помещиков и крестьянский бунт. Всё это и вызвало понятное возмущение императрицы Екатерины II.Конечно, путешественник в книге Радищева видит различные города и местности, повествует о них, о встреченных людях, о народных обычаях и интересных случаях (глава «Валдаи»), быте и характерах крестьян, причём крепостные у него нравственно выше помещиков и чиновников. Есть в его путешествии и вставная глава-утопия «Хотилов». Но главное - это выстраивание по главам «Путешествия из Петербурга в Москву» характерных примеров нарушения людьми власти различных рангов своих служебных обязанностей, законов и просто правил общечеловеческой морали.Уже в главе «София» есть ленивый и лживый почтовый служитель, не дающий автору лошадей и тем нарушающий свой чиновничий долг. В главе «Любани» путешественник встречается с крестьянином, весело и усердно пашущим свою, не барскую ниву в воскресенье, то есть в праздник, что считалось у православных христиан грехом, но сами крестьяне труд грехом не считали. Здесь впервые заходит речь об угнетении крестьян барином, помещиком, шесть дней в неделю гоняющим крестьян на барщину, то есть на подневольную, безрадостную работу на своих землях, а деревенских женщин и девок посылающим собирать для своего хозяйства грибы и ягоды. Появляется тема неравенства, угнетения, социальной несправедливости, невозможности для крестьян воззвать к правосудию, высказан авторский гнев.Рассказ о кораблекрушении в главе «Чудово» также эмоционален, ибо морской начальник не оказал терпящим бедствие должной помощи, это сделали простые солдаты, давшие им свои лодки. Сцена эта важна подробным описанием чувств и мыслей гибнущих и нарастающим гневом автора против очерствевших, забывших свой долг чиновников: «Теперь я прощусь с городом навеки. Не въеду николи в сие жилище тигров. Единое их веселие - грызть друг друга; отрада их - томить слабого до издыхания и раболепствовать власти». Даже знаменитое описание крестьянской избы (глава «Пешки»), так понравившееся Пушкину, позволяет Радищеву укорить крепостников и власти народной нищетой: «Тут видны алчность дворянства, грабёж, мучительство наше и беззащитное нищеты состояние». А ведь помещик Радищев отлично знал, что такую грязную избу со щелями в полу построил себе сам нерадивый крестьянин из выделенного ему барского леса, дворянство тут ни при чём.От простой и забавной истории недобросовестного чиновника, любящего есть дорогие привозные устрицы и спокойно злоупотребляющего ради своей невинной страсти служебным положением (глава «Любани») и тратящего на неё немалые государственные средства, автор переходит к куда более серьёзным случаям беззакония и гонений. Заходит речь даже о беззаконном уничтожении царём Иваном Васильевичем вольностей древней Новгородской республики, причём царь в соответствии с идеями просветителей осуждён как нарушитель естественного права новгородцев на эти вольности и независимость. Продажа крепостных крестьян, с таким возмущением и страстью описанная в главе «Медное», обличало саму античеловеческую и противоправную суть власти помещиков. Картина рекрутского набора в главе «Городня» также звала к возмущению, пророчила восстание рабов, отдающих детей навсегда в солдатчину. В главе «Зайцово» путешественник рассказывает историю помещика, угнетавшего и унижавшего своих крестьян столь жестоко и изобретательно, что они убили его и его взрослых сыновей.Автор на стороне крестьян, признаёт их поступок оправданным, защитой своих близких и прав, говорит вещие слова о русском бунте: «Русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость». Здесь произносится ключевая для всей книги речь о природном равенстве всех людей, об их естественном праве преступать законы во имя своего блага и свободы, об их праве на месть, восстание и даже убийство своих угнетателей.Царь - лишь слуга закона, правит по общему согласию народа, заключил с ним общественный договор согласно знаменитой идее Руссо. Беда, если он слеп, забыл о своём долге и истине, потворствует преступлениям и злоупотреблениям своих любимцев и придворных льстецов, как это показано во сне автора («Спасская полесть»), с полным основанием воспринятом Екатериной как сатира на её расточительное, снисходительное к злоупотреблениям и откровенному воровству вельмож царствование. Идея разумного эгоизма, высказанная здесь Радищевым и развитая потом в романе Чернышевского, состояла в том, что люди могут соблюдать государственные законы и подчиняться власти монарха до тех пор, пока законы соответствуют их желаниям и целям, служат пользе личности, не нарушают их естественных прав. В сословном монархическом государстве такая идея выглядела мятежной и преступной, и потому Екатерина назвала Радищева бунтовщиком.Он, русский дворянин, юрист, государственный чиновник высокого ранга и богатый помещик, юридически и нравственно оправдывал крестьянский бунт: «Ждут случая и часа. Колокол ударяет. И се пагуба зверства разливается быстротечно. Мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и прожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие». Осуждено и забывшее о человеке и народной пользе самодержавие. Тираноборческая ода «Вольность», написанная «сильными стихами» (Пушкин) и помещённая в главе «Тверь», зовёт к мести царям, их казни по приговору народного суда.Далее Радищев развивает свои смелые мысли в целую систему революционных идей. Он, русский дворянин и высокопоставленный чиновник, против государственной и военной службы молодых дворян, против завоеваний и войны как преступного кровопролития, против государственной и духовной (то есть церковной) цензуры, против придворных тунеядцев, против насильственного набора в армию рекрутов, злоупотреблений священников, - словом, против всей системы беззакония и угнетения человека человеком, лежавшей в основе самодержавия, крепостничества, российского военно-феодального государства. И всё это им не только подумано и сказано, но и написано и напечатано, книга разослана и отдана в продажу. Уже Пушкин поражался гражданской и человеческой смелости Радищева: «Не можем в нём не признать преступника с духом необыкновенным; политического фанатика, заблуждающегося конечно, но действующего с удивительным самоотвержением и с какой-то рыцарскою совестливостию».
Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву" - сочинение ""Путешествие из Петербурга в Москву" в художественном и идеологическом контексте эпохи "
Для многих поколений русских читателей имя Радищева окружено ореолом мученичества: за написание “Путешествия из Петербурга в Москву” автор был приговорен к смертной казни, замененной Екатериной II десятью годами высылки в Сибирь. Ее преемники на троне восстановили Радищева в правах, однако он не изменил своих взглядов и, не найдя к ним сочувствия со стороны властей, в 1802 году покончил с собой. Для русской революционной интеллигенции XIX века он стал легендарной фигурой, в его взглядах видели радикальный гуманизм и глубину в раскрытии социальных проблем российского общества конца XVIII века. После революции 1917 года доморощенные литературоведы-марксисты увидели в Радищеве даже зачинателя социализма в России и первого русского материалиста, однако в этих более чем смелых суждениях они явно шли по стопам В. И. Ленина, который поставил Радищева “первым в ряду русских революционеров, вызывающим у русского народа чувство национальной гордости”. Чтобы заново вернуть Радищева современному русскому читателю, требуется снять с его имени слой за слоем идеологическую и прочую шелуху и попытаться беспристрастно оценить его философские взгляды, литературное и поэтическое творчество.
Хотя Радищев писал стихи, поэмы, а также сочинил философский трактат “О человеке, его смертности и бессмертии”, в памяти потомков он остался всего лишь автором “Путешествия из Петербурга в Москву”. Это сочинение получило весьма нелестную характеристику у А. С. Пушкина, который написал, что оно “причина его несчастья и славы, есть очень посредственное произведение, не говоря даже о варварском слоге”.
У Пушкина, который по праву считается создателем русского литературного языка, были достаточно веские основания для столь сурового приговора.
Можно ли безоговорочно утверждать, что легкость, гладкость, гибкость, плавная текучесть и изящество языка Пушкина - свидетельство его несомненного достоинства по сравнению с языком Державина, Карамзина и Радищева? Быть может, правы те, кто считают стиль Пушкина легковесным, а мысль, выраженную в характерной для него свободной, раскованной форме, - плоской и упрощенной? Безусловно, нет, однако в оправдание Радищева с его “варварским слогом” приведем два отрывка из его стихотворения “Ода к другу моему”:
Летит, мой друг, крылатый век,
В бездонну вечность все валится.
Уж день сей, час и миг протек,
И вспять ничто не возвратится никогда.
Краса и молодость увяли,
Покрылись белизной власы,
Где ныне сладостны часы,
Что дух и тело чаровали завсегда?
Таков всему на свете рок:
Не вечно на кусту прельщает
Мастистый розовый цветок,
И солнце днем лишь просияет, но не в ночь.
Мольбы напрасно мы возводим:
Да прелесть юных добрых лет
Калечна старость не желет!
Нигде от едкой не уходим смерти прочь...
Если вернуться к “Путешествию из Петербурга в Москву”, то вопиющие недостатки книги действительно бросаются в глаза. Повесть представляет собой собрание разрозненных фрагментов, связанных между собой лишьназваниями городов и деревень, мимо которых следует путешественник.
Рассуждения о вопиющей несправедливости помещиков, которые не считают своих крестьян за людей, перемежаются довольно сомнительными соображениями по поводу некоторых правил личной гигиены.
Такие - по выражению Достоевского - “обрывки и кончики мыслей” соседствуют с вольными переводами из французских просветителей. Кроме того, Радищев включил в повесть свою оду “Вольность” и “Слово о Ломоносове”...
Радищев, желая привлечь публику к своему сочинению, взял за образец модную в то время повесть Лоренса Стерна “Сентиментальное путешествие по Франции и Италии”, оригинальность которой состоит в том, что Стерн изящно и остроумно дурачил простодушного читателя, развлекая его пустячными рассуждениями о разнородных и ничем не связанных между собой предметах. Поражает и трогает наивность Радищева, который хотел скрыть за модной и привлекательной - по его мнению - формой всем известные идеи французских просветителей о равенстве, выразив их высокопарным стилем: “Возопил я, наконец, сице: человек родился в мир равен со всем другим”. Увы, повесть Радищева вышла в свет в 1790 году, после Великой французской революции, и попала, что называется, под горячую руку императрицы. Ознакомившись с ней, она почему-то решила, что “сочинитель сей книги наполнен и заражен французскими заблуждениями, всячески ищет умалить почтение к власти”. Она и положила начало мифу о Радищеве, сказав о нем: “бунтовщик хуже Пугачева”.
Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву" - сочинение "Изображение народа и о6разы в произведении “Путешествие из Петербурга в Москву” Радищева"
Роман А.Радищева “Путешествие из Петербурга в Москву” - одно из самых значительных явлений русской литературы восемнадцатого века. Он написан в популярном тогда жанре “путешествия”, открыл который Л.Стерн, основатель сентиментализма. Радищев в своей оценке человека вообще следовал за писателями-сентименталистами и писал, что человека отличает от зверя именно способность к сочувствию. Сочувствие, сострадание - главные эмоции повествователя в романе: “Я взглянул окрест меня - душа мая страданиями человечества уязвлена стала”.
Чему же сострадает повествователь? Положению народа. Роман дает широкую панораму жизни крепостного крестьянства. И Радищева возмущает даже не столько бедность и тяжелейший труд крестьян, сколько то, что они, как крепостные, лишены свободной воли, юридически бесправны. “Крестьянин в законе мертв”, - пишет Радищев. Причем мертв только тогда, когда требуется защита закона. Об этом говорит глава “Зайцево”. На протяжении многих лет жестокий помещик и его семья истязали крестьян, и никогда никто не вступился за несчастных. Когда же выведенные из терпения крестьяне убили изверга, закон вспомнил о них, и они были приговорены к казни.
Участь крестьянина страшна: “И жребий заклепанного во узы, и жребий заключённого в смрадной темнице, и жребий вола в ярме”. Но повествователь, воспитанный на идеях просвещения, утверждает равенство всех людей. Но крестьяне в большинстве своем просто по-человечески лучше помещиков. Помещики в романе Радищева почти все - отрицательные персонажи, нелюди. Нравы же крестьян здоровы и естественны, они не заражены искусственной цивилизацией. Это особенно ясно видно при сравнении городских и деревенских девушек: “Посмотрите, как все члены у моих красавиц круглы, рослы, не искривлены, не испорчены. Вам смешно, что у них ступни в пять. вершков, а может быть, и в шесть. Ну, любезная моя племянница, с трехвершковой твоею ножкою, стань с ними рядом и бегите взапуски, кто скорее достигнет высокой березы, по конец луга стоящей?”.
Деревенские красавицы здоровы и добродетельны, а у городских “на щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на искренности… сажа”.
Главная заслуга Радищева и главное его отличие от большинства обличительной литературы восемнадцатого века состоит в том, что он не сетует на отдельные отрицательные примеры, а осуждает сам порядок вещей, существование крепостного права:
Покоя рабского под сенью Плодов златых не возрастет; Где все ума претит стремленью, Великость там не прозябает.
Своеобразие “Путешествия из Петербурга в Москву” состоит в том, что Радищев, взяв форму “путешествия”, наполнил ее обличительным содержанием. Чувствительный герой сентиментальной литературы, хотя и способен на сострадание, стремится уйти от зла этого мира в себя, а повествователь из “Путешествия из Петербурга в Москву” озабочен общественными вопросами и стремится служить общественному благу.
“Путешествие из Петербурга в Москву” - первый русский идеологический роман, где ставятся не столько художественные, сколько политические задачи. В этом его своеобразие и значение для всей нашей литературы.
Радищев "Путешествие из Петербурга в Москву" - сочинение "Анализ "Путешествия из Петербурга в Москву" Радищева"
Россия XVIII столетия не знала философа, равного Радищеву по обширности и глубине ума. С последовательностью и разносторонностью ученого он рассмотрел и подверг уничтожающей критике в «Путешествии…» всю самодержавно-крепостническую общественную систему, несущую народу горе.
«Путешествие…», всеобъемлющее по охвату фактов русской жизни, явилось как бы кодексом критических антимонархических и антикрепостнических высказываний. С присуще ему аналитической глубиной Радищев осветил связь таких явлений, как падение нравственности народа и разврат верхов («нижние заражаются от верхних, а от них язва разврата достает и до деревень»), как взаимная зависимость самодержавия и церкви. Он сказал, что узники неволи, власть и острие в руках имеющие», могут быть «наияростнейшими проповедниками ее», что цензура, останавливая шествие мысли, лишает печать ее функции оздоровителя общества. С особенной силой и страстью звучит обличающий голос писателя в главе «Спасская Полесть», где языком прозрачного иносказания нарисовано государство и двор Екатерины II, где царь предстает в одеждах, намокших от крови и слез народных, «первейшим в обществе убийцей, первейшим предателем», «ханжою и пагубным комедиантом».
Наблюдая вакханалию угнетения крестьянства, видя моральную деградацию верхов, Радищев находил опору для оптимистических прогнозов в народе. Мерилом ценности человека становятся в его произведении народные критерии. Не случайно в речи о воспитании юношества, произносимой крестицким дворянином, одним из единомышленников путешественника, выдвигается требование кормиться делом рук своих, что является важнейшей нормой крестьянской морали («Едрово»). Благородство и красота нравственного и физического облика крестьян, их непрерывный труд на благо общества писатель считает залогом будущего великого национального возрождения. Растущее в народе чувство протеста заставляло его восклицать: «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение». Как далеко шел Радищев в своей ненависти к дворянству, видно из следующего его высказывания: «О! если бы рабы, тяжкими узами отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступления избитого племени; но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены. Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую…» Писатель прозревал революцию: «Колокол ударяет, опасность уже вращается над главами нашими. Уже время, вознесши косу, ждет часа удобности…» Оглядываясь на прошлое России и Европы, сравнивая новую историю России, Франции и рабовладельческой Америки, Радищев видел то, чего не видели его современники, - оттого ода «Вольность», включенная в «Путешествие», рисовала крушение тронов, возведение царей на плаху, установление республики.
Враг самодержавия, своим «Путешествием» Радищев выступил и против реакционных течений общественной мысли, которые помогали воспитанию человека-«делателя», отвлекали от социальной борьбы, уводили «в поля бредоумствований» (масонство). Он доказывал, что человек не может быть счастлив, если несчастен мир, обличал трусость зрячих, которая объективно упрочивала власть помещиков-крепостников. Писатель – воплощенная совесть России – видел идеал человека в борце, живущем действительными интересами народа.
Радищев опережал свой век. Книга и имя его озарили перспективу русского освободительного движения на целые десятилетия вперед. Он входит в нашу историю под именем первого русского революционера. И когда произошла Октябрьская социалистическая революция, в Петрограде под обломками ограды Зимнего дворца, бывшей резиденции царей, рабоче-крестьянская власть поставила свой первый памятник: обращенное к невским далям высеченное из камня лицо пророка революции писателя Александра Николаевича Радищева.
Cочинение «Изображение помещиков в произведении «Путешествие из Петербурга в Москву» Как и все просветители XVIII в., первенец свободы основывается на теории «естественного права» и «общественного договора», а природное «естественное состояние» рассматривает как нечто противостоящее угнетению, деспотизму и тирании. Он полагает, что уродливые общественные отношения искажают человеческую сущность как угнетаемых, так и угнетенных, становясь гибельными как. для тех, так и для других. Социальная среда как правило, оказывается сильнее доброго воспитания и хорошего образования; так крепостничество оказывает свое губительное воздействие не только на крепостных крестьян, но и на «добрых господ». Основой высокой нравственности, мерилом ценности человеческой личности Радищев считает труд. Потому образы крестьян в «Путешествии» оказываются всегда морально выше образов крепостников, живущих за счет чужого труда. В центре внимания автора не столько характеры персонажей и их судьбы, сколько типизация общих свойств социальной жизни самодержавно-крепостнической России конца XVIII в. Помещики, персонажи «Путешествия», не имеют развернутых биографий. Радищев почти не останавливается на их индивидуальных чертах, так как видит в человеке прежде всего представителя определенного социального круга общества. Частные черты характера интересуют писателя лишь постольку, поскольку они определяются средой и оказывают, в свою очередь, влияние на жизнь окружающих. «Деяния… всегда истинный суть черты душевного образования», - утверждает автор «Путешествия» в главе «Зайцово». Опуская детали, писатель изображает главное, т. е. то, что характерно для помещиков как сословия, угнетающего крестьян, и что с наибольшей силой показывает разлагающее влияние крепостничества на самих помещиков. Больше того, во многих главах книги («Медное», «Бродвя»» «Вышний Волочек») Радищев совсем не изображает помещика и заменяет рассказ о его «деяниях» показом результатов его деятельности. Так, например, в главе «Любани» рассказывается о встрече путешественника с крестьянином, который на своей ниве «пащет с великим тщанием» в праздничный день. Из расспросов выясняется, что местный помещик заставляет своих крепостных шесть дней в неделю ходить на барщину. «…Да под вечерок, - рассказывает пахарь, - возим оставшее в лесу сено на господской-двор, коли погода хороша; а бабы и девки, для прогулки, ходят по праздникам в лес по грибы да по ягоды … Да хотя растянись на барской работе, - продолжает он, - то спасибо не скажут. Барин подушных не заплатит; ни барана, ни холста, ни курицы, ни масла не уступит. То ли житье нашему брату, как где баржи оброк берет с крестьянина, да еще без приказчика. Правда, что иногда и добрые господа берут более трех рублей с души; но все лучше барщины. Ныне еще поверье заводится отдавать деревни, как то называется, на аренду. А мы называем это отдавать головой. Голой наемник дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; все работай на него, для того что он подушныя платит за нас. Самая дьявольская выдумка, отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного прикащика хотя можно пожаловаться, а на наемника кому?» Путешественник ему возражает: «Друг мой, ты ошибаешься, мучить людей законы запрещают». - «Мучить? - вопрошает пахарь. - Правда; но небось, б Зарин, не захочешь в мою кожу». В другой главе «Хотилов» первенец свободны вкладывает в уста «гражданина будущих времен» следующие слова: «…Принужденная работа дает меньше плода… Где есть нечего, там хотя бы и было кому есть, не будет; умрут от истощения, Тако нива рабства, неполный давая плод, мертвит граждан». Так Радищев выдвигает экономический аргумент: оно невыгодно, так как уменьшает количество материальных благ, добываемых трудом народа. Ведь подневольный труд на барина менее эффективен, чем труд свободный, когда человек работает на себя. Против крепостного права Радищев выдвигает также юридический и моральный аргументы. Корыстолюбие помещиков изобличается им в главе «Вышний Волочек». Путешественник рассказывает о своей встрече с неким помещиком, который, не найдя удовлетворения в государственной службе, удалился из столицы в деревню., чтобы разбогатеть на эксплуатации чужого труда. Истинный сын отечества, Радищев пишет с «волнением сердца», так как не может взирать равнодушно на беззакония и несправедливость вокруг себя. О случае с тридцатилетним крестьянином, попавшим из-за жестокосердия молодого барина и его супруги в рекруты, Радищев рассказывает в главе «Городня». Старый барин, «человек добросердечной, разумной и добродетельной», дал Ванюше отменное воспитание и примерное образование наравне со своим сыном. После окончания -зарубежного университета молодой крепостной возвращался на родину, полный радужных надежд. Однако еще в Риге молодой господин получил известие, что его отец скончался и оставил завещание, в котором распорядился отпустить Ванюшу на свободу. «Справедливость надлежит отдать бывшему моему господину, что он много имеет хороших качеств, но робость духа и легкомыслие оныя помрачают», - говорил Вапюша про молодого барина. Одним словом, сын не исполнил последней воли своего отца. «Чрез неделю после нашего в Москву приезда, - продолжал Ванюша свой рассказ, - бывшей мой господин влюбился в изрядную лицем девицу; но которая с красотою телесного соединяла скареднейшую душу и сердце жестокое и суровое. Воспитанная в надменности своего происхождения, отличностию почитала только внешность, знатность, богатство». Молодая помещица не взлюбила образованного крепостного и, задумав силой женить его на своей горничной Маврушке, вскоре сделала жизнь его невыносимой. Спасаясь от унижений и издевательств, Ваня посчитал 25-летнюю солдатскую службу единственным выходом из создавшегося положения. Исследователи творчества Радищева считают, что образ Ванюши имеет реальный прототип. Это Николай Смирнов, крепостной князей Голицыных, слушавший лекции в Московском университете; он пытался бежать от помещика за границу, но был пойман и отдан насильно в солдаты. Его дело разбиралось в Петербургской уголовной палате в 1785 г. О произволе помещиков рассказывается и в одной из заключительных глав книги «Черная грязь». Результат действий «злосердых помещиков» писатель изобразил также и в сценах массовой продажи крепостных с торгов в главе «Медное». Гражданин будущих времен, от лица которого ведется рассказ (читай: сам Радищев), вероятно, присутствовал в свое время на одном из таких торгов, и его потрясла страшная картина продажи людей - одной семьи дворовых, состоящей из престарелых и немощных родителей, их дочери - вдовы и 18-летпей внучки, обесчещенной барином. Средствами изображения характеров здесь являются указания на возраст крестьян, краткие сообщения об их внешнем виде и внутренних качествах, приведение конкретных деталей их взаимоотношений с господами и между собой. Cочинение «Путешественник - характеристика литературного героя» Путешественник - главный герой и рассказчик знаменитой книги, за которую Радищев был назван Екатериной II «бунтовщиком хуже Пугачева» и посажен в Петропавловскую крепость. Суд приговорил писателя к смертной казни, замененной по повелению императрицы лишением чинов, дворянства и ссылкой в Сибирь. Запрет с мятежной книги был снят только после революции 1905 г. Книга представляет собой путевые записки странствующего по российской провинции П. П. вовсе не идентичен автору - хотя предваряющее книгу Посвящение, написанное от имени Радищева, указывает на близость автора и его героя. Импульсом к созданию «Путешествия из Петербурга в Москву» явилось чувство сострадания: «Я взглянул окрест меня, душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Следующая фраза вновь напоминает читателю о просветительских задачах «Путешествия»: «Обратил взоры мои во внутренность мою - и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы». Читателю предлагается вслед за П. научиться видеть истину и «взирать» на мир «прямо». В книге отсутствует описание П. как литературного персонажа, с развернутым портретом и биографией. Отрывочные сведения о П. рассеяны по отдельным главам - их легко не заметить, и, для того чтобы сложить их в цельный образ, требуется немалое читательское внимание. Социальное положение его достаточно ясно: П. - небогатый дворянин, чиновник. С меньшей степенью определенности мы можем говорить о возрасте героя и семейном положении - он вдов, у него есть дети, старший сын скоро должен отправиться служить. В юности П. вел жизнь обычного молодого дворянина. В самом начале путешествия (гл. «Любань») обличая «жестокосердого» помещика, П. вспоминает о своем жестоком обращении с кучером Петрушкой, которого избил по ничтожному поводу. Но отличие все же есть: герой способен раскаяться. Глубокое раскаяние рождает в нем мысли о самоубийстве (гл. «София»), что определяет некоторый пессимизм начальных глав, но в заключительных главах общий тон рассказа делается оптимистичным - несмотря на то что число трагических картин и впечатлений к концу путешествия только возрастает. Размышления по поводу увиденного приводят П. к прозрению истины, состоящей в том, что любая действительность может быть исправлена. Автор выносит на суд читателя несколько возможных путей к преобразованию социального строя крепостной РОССИИ: и реформы сверху (гл. «Хотилов» - П. находит; в этой главе записки с «Проектом в будущем»), просвещение дворянства с помощью правильного воспитания (гл. «Крестцы» - здесь герой выслушивает рассказ уже «просвещенного» дворянина о воспитании его детей), крестьянский бунт («Зайцеве» - в этой главе рассказывается о том, как гнев крепостных против жестокого помещика привел к тому, что крестьяне убивают своего мучителя). Существенное место в размышлениях о возможностях преображения России занимает и гл. «Тверь», внутри которой помещена ода «Вольность», где обосновывается право народа на революционный переворот. В советском литературоведении была распространена точка зрения, что именно последний путь выражает взгляды самого Радищева. Однако текст «Путешествия» не дает нам оснований для подобных утверждений. Для Радищева равноправны несколько путей изменения русской действительности. Так, крестьянский бунт вызывает искреннее сочувствие»Шв. и полностью оправдывается им как «естественное право» крестьян быть людьми. В крепостническом государстве они перестали быть гражданами, закон не охраняет их. «Крестьяне в законе мертвы» - ключевая фраза книги. Воспитание крестицким дворянином своих детей как истинных сынов Отечества также рождает в герое уважение и надежду. Итак, ни одна из возможностей не абсолютизируется автором, право выбора остается за читателем. Многие события, описанные в тексте, не основываются на непосредственных наблюдениях П., но рассказаны ему самыми разными людьми, встреченными в дороге. В текст вводятся и «чужие» произведения, случайно найденные П.: два «проекта в будущем», «наставление отца детям», «Краткое повествование о происхождении цензуры», ода «Вольность». При этом П. лично встречает автора этой оды, «новомодного стихотворца» (гл. «Тверь») - определение, за которым скрылся сам Радищев. Благодаря постоянной иронии и самоиронии П. патетика; легко сменяется на добродушный юмор даже по отношению к идеям, как будто не допускающим несерьезности тона. Изложение многих далеко не безразличных Радищеву мыслей сопровождается ироническими ремарками: так, предоставив на суд читателю «проект в будущем» (план изменения общества с помощью реформ сверху), сам П. почитает за «благо» «рассуждать о том, что выгоднее для едущего на почте, чтобы лошади шли рысью или иноходью, или что выгоднее для почтовой клячи, быть иноходцем или скакуном? - нежели заниматься тем, что не существует». Ироничность П. напоминает стерновские остроумие и легкость. Несмотря на очевидную связь «Путешествия» с сентиментализмом, стиль Радищева далек от гладкости сентименталистского слога. Язык его нарочито тяжел, осложнен длинными синтаксическими конструкциями, изобилует церковнославянизмами. Ключ к раскрытию смысла подобной стилистической тяжеловесности кроется в объяснениях, сделанных автором «Вольности» по поводу его оды. «Вольность» не раз упрекали в трудности языка, однако по слову автора - «в негладкости стиха изобразительное выражение трудности самого действия». «Тяжелый» предмет, тема требует и тяжести слога. Кроме того, эта «тяжесть» отсылала и к вполне определенной культурной традиции. Сложность синтаксиса, обилие церковнославянизмов, заставляющих читателя буквально продираться сквозь повествование, делало речь П. особой, именно - пророческой. Библейский пророк должен говорить торжественно и высоко. Использование архаизмов, речевая затрудненность, высокий стиль применялись Радищевым (а впоследствии и декабристской, и всей революционной литературой) как своеобразный пропагандистский прием: «непонятность» речи означала серьезность и важность темы. После Радищева жанр путешествия в русской литературе прочно связался с темой России. Именно образ дороги позволял организовать в единое художественное пространство бесконечные российские просторы и пестроту русских нравов. Вспомним и «Мертвые души» (1842) Гоголя, и «Кому на Руси жить хорошо» (1863-1877) Некрасова, и структурно самую близкую к «Путешествию» Радищева «поэму» в прозе Венедикта Ерофеева «Москва - Петушки» (1969) - стлавами - названиями станций, с предельно близким автору лирическим героем и общим духом «вольности» и оппозиции существующему государственному строю. П. Радищева - один из первых образов интеллигента (пусть само это слово появилось в языке значительно позже) в русской литературе, воплотивших в себе все основные «интеллигентские» качества: широкую образованность и готовность сострадать, острый аналитический ум и чувство вины перед народом, иронию и часто несколько преувеличенную «чувствительность».
Публикация Алексеем Николаевичем Радищевым в 1790 году романа «Путешествие из Петербурга в Москву» стала своеобразным откликом на знаменитую поездку императрицы в Новороссию в 1787 году.
Тогда перед приездом государыни по приказу Потемкина на протяжении всего пути были выстроены бутафорские деревни (иногда только фасады домов), где в радости и достатке жили такие же неестественные «крестьяне».
От этой аферы пошло выражение «потемкинские деревни», а возмущение интеллектуальной элиты российского общества лицемерием и несправедливостью, царящими при дворе, достигло критической точки.
По своей структуре «Путешествие из Петербурга в Москву» - это череда обособленных заметок-фрагментов, названных в соответствии с населенными пунктами, которые на пути своего следования посещал автор. Жанр романа в путевых заметках был в то время в новинку для императорской цензуры и произведение пропустили, взглянув лишь на перечень глав.
Краткое содержание повести «Путешествие из Петербурга в Москву» заключалось вовсе не в описании непосредственно путешествия - к каждому городу или деревне, где останавливается герой повествования, приурочил встречу с характерным персонажем или наблюдение какой-либо вопиющей сцены из жизни местного населения.
Такая форма позволила автору наглядно, жизненными примерами проиллюстрировать свои идеи относительно несправедливости существующего крепостнического строя, бесправия крестьян, чиновничьего произвола на всех уровнях и, в конечном счете, самодержавия, как неприемлемой формы правления в конце XVIII века.
А.Н. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» краткое содержание
Первая остановка в пути - София, где начальник станции отказал герою в сменных лошадях. Но за 20 копеек на водку ямщики втихомолку запрягают путешественнику лошадей. В дороге от Софии к Тосне автор (слушая заунывное пение извозчика) размышляет о горькой доле простого человека, у которого две отрады: пьянство и кулачная потасовка, где он забывается на краткое время.
Дорогой из Тосны в Любани ему встречается крестьянин за работой, хотя был воскресный день. Мужик с готовностью поясняет, что и рад бы не грешить, да остальные шесть дней в неделю он и вся его семья должны отрабатывать на помещичьих полях. Автор чувствует жгучий стыд и вину, так как сам принадлежит к классу господ и распоряжается судьбами простых людей, как, например, его слуги Петруши.
В Чудове автор неожиданно сталкивается со старым знакомцем Челищевым, и узнает печальную историю о его отъезде из Петербурга. Вкратце, он чуть не утонул во время увеселительного плавания, но виновата была не столько стихия, сколько халатное отношение чиновников к своим обязанностям и нежелание прийти на помощь людям, попавшим в беду. Челищев учинил скандал, и с возмущением рассказывал знакомым об этом случае, но никто не поддержал его позиции и возмущенный до глубины души Челищев покинул Северную Столицу.
Дорогой от Чудова до Спасской Полести автор встречает попутчика, который спасался бегством из родного города. Дело в том, что он был купцом и по вине недобросовестного компаньона угодил под суд. Из-за связанных с этим перипетий его жена родила раньше срока и скончалась вместе со слабым недоношенным младенцем. Этот рассказ наводит нашего героя на размышления о некой высшей объективно справедливой власти, которая по совести решала бы подобные дела.
Ему даже приснился сон, будто он монарх-самодур, уверенный в искренности любви и почитания своих подданных, как и в собственной справедливости. Потом горькая правда открывается ему во всей своей неприглядности, и он понимает, что был плохим царем, а народ ненавидел его и считал обманщиком. (Подобный смелых антимонархических высказываний прежде никто себе не позволял в печатном формате. И Радищеву пришлось сполна расплатиться за свою дерзость, но слова его не канули в Лету, а послужили вдохновением последующим поколениям российской интеллигенции).
Прибыв в Зайцево герой встретил друга, которого давно не видел. Тот прежде служил в уголовной палате, но подал в отставку, не желая более быть причастным к циничной несправедливости официального правосудия. Последней каплей стал случай с группой крестьян: сын помещика изнасиловал девушку-крестьянку, ее жених с товарищами избили его. За такие действия всем им полагался смертный приговор. Вот этого-то друг рассказчика не вынес и ушел со службы.
В Едрово путешественник знакомится с молодыми крестьянами, Анютой и Иваном. Они хотят пожениться, но на свадьбу нужны деньги. Услышав, что Иван собирается податься на заработки, наш герой предлагает ему дать денег просто так, но юноша отказывается, ссылаясь на то, что хочет честно заработать деньги, тем самым демонстрируя благородство и чистоту души.
На хотиловской станции герой находит забытые бумаги своего друга, где изложены его взгляды на существующий общественный строй: подробный план того, как снять крепостную зависимость и упразднить большую часть чиновников. Далее следуют размышления рассказчика о неуместной цензуре (Торжок), продаже крепостных, словно это неживые предметы, а не люди (Медное), тяжкой рекрутской повинности и подчас более невыносимой службе у несправедливых господ (Городня).
Краткое содержание «Путешествие из Петербурга в Москву» завершает «Ода Ломоносову» приуроченная рассказчиком к посещению могилы ученого-энциклопедиста в Александро-Невской лавре. В строках «Оды» автор восхваляет светлый ум и жажду знаний , связывая с этими качествами его немеркнущую славу.
Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй.
«Тилемахида», том II, кн. XVIII, стих 514*.
Книге предпосланы слова: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы ».
Выезд — София — Любани
После ужина с друзьями повествователь отправляется в путь, устроившись в кибитке.
На постоялом дворе с красивым названием София он предъявляет подорожную (документ, дающий право на получение почтовых лошадей), но спящий комиссар лжет, что лошадей нет. Путешественник отправляется в конюшню и видит, что там находится около двадцати кляч, пара которых могла бы дотащить его до следующего пункта назначения. В гневе путник даже собирался поколотить лежебоку — «намерялся сделать преступление на спине комиссарской». Однако взял себя в руки, дал ямщикам небольшую взятку — и вот он уже снова в пути.
«...Извозчик мой затянул песню, по обыкновению, заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. В них найдешь образование души нашего народа. Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку, повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровью от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории российской».
На станции Любани путник видит крестьянина, который работает на пашне, несмотря на то что воскресенье.
— Разве тебе во всю неделю нет времени работать, что ты и воскресенью не спускаешь, да еще и в самый жар?
— В неделе-то, барин, шесть дней, а мы шесть раз в неделю ходим на барщину; да под вечером возим оставшее в лесу сено на господский двор, коли погода хороша; а бабы и девки для прогулки ходят по праздникам в лес по грибы да по ягоды.
Крестьянин поведал любознательному барину, что на себя он работает не только по праздникам, а и ночами. Лошадям дает передышку: одна пашет, другая отдыхает. А себе не позволяет отдыхать, трое детей у него, все есть хотят.
На барина мужик работает без особого старания: «Хотя растянись на барской работе, то спасибо не скажут... Ныне еще поверье заводится отдавать деревни,- как то называется, на аренду. А мы называем это отдавать головой. Наемник дерет с мужиков кожу; даже лучшей поры нам не оставляет. Зимою не пускает в извоз, ни в работу в город; все работай на него, для того что он подушные (подати, налоги) платит за нас. Самая дьявольская выдумка отдавать крестьян своих чужому в работу. На дурного приказчика хоть можно пожаловаться, а на наемника (арендатора) кому?»
Государственные крестьяне имеют хоть какую-то защиту, крестьяне же, принадлежащие помещику, бесправны. Закон разве тогда обратит на них внимание, когда они совершат какое-нибудь уголовное преступление.
«Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение!» — восклицает справедливо разгневанный автор.
И тут же ощущает укоры совести: он ведь тоже угнетает своего крепостного слугу Петрушку. Даже позволяет себе его бить.
«Если я кого ударю, тот и меня ударить может. Вспомни тот день, как Петрушка пьян был и не поспел тебя одеть. Вспомни о его пощечине. О, если бы он тогда, хотя пьяный, опомнился и тебе отвечал бы соразмерно твоему вопросу!
— А кто тебе дал власть над ним?
— Закон».
Радищев подводит читателя к мысли, что такой закон несправедлив.
Спасская полесть
В этой главе Радищев разворачивает метафорическое видение несправедливой власти. Ему представляется, что он — «царь, хан, король, бей, набоб, султан». Словом, некто сидящий на престоле.
Государственные чины, знатные женщины, военачальники и приближенные к трону ученые мужи, зрелые люди и юношество — все льстят правителю и прославляют его.
Это подобострастное излияние восторга приятно царю. Он награждает тех, кто умеет польстить особенно удачно.
Но вот взгляд его останавливается на женщине, которая единственная из всех «являла вид презрения и негодования». Это — странница Прямовзора, глазной врач, — но не обычный. Прямовзора — символический образ Правды, помогающий духовному прозрению.
— На обоих глазах бельма, — сказала странница, — а ты столь решительно судил обо всем.
Суровая женщина сняла с глаз сидящего на престоле толстые роговые бельма. И он смог увидеть цену лести. Цену тех, кто в глаза хвалит, а за глаза посмеивается, помышляя лишь о собственной выгоде.
Прямовзора призвала властителя изгнать лжецов. Она показала ему правду: «Одежды мои, столь блестящие, оказались замараны кровью и омочены слезами. На перстах моих виделися мне остатки мозга человеческого; ноги мои стояли в тине. Вокруг меня стоящие являлись того скареднее. Вся внутренность их казалась черною и сгораемою тусклым огнем ненасытности. Они метали на меня и друг на друга искаженные взоры, в коих господствовали хищность, зависть, коварство и ненависть. Военачальник мой, посланный на завоевание, утопал в роскоши и веселии. В войсках подчиненности не было; воины мои почиталися хуже скота.
Вместо того чтобы в народе моем прослыть милосердым, я прослыл обманщиком, ханжою и пагубным комедиантом».
Доверчивый правитель думал, что помогает бедным, сиротам и вдовам, но милости его добивались хитрецы и лжецы!
Эта глава-видение является посланием ко всем, кто имеет власть над людьми и призван по справедливости распределять блага.
Подберезье — Новгород — Бронницы
В учебных заведениях — засилье темной и непонятной латыни. Как было бы хорошо, если бы современные предметы преподавались на современном русском языке!
Радищев критикует просветительские планы Екатерины II, которая только обещала открыть новые университеты (например, в Пскове), но одними посулами и ограничилась.
Критично относится автор и к развитию христианства, которое «вначале было смиренно, кротко, скрывалося в пустынях и вертепах, потом усилилось, вознесло главу, устранилось своего пути, предалось суеверию, воздвигло начальника, расширило его власть, и папа стал всесильный из царей».
Мартин Лютер (1483-1546) — реформатор церкви, основатель так называемого лютеранства, направленного против догматов католичества и злоупотреблений римских пап, начал преобразование, папская власть и суеверия стали разрушаться.
Но путь человечества таков, что люди постоянно колеблются от суеверия к вольномыслию.
Задача писателя - разоблачить крайности и просветить хотя бы одного читателя.
Подъезжая к Новгороду, Радищев вспоминает о кровавой расправе Ивана IV с Новгородом в 1570 году. Новгород был присоединен к Москве (1478) великим князем московским Иваном III. «Какое он имел право свирепствовать против них; какое он имел право присваивать Новгород? То ли, что первые великие князья российские жили в сем городе? Или что он писался царем всея Руси? Или что новгородцы были славянского племени? Но на что право, когда действует сила?..
Что ж есть право народное?..
Примеры всех времен свидетельствуют, что право без силы было всегда в исполнении почитаемо пустым словом».
Зайцово
В Зайцове рассказчик встречает своего старинного приятеля, поведавшего ему о карьере некоего местного дворянина, который начал службу с истопника, а выпросившись в отставку, был награжден чином коллежского асессора и нашел случай купить в родных местах деревню, в которой поселился с немалой своей семьей.
Выбравшись «из грязи в князи», асессор стал повелителем нескольких сотен себе подобных. И это вскружило ему голову.
«Он был корыстолюбив, копил деньги, жесток от природы, вспыльчив, подл, а потому над слабейшими его надменен. Из сего судить можешь, как он обходился с крестьянами. Они у прежнего помещика были на оброке, он их посадил на пашню; отнял у них ёсю землю, скотину всю у них купил по цене, какую сам определил, заставил работать всю неделю на себя, а дабы они не умирали с голоду, то кормил их на господском дворе, и то по одному разу в день... Если который казался ему ленив, то сек розгами, плетьми, батожьем или кошками (многохво-стой плеткой).
Случилось, что мужики его для пропитания на дороге ограбили проезжего, другого потом убили. Он их в суд за то не отдал, но скрыл их у себя, объявил правительству, что они бежали; говоря, что ему прибыли не будет, если крестьянина его высекут кнутом и сошлют в работу за злодеяние. Если кто из крестьян что-нибудь украл у него, того он сек как за леность или за дерзкий или остроумный ответ, но сверх того надевал на ноги колодки, кандалы, а на шею рогатку. Сожительница его полную власть имела над бабами.
Помощниками в исполнении ее велений были ее сыновья и дочери. Плетьми или кошками секли крестьян сами сыновья. По щекам били или за волосы таскали баб и девок дочери. Сыновья в свободное время ходили по деревне или в поле играть и бесчинничать с девками и бабами, и никакая не избегала их насилия. Дочери, не имея женихов, вымещали свою скуку над прядильщицами, из которых они многих изувечили.
В деревне была крестьянская девка, недурная собою, сговоренная за молодого крестьянина той же деревни. Она понравилась среднему сыну асессора, который употребил все возможное, чтобы ее привлечь к себе в любовь; но крестьянка верна пребывала в данном жениху ее обещании... В воскресенье должно было быть свадьбе...»
Дворянчик заманил девушку в клеть и подверг дикому насилию. Несчастная сопротивлялась, но подлецу помогли ее удерживать еще два брата.
Жених узнал о происшедшем и проломил одному из негодяев голову колом. Отец нечестивых сыновей призвал к себе на расправу и жениха, и отца его.
«Как ты дерзнул,. — говорил старый асессор, — поднять руку на твоего господина? А хотя бы он с твоею невестою и ночь переспал накануне твоей свадьбы, то ты ему за это должен быть благодарен. Ты на ней не женишься; она у меня останется в доме, а вы будете наказаны ».
«По таковом решении жениха велел он сечь кошками немилосердо, отдав его в волю своих сыновей. Побои вытерпел он мужественно; неробким духом смотрел, как начали над отцом его то же производить истязание. Но не мог вытерпеть, как он увидел, что невесту господские дети хотели вести в дом. Наказание происходило на дворе. В одно мгновение выхватил он ее из рук ее похищающих...»
Крестьяне вступились за оскорбленных жениха и невесту и заколотили до смерти и самого асессора и троих его сыновей.
Друг Радищева должен был судить крестьян и обречь их на вечную каторгу. Милосердие и справедливость подсказывали ему, что только жестокое обращение, длившееся годами, вынудило крестьян на такой отчаянный акт протеста.
«Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковое имеем, все имеем разум и волю...»
И вновь Радищев, уже устами своего друга, задает вопрос: есть ли закон, справедливый для всех людей, а не только для богатых и знатных?
Возможно ли вступиться за крепостных?
Крестцы — Яжелбицы
В селении Крестцы рассказчик становится свидетелем того, как отец-дворянин отправляет своих сыновей в военную службу.
«Скажи по истине, отец чадолюбивый, скажи, о истинный гражданин! Не захочется ли тебе сынка твоего лучше удавить, нежели отпустить в службу?»
Армейская служба представляется автору рассадником чинопочитания, тупого карьеризма и жестокости. Радищев устами довольно просвещенного отца двоих взрослых сыновей рассуждает о воспитании. Он высказывает смелую мысль о том, что дети не обязаны родителям ни за рождение, ни за, как он выражается, «воскормление».
«Когда я угощаю пришельца, когда питаю птенцов пернатых, когда даю пищу псу, лижущему мою десницу, — их ли ради сие делаю? Отраду, увеселение или пользу в том нахожу мою собственную. С таковым же побуждением производят воскормление детей. Родившиеся в свет, вы стали граждане общества, в коем живете. Мой был долг вас воскормить; ибо если бы допустил до вас кончину безвременную, был бы убийца. Если я рачительнее (старательнее) был в воскормлении вашем, нежели бывают многие, то следовал чувствованию моего сердца».
Отец и мать многое сделали для обучения и воспитания детей. Однако и в этом не видит благородный дворянин своей заслуги: «Хваля вас, меня хвалят. О друзья мои, сыны моего сердца!
Многие имел я должности в отношении к вам, но вы мне ничем не должны; я ищу вашей дружбы и любви вашей».
Отец старался не слишком принуждать детей, давать им свободу. Однако он и не баловал их, старался не изнежить. Часто дети ходили босыми и легко одетыми, питались скромно: «Труды наши лучшая была приправа в обеде нашем. Вспомните, с каким удовольствием обедали мы в деревне нам неизвестной, не нашед дороги к дому. Сколь вкусен нам казался тогда хлеб ржаной и квас деревенский!»
Сыновья, отправляющиеся на службу, не знают светских ухищрений, не умеют танцевать и говорить комплименты дамам. Однако отец привил им любовь к искусству (музыке и живописи), научил их прекрасно бегать, плавать, стрелять, ездить верхом, фехтовать, а также простому крестьянскому труду (и пахать, и корову доить, и щи да кашу приготовить).
«Преподавая вам сведения о науках, не оставил я ознакомить вас с различными народами, изучив вас языкам иностранным. Но прежде всего попечение мое было, да познаете ваш собственный, да умеете на оном изъяснять ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в вас непринужденно и поту на лице не производило. Английский язык, а потом латинский старался я вам известнее сделать других».
В речи отца Радищев излагает свои собственные взгляды на принципы воспитания: они в опрятности, умеренности, сдержанности, естественности, близости к природе, милосердии.
Молодых предостерегают от раболепия перед сильными, от корысти и чванства и от зверства по отношению к зависимым от них людям.
Судьей же человека на праведном пути должна быть его собственная совесть.
В главе «Яжелбицы» Радищев обращается к трудной, но необходимой теме. Плотские утехи с распутными женщинами приводят многих людей к заболеваниям, передающимся половым путем.
Радищев предостерегает молодое поколение от невоздержанности.
Едрово
В этой главе писатель сравнивает светских красавиц с деревенскими девками. Насколько здоровее, естественнее, румянее и красивее те, кто выросли на природе, без придворных ухищрений!
«...Люблю сельских женщин или крестьянок для того, что они не знают еще притворства, не налагают на себя личины притворной любви, а когда любят, то любят от всего сердца и искренно...»
Особенно рассказчику приглянулась одна девушка лет двадцати, Анюта, которая рассказывала ему:
«У меня отца нет, он умер уже года с два, есть матушка да маленькая сестра. Батюшка нам оставил пять лошадей и три коровы. Есть и мелкого скота и птиц довольно; но нет в дому работника. Меня было сватали в богатый дом за парня десятилетнего; но я не захотела. Что мне в таком ребенке; я его любить не буду. А как он придет в пору, то я соста-реюсь, и он будет таскаться с чужими. Да сказывают, что свекор сам с молодыми невестками спит, покуда сыновья вырастают. Мне для тогото не захотелось идти к нему в семью. Я хочу себе ровню. Мужа буду любить, да и он меня любить будет, в том не сомневаюсь. Гулять с молодцами не люблю, а замуж, барин, хочется. Да знаешь ли для чего?
Прошлым летом, год тому назад, у соседа нашего женился сын на моей подруге, с которой я хаживала всегда в посиделки. Муж ее любит, а она его столько любит, что на десятом месяце, после венчанья родила ему сынка.
Всякий вечер она выходит пестовать его за ворота. Она на него не наглядится. Кажется, будто и паренек-то матушку свою уж любит. Как она скажет ему: агу, агу, он и засмеется. Мне-то до слез каждый день; мне бы уж хотелось самой иметь такого же паренька...
Растроганный путешественник узнал, что у Анюты есть любимый человек, за которого она, однако, не может выйти замуж, так как на приданое нужно сто рублей — огромная для крестьян сумма.
Путешественник предложил нужные деньги матери Анюты, но та отказалась.
«Я сию почтенную мать с засученными рукавами за квашнею или с подойником подле коровы сравнивал с городскими матерями. Крестьянка не хотела у меня взять непорочных, благоумышленных ста рублей, которые в соразмерности состояний долженствуют быть для полковницы, советницы, майорши, генеральши пять, десять, пятнадцать тысяч или более».
Опять сравнение не в пользу городских дворянок.
Выясняется, что свадьба все-таки состоится. Иван, жених Анюты, полагается на свои руки — он заработает все недостающее.
В послесловии Радищев негодует против обыкновения заключать браки прежде всего из имущественных соображений: «Если муж десяти лет, а жена двадцати пяти, как то бывает часто во крестьянстве; или если муж пятидесяти, а жейа пятнадцати или двадцати лет, как то бывает во дворянстве, — может ли быть взаимное чувств услаждение?»
Хотилов — Выдропуск
Главы написаны от лица друга путешественника. В них высказываются революционные взгляды на государственное устройство, порабощающее большинство своих граждан для процветания меньшинства, стоящего у власти по праву рождения.
Ко всем царям-завоевателям обращается автор, используя пример Александра Македонского: «Плод твоего завоевания будет — не льсти себе — убийство и ненависть. Мучитель пребудешь на памяти потомков; казниться будешь, ведая, что мерзят тебя новые рабы твои и кончины твоей просят».
О крепостных же автор говорит: «Нива у них чуждая, плод оныя (ее) им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво; и не радеют о том, не запустеет ли среди делания (...) Нива рабства, неполный давая плод, мертвит граждан. Нет ничего вреднее, как всегдашнее на предметы рабства воззрение. С одной стороны родится надменность, а с другой робость. Тут никакой не можно быть связи, разве насилие».
Радищев прямо призывает освободить крестьян из оков рабства и восстановить природное равенство всех.
Предложения неведомого друга Радищева относительно реформ гражданского устройства:
«Разделение сельского рабства и рабства домашнего. «Сие последнее уничтожается прежде всего, и запрещается поселян и всех, по деревням в ревизии написанных, брать в домы. Буде помещик возьмет земледельца в дом свой для услуг или работы, то земледелец становится свободен» ;
— дозволить крестьянам вступать в супружество, не требуя на то согласия своего господина. Запретить брать выводные деньги (плата жениха за невесту, если она крепостная другого помещика);
— дозволить крестьянину приобретать недвижимое имение, то есть покупать землю;
— дозволить невозбранное приобретение вольности, платя господину за отпускную известную сумму;
— запретить произвольное наказание без суда.
«Исчезни варварское обыкновение, разрушься власть тигров!» — вещает нам законодатель.
«За сим следует совершенное уничтожение рабства».
Торжок
Эта глава посвящена свободному книгопечатанию и противодействию суровым законам цензуры.
«Цензура сделана нянькою рассудка, остроумия, воображения, всего великого и изящного...
Наилучший способ поощрять доброе есть непрепятствие, дозволение, свобода в помышлениях. Розыск вреден в царстве науки: он сгущает воздух и запирает дыхание.
Книга, проходящая десять цензур прежде, нежели достигнет света, не есть книга, но поделка святой инквизиции; часто изуродованный, сеченный батожьем, с кляпом во рту узник, а раб всегда... В областях истины, в царстве мысли и духа не может никакая земная власть давать решений и не должна...
Слова не всегда суть деяния, размышления же не преступления...
Если безумец в мечтании своем не токмо в сердце, но громким гласом речет: «несть Бога», в устах всех безумных раздается громкое и поспешное эхо: «несть Бога, несть Бога». Но что ж из того? Эхо — звук; ударит в воздух, позыблет его и исчезнет. На разуме редко оставит черту, и то слабую; на сердце же никогда. Бог всегда пребудет Бог, ощущаем и неверующим в него...
От печатной книги раскольник не бросится в огонь, но от ухищренного примера. Запрещать дурачество есть то же, что его поощрять. Дай ему волю; всяк увидит, что глупо и что умно. Что запрещено, того и хочется».
Радищев в этих главах преподносит исторический и географический экскурс о цензуре в Америке, Франции, Германии.
Медное
В этой главе изображается продажа крепостных крестьян.
«На дешевое охотников всегда много. Наступил день и час продажи. Покупщики съезжаются. В зале, где оная производится, стоят неподвижны на продажу осужденные.
Старик лет в 75, опершись на вязовой дубинке, жаждет угадать, кому судьба его отдаст в руки, кто закроет его глаза. С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию он раненого своего господина вынес на плечах. Возвратись домой, был дядькою своего молодого барина. Во младенчестве (молодого барина) он спас его от утопления, бросаясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда тот посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером.
Старуха восьмидесяти лет, жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за домом до самого того часа, как выведена на сие торжище.
Во все время службы своея ничего у господ своих не украла, ничем не покорыстовалась, никогда не лгала, а если иногда им досадила, то разве своим праводушием.
Женщина лет сорока, вдова, кормилица молодого своего барина. И доднесь чувствует она еще к нему некоторую нежность. В жилах его льется ее кровь.
Она ему вторая мать, и ей он более животом своим обязан, нежели своей природной матери. Сия зачала его в веселии, и в младенчестве его о нем не беспокоилась...»
Жестокосердный хозяин продает преданных крепостных, не раз на деле доказавших ему свою не рабскую, но человеческую любовь.
Продает потому, что растратил свое имение. Продает потому, что не видит в них людей. Продает потому, что устройство общества развратило его и привило потребительское отношение к человеческому достоинству крепостных.
Городня
Рекрутский набор поражает впечатлительную душу путешественника.
«В одной толпе старуха лет пятидесяти, держа за голову двадцатилетнего парня, вопила:
— Любезное мое дитятко, на кого ты меня покидаешь? Кому ты поручаешь дом родительский? Поля наши порастут травою, мохом — наша хижина. Я, бедная престарелая мать твоя, скитаться должна по миру. Кто согреет мою дряхлость от холода, кто укроет ее от зноя? Кто напоит меня и накормит?»
Плакала и невеста рекрута, ведь не придется ей стать женою и понянчить общих детишек.
Русская армия до военной реформы 1870 года пополнялась путем рекрутских наборов из крестьян, обязанных поставлять одного рекрута от сотни. В армии нужно было служить двадцать пять лет — лучшие годы жизни.
Государственные и экономические (перешедшие от монастырей к экономической коллегии крепостные) крестьяне вместо себя выставляли специально купленных у помещиков крепостных. Помещичья спекуляция крепостными во время рекрутских наборов неоднократно запрещалась, но не была искоренена.
Удивлен был рассказчик радостью другого рекрута. Этот человек рассказал, что уж лучше надеяться на счастье в солдатчине, чем пропадать у немилостивого хозяина в крепостных.
Старый барин воспитал сына своего дядьки (крепостного воспитателя) наравне со своим собственным сыном. Причем крепостной успевал в науках более, нежели молодой барин.
На пять лет были барин и его молодой слуга отправлены за границу. По их возвращении помещик обещал дать крепостному юноше волю. Однако, не дождавшись возвращения сына, добрый барин скончался.
Рекрут рассказывает:
«Чрез неделю после нашего в Москву приезда бывший мой господин влюбился в изрядную лицом девицу, но которая с красотой телесною соединяла скареднейшую душу и сердце жестокое и суровое. Воспитанная в надменности своего происхождения, отличностию почитала только внешность, знатность, богатство. Чрез два месяца она стала супруга моего барина и моя повелительница. До того времени я не чувствовал перемены в моем состоянии, жил в доме господина моего как его сотоварищ. Хотя он мне ничего не приказывал, но я предупреждал его иногда желания, чувствуя его власть и мою участь. Едва молодая госпожа переступила порог дому, в котором она определялася начальствовать, как я почувствовал тягость моего жребия. Первый вечер по свадьбе и следующий день, в который я ей представлен был супругом ее как его сотоварищ, она занята была обыкновенными заботами нового супружества; но ввечеру, когда при довольно многолюдном собрании пришли все к столу и сели за первый ужин у новобрачных и я, по обыкновению моему, сел на моем месте на нижнем конце, то новая госпожа сказала довольно громко своему мужу: если он хочет, чтоб она сидела за столом с гостями, то бы холопей за оный не сажал ».
Так началась череда унижений. Образованного и чувствительного юношу наказывали физически (секли кошками) и заставляли страдать морально. В конце концов за дерзость и неповиновение парня определили в рекруты. Солдатская доля была для него предпочтительнее службы у жестокосердной хозяйки.
И много еще было слез рекрутских: кто-то плакал по старым беспомощным родителям, кто-то — по молодой жене, а кто-то — по родным краям.
Пешки
В крестьянской избе рассказчик завтракает своими припасами. Сын хозяйки просит у него кусочек сахару — «боярского кушанья».
Хозяйка обращается к нему с укоризной:
«Не слезы ли ты крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб, как и мы?»
Тесто состояло из трех четвертей мякины и одной части несеяной муки. Путешественник после этих слов, словно впервые, разглядывает внутренность избы.
«Четыре стены, до половины покрытые так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу.
В окнах вместо стекла натянут пузырь.
Из посуды — горшка два или три. И счастлива та изба, если в одном из них всякий день есть пустые (без мяса) щи!
В избе же находится корыто для кормления свиней или телят, которые зимой спят в избе. Воздух душный, в нем горящая свеча — словно в тумане.
Из одежды — посконная рубаха, онучки с лаптями для выхода.
Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка, силы, могущества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупотребления законов и их шероховатая, так сказать, сторона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство наше и беззащитное нищеты состояние.
Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, — воздух. Да, один воздух. Отъемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет. Закон запрещает отъяти у него жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти ее у него постепенно! С одной стороны — почти всесилие; с другой — немощь беззащитная. Ибо помещик в отношении крестьянина есть законодатель, судия, исполнитель своего решения и, по желанию своему, истец, против которого ответчик ничего сказать не смеет», — так от описания избы Радищев переходит к прямому обвинению власти дворян над крепостными.
Заканчивается повесть главой, где возвеличивается труд и гений Ломоносова — сына простого рыбака, ставшего великим ученым.
Среди попутчиков героя на пути из Петербурга в Москву встречаются:
- чиновники ;
- крестьяне ;
- купцы ;
- старые друзья и знакомые .
Отправление
Герой, от лица которого ведется повествование, отправляется в Москву из Петербурга. Он садится в кибитку, но, к несчастью, засыпает в ней и просыпается только на станции София - почтовом пункте.
Так как добрался сюда он глубокой ночью, получить лошадей и продолжить поездку оказалось непросто. Почтовый смотритель отказался выполнять поручения, поэтому пришлось водкой подкупать ямщиков.
Тосна
Путь до Москвы из Петербурга раньше казался герою приятным. Но вскоре размытая дорога, превратилась в липкую жижу. Ехать по ней стало невыносимо, поэтому герой решил сделать перерыв в Тосне.
В почтовой избе, он знакомится с архивным регистратором. Он прославился тем, что сочинял родословные на любой вкус, которые с удовольствием приобретали дворяне. Этот глупый человек занимается, по мнению героя, очень глупым делом.
Встреча с крестьянином
Рассказчик решает продолжить свое путешествие пешком. По пути в Любань он проходит мимо нивы, где видит пашущего землю крестьянина. Герой подозревает мужика в раскольничестве, потому как грешно работать в воскресенье.
Но на деле оказывается, что крестьянин вынужден трудиться в поле в единственный выходной, чтобы прокормить семью. Ведь остальные шесть дней в неделю, он работает на помещика. Эта история заставила героя задуматься о помещичьей бесчеловечности и своем отношении к прислуге.
Встреча с приятелем Ч.
В Чудово, герой встречается со своим приятелем Ч. Тот рассказывает, почему ему пришлось покинуть Петербург. Отдыхая в Петергофе, Ч. с друзьями решился на опасную поездку по воде в Кронштадт и Сестрорецк.
Начиналось все благополучно, но скоро путешественников настиг шторм. Их шлюпка попала в узкий проход между камнями, застряла там и стала тонуть. Одному из гребцов удалось вплавь добраться до берега. Там он помчался за помощью к местному начальнику, но тот спал, а парень не стал его будить.
Наконец, оставшиеся жертвы кораблекрушения добрались до суши. Ч. отправился с претензией к начальнику, на что получил ответ, будто бы он спасать утопающих и не должен.
Оскорбленный Ч. понял, что в столь бесчувственном городе, ему больше нечего делать и покинул его. Герой пытался разуверить Ч. в его поспешных выводах, но тот не стал слушать и быстро уехал.
Спасская полесть
Непогода мешает герою продолжать свое путешествие. Ему приходится остановиться на станции, чтобы просушиться и поспать. Тут он слышит интересный разговор мужа с женой о высокопоставленном чиновнике, очень любящем устрицы.
Любовь к этим морепродуктам была так велика, что он даже посылал своих подчиненных в походы за устрицами. По возвращению, они получали повышение и разные почести.
Утром к герою присоединяется пассажир и рассказывает свою историю. Он оказался подвержен чиновничьему обману. В результате этого попутчик героя потерял все деньги и положение в обществе, семью. Остались только друзья, которые, спасая его от тюрьмы, посадили его в кибитку и отправили на все четыре стороны.
Героя очень трогает этот рассказ. Он решает, что помочь его попутчику смог бы только беспристрастный верховный суд. Герой погружается в сон, где видит себя таким верховным судьей, восхваляемым обществом. Но он внезапно прозревает, и оказывается, что люди в его государстве несчастны, а власть бесчестна.
Разговор с семинаристом
В Подберезье герой знакомится с молодым человеком, только что окончившим духовную семинарию. Он жалуется герою на полученное им образование: для жизни оно непригодно, знаний не прибавилось. Да и откуда им взяться, если преподаются предметы только на латыни. Семинарист лелеет надежду получить хорошее образование в Петербурге.
Эта встреча заставляет героя задуматься о науке и мартинизме.
Новгород
Прибыв в Новгород, рассказчик размышляет над его историей. Он вспоминает, что изначально здесь была установлена система народного правления. Сам город и все Новгородское княжество процветало.
Но пришел Иван Грозный и своими захватническими действиями, по сути, разорил его. Герой задумывается, имел ли царь на это право. Да и нужны ли права, если есть могущество и сила?
Отобедать герой отправляется к своему знакомому Карпу Дементьевичу. Этот уважаемый гражданин раньше был купцом. Занимался аферами: брал деньги, но не отдавал покупателю товар. Нечестным путем также смог избежать правосудия. Герой понимает, что подобных случаев по всей России очень много.
Мысли о боге
В Бронницах рассказчик делает очередную остановку. Он отправляется к месту, где раньше стоял языческий храм. Здесь его посещают мысли о боге и о жизни.
Встреча с г-ном Крестьянкиным
На станции Зайцово, герой встречает своего старого друга. Господин Крестьянкин раньше служил в уголовной палате. Он рассказывает о случае с жестоким помещиком. Его сын обесчестил крестьянку.
Жених девушки в порыве ярости избил с другими крестьянами обидчика до смерти. По указу суда, Крестьянкин вынужден был либо приговорить всех к смертной казни, либо подать в отставку. Он выбрал последнее. После своего рассказа Крестьянкин прощается с героем.
Сцена прощания отца с детьми
На станции Крестьцы рассказчик видит мужика, прощающегося с уезжающими сыновьями. Добрые, трогательные и правильные слова заставляют героя задуматься над темой родительской любви и семейных взаимоотношений.
Сцена похорон
В Яжелбицах, герой проезжает мимо кладбища, где проходят похороны. Отец хоронит сына, рыдая, обвиняет себя в его смерти, говорит, что это он создал ребенка больным. Героя пугают такие слова.
Он размышляет над своей жизнью, боится за здоровье своих будущих детей, ведь в молодости лечился от венерических заболеваний. Рассуждения заводят героя в область узаконенного государством разврата (создания публичных домов).
Валдаи
Валдай знаменит обилием любвеобильных бесстыдных женщин. Здесь герой вспоминает легенду о влюбленном монахе, переплывавшем Валдайское озеро, ради встреч со своей любимой. Один из таких заплывов закончился трагедией - монах погиб в шторме.
Крестьянка Анюта
Едрово привлекает героя благородством его жителей. Здесь живет молодая крестьянка Анюта. Она выходит замуж, но у молодых пока нет денег на жизнь. Герой предлагает свою материальную помощь, но жених Анюты отказывается, заявляя, что своими руками сможет поднять новое хозяйство.
Рассуждения о крепостничестве
На станции Хотилов герой находит сверток. Прочитав его, он начинает задумываться о крепостничестве, называя его злом и зверством. Герой продолжает рассуждать о тяжкой доле крестьян в Вышнем Волочке и Выдропуске.
Об отмене цензуры
Герой встречается в Торжке с человеком, стремящимся добиться отмены цензуры. Ради этого он отправляется в Петербург. Этот человек считает, что за качеством и содержанием книг должен следить народ, а не государство.
Торги
В Медном, герой попадает на торги. Распродают крестьян-задолжников, разделяя семьи и создавая настоящую трагедию в народе.
В Твери герой знакомится с молодым поэтом, ведется разговор о вольности.
Проводы в армию
В деревне Городня герой видит, как старуха-мать, провожает в армию своего единственного сына-кормильца. Плач стоит по всей деревне, где остается много жен, невест, матерей. Но не для всех рекрутов армия - каторга. Некоторые стремятся освободиться от домашнего давления.
Крестьянская изба
Рассказчик останавливается в Пешках. Здесь он сталкивается с тяжелой жизнью крепостных крестьян, которые не могут позволить себе даже купить сахар, поэтому вынуждены питаться одним хлебом. Герой искренне поражен такому положению дел. Он обвиняет помещика и весь мир в жестокости.
Статья о Ломоносове
Финальная глава. Герой восхищается Ломоносовым, говорит о его значимости в истории русской литературы и словесности.
Наконец, рассказчик прощается с читателями. Он подъезжает к Москве.
