Русская история. русский историк сергей михайлович соловьев. биография и книга соловьёва по истории россии. Краткая биография сергея соловьева
Соловьев Сергей Михайлович, знаменитый русский историк, родился 5 мая 1820 г., в Москве. Его отец был священником московского коммерческого училища. Сергей Соловьев учился сначала в духовном училище, а затем в 1-й московской гимназии, где окончил курс в 1838 году. Осенью того же года он поступил в московский университет на I отделение философского факультета (затем историко-филологический факультет). Из профессоров наибольшее влияние оказали на него Крюков и Грановский
. Под влиянием, главным образом, Грановского, Сергей Соловьев стал усиленно изучать всеобщую историю. На последних курсах Соловьев занимался больше всего русской историей, работая самостоятельно по источникам. Блистательно сдав выпускные экзамены, Соловьев окончательно решил посвятить себя теме русской истории.
По окончании курса в университете Соловьев получил по рекомендации тогдашнего попечителя московского учебного округа, графа С. Г. Строганова, который ему покровительствовал, место учителя в доме его брата, графа А. Г. Строганова, проживавшего тогда за границей. Живя за границей, Сергей Михайлович Соловьев некоторое время слушал в Берлине Шеллинга , Неандера, Ранке
, Раумера и Риттера. Затем он посещал в Париже лекции историков Мишле
и Ленормана, но обоих нашел неудовлетворительными и вообще остался крайне недоволен общим характером французского университетского преподавания, что он и выразил в письме из Парижа, напечатанном в «Москвитянине» за 1843 г. Летом 1843 г. Соловьев познакомился в Праге с Гемкой, Палацким
и Шафариком
. Летом 1844 г. Соловьев слушал в Гейдельберге лекции Шлоссера
и Рау, а осенью 1844 г, возвратился в Москву.
Великий русский историк Сергей Михайлович Соловьев
После защиты магистерской диссертации: «Об отношениях Новгорода к великим князьям», вызвавшей восторженный отзыв Кавелина , Соловьев, несмотря на интриги со стороны Погодина , который относился к нему враждебно по личным мотивам, был избран на кафедру русской истории, и в сентябрь 1845 г. начал чтение лекций в Московском университете. В 1847 г. Соловьев напечатал свою докторскую диссертацию: «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома», в которой, на основании критического исследования летописей и других источников с древнейших времен до Ивана IV , развил новую, «родовую» теорию,обнимающую весь ход русской истории за указанный период. Исходной точкою в создании этой теории послужили для Соловьева указания на родовой быт у славян
, сделанные Эверсом в его «Древнейшем праве Руссов». Вслед за получением степени доктора Сергей Соловьев был утвержден экстраординарным профессором, а в 1850 г, – ординарным. Вместе с тем он занимал и другие должности: инспектора Николаевского института, затем директора Оружейной Палаты. Кроме того, он был приглашен преподавать русскую историю великим князьям Николаю Александровичу и Александру Александровичу. Незадолго до смерти Соловьева Академия наук избрала его в ординарные академики по русскому отделению. В 1871 г. Соловьев был избран ректором Московского университета и занимал эту должность до весны 1877 г., когда он оставил кафедру. Два года спустя, 4 октября 1879 г., Сергей Михайлович Соловьев скончался.
Главный труд Соловьева, плод всей его жизни, – «История России с древнейших времен», 1-ый том которой вышел в 1851 г. Начиная с этого года, он ежегодно выпускал по тому своей «Истории» и успел напечатать их 28; последний 29-й том вышел уже после смерти автора, в 1880 г. «История» Соловьева до сих пор незаменима как для ученого, так и для образованного человека, желающего ознакомиться с прошлым своего отечества. Это единственная полная «История России», доходящая до 1774 г. Две других больших монографии Соловьева – «История падения Польши» и «Император Александр I» – продолжают исторический рассказ до 1825 года.
Главные достоинства колоссального труда Сергея Михайловича Соловьева: в высшей степени добросовестное, строго объективное и в то же время критическое отношение к материалу; стремление отыскать и установить общую прагматическую связь между событиями, уяснить общий ход развития русской исторической жизни, не дробить русской истории на отдельные периоды, а связать их воедино общею руководящею идеей. После Карамзина это был первый критический пересмотр русской истории, взятой в целом её объеме. При составлении своей «Истории», Соловьев воспользовался всеми известными источниками; при изложении он нередко буквально передавал летописи, что порою утомляет читателя, но зато наглядно воспроизводит характер эпохи. Большинство томов его «Истории» составлено почти исключительно по списанному им архивному материалу, что являлось особенно необходимым для малоисследованных еще XVII и XVIII веков. Не ограничиваясь внешней историей страны, Соловьев стремится охватить все стороны русской жизни во всех её разнообразных проявлениях.
Через весь труд Сергея Михайловича Соловьева проходит одна общая идея – идея развития, прогресса. Такую точку зрения он называл исторической,
говоря, что без движения, прогресса, нет истории. В обширном труде Соловьева есть, конечно, недостатки: последние тома – преимущественно, царствование Екатерины II – обработаны менее тщательно, чем первые 18 томов, некоторые его взгляды (напр., родовая теория), нуждаются в оговорках и поправках. Но все эти недостатки нисколько не умаляют великих достоинств труда Соловьева, являющегося одним из самых блестящих памятников русск. историографии.
Обложка «Курса Новой истории» Сергея Михайловича Соловьёва
Из других сочинений С. М. Соловьева отметим: «Исторические письма» (Москва, 1858 – 1859), направленные против отрицания благ цивилизации и прогресса; «Шлецер и антиисторическое направление», «История падения Польши» (M., 1863); «Император Александр I. Политика и дипломатия» (М., 1877); «Общедоступные чтения по русской истории» (3-е изд., Москва, 1895); «Учебник русской истории» (7-е изд., М., 1879): «Курс новой истории »; «Наблюдения над исторической жизнью народов» (не окончено; исследование по философии истории). Мелкие его статьи и заметки были переизданы в книге «Сочинения С. М. Соловьева» (Спб.. 1882).
Сыном Сергея Михайловича Соловьёва был знаменитый русский философ
Соловьев Сергей Михайлович - (1820-1879), русский историк. Родился 5 (17) мая 1820 в семье протоиерея, законоучителя (преподавателя закона Божия) и настоятеля Московского коммерческого училища. Учился в духовном училище, затем в 1-й Московской гимназии, где благодаря успехам в науках (любимыми предметами были история, русский язык и словесность) числился первым учеником. В этом качестве Соловьев был представлен и понравился попечителю Московского учебного округа графу С.Г.Строганову, взявшему его под свое покровительство.
Осенью 1838 по результатам выпускных экзаменов в гимназии Соловьев был зачислен на первое (историко-филологическое) отделение философского факультета Московского университета. Учился у профессоров М.Т.Каченовского, Д.Л.Крюкова, Т.Н.Грановского, А.И.Чивилева, С.П.Шевырева, занимавшего кафедру русской истории М.П.Погодина. В университете определилось стремление Соловьева к научной специализации по русской истории. Позднее Соловьев вспоминал в своих Записках, как на вопрос Погодина: «Чем вы особенно занимаетесь?» - он ответил: «Всем русским, русскою историей, русским языком, историей русской литературы».
Отвлеченность была не по мне... я родился историком.
Соловьев Сергей Михайлович
По окончании университета Соловьев по предложению графа С.Г.Строганова выехал за границу в качестве домашнего учителя детей его брата. Вместе с семьей Строгановых в 1842-1844 посетил Австро-Венгрию, Германию, Францию, Бельгию, где имел возможность прослушать лекции тогдашних европейских знаменитостей - философа Шеллинга, географа Риттера, историков Неандера и Ранке в Берлине, Шлоссера в Гейдельберге, Ленормана и Мишле в Париже.
Известие о том, что Погодин подал в отставку, ускорило возвращение Соловьева в Москву. В январе 1845 он сдал магистерские (кандидатские) экзамены, а в октябре защитил магистерскую диссертацию Об отношениях Новгорода к великим князьям: историческое исследование.
В ней, в отличие от славянофила Погодина, обособлявшего историю Древней Руси от западноевропейской и делившего ее на самостоятельные «варяжский» и «монгольский» периоды, диссертант сделал упор на внутренней связи исторического процесса, которая проявлялась в постепенном переходе славян от родовых отношений к национальному государству. Своеобразие отечественной истории Соловьев видел в том, что, в отличие от Западной Европы, переход от родового быта к государству на Руси происходил с опозданием. Эти идеи Соловьев через два года развил в своей докторской диссертации История отношений между русскими князьями Рюрикова дома (1847).
Передовую для своего времени историческую концепцию Соловьева восторженно встретили представители «западнического» буржуазно- либерального направления общественной мысли Т.Н.Грановский, К.Д.Кавелин и др. Они зачислили молодого ученого в ряды своих сторонников. В спорах о прошлом, настоящем и будущем России, которые будоражили русское общество в середине 19 в., исторические изыскания Соловьева объективно объясняли и оправдывали необходимость отмены крепостного права и буржуазно-демократических реформ.
Возглавив кафедру русской истории Московского университета в 27-летнем возрасте, Соловьев вскоре поставил перед собой неимоверно трудную задачу - создания нового фундаментального труда по истории России с древнейших времен по 18 в., который заменил бы собой устаревшую Историю государства Российского Н.М.Карамзина.
В соответствии с замыслом ученый начал перестраивать свои специальные лекционные курсы в университете, посвящая их ежегодно отдельным периодам истории России. Как сообщает Соловьев в своих Записках, с годами стимулирующую роль в подготовке томов начали играть и материальные соображения. Литературные гонорары стали необходимым дополнением к профессорскому жалованью.
Соловьев Сергей Михайлович (1820- 1879), историк.
Родился 17 мая 1820 г. в Москве в семье священника. В 1838-1842 гг. учился на философском факультете Московского университета.
В 1842- 1844 гг. Соловьёв в качестве учителей детей графа А. Г. Строганова побывал в Европе, где слушал лекции в университетах Берлина, Парижа и Гейдельберга. В юности он был славянофилом, потом примкнул к западникам.
В 1845 г. после защиты магистерской диссертации «Об отношении Новгорода к московским великим князьям» Соловьёв получил в Московском университете кафедру русской истории.
В 1847 г. он защитил докторскую диссертацию «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома». В 1864-1870 гг. занимал должность декана историко-филологического факультета, в 1871- 1877 гг. был ректором Московского университета. С 1872 г. - член Петербургской академии наук.
Соловьёв оставил богатое научное наследие. Главный его труд - «История России с древнейших времён» в-29 томах (1851-1879 гг.; последний том вышел посмертно). Учёный опирался на богатый фактический материал, при этом не просто излагал события, но стремился объяснить закономерности исторического процесса, сущность которого видел в прогрессе общества и взаимосвязи развития разных стран. История России в понимании Соловьёва - это история государственности. Основное содержание перемен состоит в перерастании родового быта в государственный. Историк рассматривал прежде всего ход внутреннего развития страны (политические события, колонизация новых территорий, возникновение городов, изменение характера власти князей и т. д.). Государство и народ, по его мнению, нельзя разделить, поскольку государство есть сам народ в его развитии, личность испытывает влияние своего народа и времени. Великие личности понимают и удовлетворяют народные потребности, обеспечивая тем самым развитие своего государства.
Сергей Михайлович Соловьев -- крупнейший историк дореволюционной России. Его выдающийся вклад в развитие русской исторической идеи признавали ученые различных школ и направлений. "В жизни ученого и писателя главные биографические факты -- книги, важнейшие события -- мысли. В истории нашей науки и литературы было немного жизней, столь же обильных фактами и событиями, как жизнь Соловьева", -- так писал о Соловьеве его ученик, историк В.О. Ключевский. Действительно, несмотря на сравнительно недолгую жизнь, Соловьев оставил огромное творческое наследие -- опубликовано свыше 300 его произведений общим объемом более тысячи печатных листов. Это -- подвиг ученого, равного которому не было в русской исторической науке ни до Соловьева, ни после смерти. Его труды прочно вошли в сокровищницу отечественной и мировой исторической мысли.
Имя Соловьёва известно не только историкам, поскольку его 29-томная "История России с древнейших времен" принесла большой вклад для науки. Написание данного труда являлась смыслом жизни историка. Его работа оставалась предметом изучения и обсуждения на протяжении длительного времени, содействуя разработке отечественной государственной теории.
Хороший знакомый Соловьева В.И. Герье писал: "С.М. Соловьев вообще не любил борьбы, полемики с ложными тенденциями в науке и общественной жизни. Полемика нарушала правильное течение его научных занятий, которое сделалось для него нравственной потребностью".
Соловьев стал широко известен в народе в середине XIX в.
Сергей Михайлович называл Историю государства Российского - величайшей поэмой, восхваляющее славянское государство. Он подчеркивал, что у Карамзина вполне точно отразилось сознание того, что "из всех славянских народов народ русский один образовал государство, не только не утратившее своей самостоятельности, как другие, но громадное, могущественное, с решительным влиянием на исторические судьбы мира".
Историк видел необходимость того, что на смену литературной истории российского государства должна встать история научная. Именно это его и подтолкнуло к написанию новой "Истории России", которая в свою очередь отвечала всем требованиям современной науки. Подходил к этому делу Соловьёв ответственно, в полной мере осознавая важность сего труда. Однако тут он и столкнулся с непониманием.
Для начала, его не удовлетворяло отсутствие широкого философского взгляда на историю, поскольку он считал, что концепция, объясняющая ход истории лишь замыслом отдельной личности, недостаточно обоснована и не имеет достаточных оснований для того, чтобы быть правдивой.
Анализируя конкретно-исторический материал с других позиций, Соловьев сформулировал антропологический принцип изучения и понимания истории народа: "Наука указывает нам, что народы живут, развиваются по известным законам, проходят известные возрасты как отдельные люди, как все живое, все органическое...". Впитав богатство современных идей, в том числе "Философии истории" Гегеля, Соловьев пришел к пониманию органической взаимосвязи исторических явлений.
Будучи студентом, Соловьёв с интересом изучал философские идеи Гегеля, размышляя о применимости данной философии к русской истории. В то время Гегель был кумиром московского студенчества.
Д.Л. Крюков, экономист А.И. Чивилев, правоведы П.Г. Редкий и Н.И. Крылов, историк и юрист К. Д. Кавелин, историк-медиевист Т.Н. Грановский -- все они были горячими поклонниками гегелевской философии и знатоками европейской историографии.
Как же тогда повлияло творчество Гегеля на Сергея Михайловича? На этот вопрос отчасти ответил сам историк: "Из гегелевских сочинений я прочел только "Философию истории"; она произвела на меня сильное впечатление; на несколько месяцев я сделался протестантом, но дальше дело не пошло, религиозное чувство коренилось слишком глубоко в моей душе, и вот явилась во мне мысль -- заниматься философиею, чтобы воспользоваться ее средствами для утверждения религии, христианства, но отвлеченности были не по мне; я родился историком". Так был сделан профессиональный выбор: не философия, а наука, не философия истории, а наука истории.
Соловьев очень вскоре перерос состояние увлеченности Гегелем и его работой "Философией истории".
В своё время, прочитав множество трудов западных учёных, Соловьев сделал вывод, что западные мыслители зачастую пренебрегали русской историей. Более того, русский народ не был у них включен в число "всемирно-исторических" народов. Соловьев прекрасно осознавал задачу, которая на тот момент времени стояла перед национальной русской мыслью -- построение философии русской истории и тем самым "включение" в ее состав философии истории вообще. И он оказывает большое влияние на становление русской истории как науки.
Соловьёв считал недостаточным "подключение" русского народа к числу всемирно-исторических только для выявления значения и специфики русского народа в истории по сравнению с западноевропейскими народами. Более важной казалась историку другая задача: разъяснение неполноты и незавершенности философско-исторического взгляда на всемирную историю в условиях игнорирования судеб русского и славянских народов. В этом он непосредственно видел непременное условие успешного познания назначения истории русского народа и сравнения его с народами западноевропейскими. Учёный вводил в философию истории новый элемент, то есть сам русский народ.
В 1841 г. в семинаре С.П. Шевырева Соловьев выступил со своей работой "Феософический взгляд на историю России". В этой его ранней работе были заложены важнейшие методологические основания исторической концепции ученого. Множество высказанных тогда мыслей прозвучит в программных работах зрелого С.М. Соловьева "Публичных чтениях о Петре Великом" (1872) и "Наблюдениях над исторической жизнью народов" (1868-1876)).
Постановка вопроса об особом качестве русского народа и специфике его исторической жизни среди других всемирно-исторических народов в "Феософическом взгляде" дана учёным в рамках его представления о двух "возрастах" народной жизни.
По словам Соловьёва, у любого народа бывает свой религиозный период -- детский, который характеризуется невысокой степенью образованности, бессознательным следованием религиозным догматам, а так же слепым повиновением духовным авторитетам. Второй возраст -- возмужалость народа, когда место религии занимает наука.
Это мнение ученого достаточно близко к концепции славянофилов, что в свою очередь наглядно нам показывает, что Соловьёв испытывал множество различных влияний с разных сторон. Многие года спустя, историк, сохранив общую структурную типологию общественного развития, не отказываясь от деления исторической жизни народа на два периода, изменил лишь сами названия категорий, называя их теперь как "возраст чувства" и "возраст мысли" Динамическое же развитие русского народа, по мнению ученого, вызвал Пётр Великий.
Во время заграничной поездки 1842-1844 гг. у Соловьева усилилось его критическое восприятие творчества Гегеля. Именно в этот период историк получил возможность глубоко ознакомиться с достижениями западноевропейской исторической науки. Тогда же он в основном определился в методологическом отношении. И первоначальное интуитивное чувство превратилось у него в осознанную методологическую позицию, основным признаком которой является непосредственно антигегелевская направленность мысли.
Соловьев в отношении роли русского народа во всемирно-историческом процессе придерживался иных взглядов, чем Гегель.
Для обоснования своей позиции Соловьев провел сопоставление России и Западной Европы по нескольким антитезам:
- · "природа-мать" для Западной Европы -- "природа-мачеха" для России подчеркивала различия по специфике природных условий, объяснявшей различие результатов этногенеза. В отличие от европейских народов, закрытых новых азиатских варварских народов и поэтому имевших возможность развития национальности. Восточнославянские народы такой возможности, к сожалению, не имели.
- · На Западе монархические государства были результатом завоевания и насильственного покорения местного населения германскими племен. А насилие, в соответствии с законом диалектики, порождает свою противоположность -- борьбу за свободу и, как следствие, -- революцию. У славян же ни деспотическая форма правления в силу смешанного характера населения, ни республика в силу обширности территории, ни монархическая власть, основанная на завоевании, утвердиться не могли. Славяне сами пришли к мысли о необходимости власти, и, по мнению Соловьёва, это и является их заслугой. Собственно говоря, русская история, как считал Соловьев, начинается с началом русской государственности, то есть с утверждением Рюрика князем среди северных племен славянских и финских.
Тогда, отказавшись от гегелевской трехэлементной триады, и выдвинув в свою очередь четырехэлементную: Восток-Античность-Западная Европа-Россия, Соловьев отказался от диалектики гегелевской формы, предложив взамен собственную философско-историческую конструкцию.
Для Сергея Михайловича народы имеют самостоятельное значение, хотя и разное. Он видел в специфике исторической жизни народов, их религии и форм государственности продукт реальных географических, этнографических и исторических условий жизни.
Но всем этим размышлениям Соловьев все-таки обязан Гегелю. Очевидно, что Гегель оставил глубокий след в методологическом становлении Соловьева и в его творчестве.
Исключительная ценность государства во взглядах учёного также отсылается на Гегеля.
Дух русского народа проявился в особом отношении к государству.
Государство -- это ценностно-значимое явление русской истории вне зависимости от симпатий и антипатий. Соловьев считал, что ценностные ориентации народа не подлежат нравственному осуждению. Задача его, как учёного их, понять, при этом ни в коем случае не допускать модернизации.
Тем не менее, идеи Гегелевской философии Соловьёв сознательно использовал.
Одной из таких идей являлось понятие об арийских, то есть исторических, народах.
Соловьев подчеркнуто называет русский народ арийским народом и относит его к их числу, Гегель в свою очередь данную точку зрения не поддерживал. Сравнивая славян с германцами, Соловьев пишет о них как о племенах-братьях одного индоевропейского народа, определив их положение в Европе в христианские времена, как господствующее.
Соловьев считал некорректной постановку вопроса о племенном превосходстве кого-либо из них. Он видел корни происшедших различий в результате разного направления движения племен. Если немцы в свое время двигались с северо-востока на юго-запад в области Римской империи, где уже в то время была заложена основа европейской цивилизации, то славяне, в свою очередь, наоборот, с юго-запада начали свое историческое продвижение на северо-восток в девственные леса, то есть в пространство, ещё не затронутое цивилизацией. Поэтому мысль Гегеля о природно-климатических основаниях исключения стран и народов, находящихся в холодном или жарком климате, из всемирно-исторического движения Соловьёвым, разумеется, отвергалась и была неприемлемой.
Уделяя внимание на причины различий России и стран Западной Европы, историк указывал, что целый ряд факторов, в том числе территории, уже освоенные древней цивилизацией, камень и горы, -- содействовали быстрому утверждению на Западе феодального права, частной собственности, быстрому оседанию, разнообразию народностей. Россия же,в отличии от Запада, ввиду отсутствия этих самых условий, однако имея громадные пространства, наоборот, была отмечена другими признаками: Соловьёв уделял особое внимание причинам различий между Россией и странами Западной Европы, указывая на целый ряд предпосылок, в том числе территории, уже освоенные древними цивилизациями, камень и горы, которые содействовали быстрому утверждению феодального права на Западе, появлению частной собственности, а также быстрому оседанию и разнообразию народностей. В отличии от Запада, Россия, ввиду отсутствия этих самых условий, при том имея громадные пространства пошла по другому пути развития, отмечаясь другими признаками: подвижностью князей, движимым имуществом, неустойчивостью, разбросанностью средств, небывалым по величине государством, дружиной, вечным движением.
Весь ход русской истории Соловьев связывал с началами христианства. Нравственные силы народу с его точки зрения давали христианство, созидательная роль государства, а так же просвещение. Все названные Соловьевым признаки особенности России никак не могли, по его мнению, исключить русский народ из числа исторических, или как вслед за Гегелем, он говорил "арийских" народов.
Право понимание Соловьёва можно характеризовать не только уважительным отношением к сущности права, но также стоит выделить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у него и в самом определении права в его работе "Право и нравственность. Очерки по прикладной этике", согласно которому право является прежде всего "низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным"
Естественное право для него вовсе не обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего, как, например, у Трубецкого. Естественное право у Соловьева, как и у Конта, есть формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право для него лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.
При всём этом естественное право воплощает "рациональную сущность права", а право положительное олицетворяет историческую явленность права. Последнее же является правом, полученным в прямой зависимости от состояния нравственного сознания в обществе и от прочих исторических условий и аспектов. Разумеется, эти условия предопределяют особенности постоянного дополнения естественного права правом положительным и наоборот.
Естественное право есть та алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положительного права. Естественное право сводится всецело к двум факторам - свободе и равенству, то есть оно, собственно, и являет собой алгебраическую формулу всякого права, его разумную сущность. При этом этический минимум, о котором говорилось ранее, присущ не только естественному праву, но также и положительному.
Таким образом, в современной отечественной историографии сначала был поставлен под сомнение, а затем начал пересматриваться тезис о гегельянском характере философско-исторической концепции С.М. Соловьева, утвердившийся со времен вывода М.Н. Покровского о "гегелевской школе" в русской историографии.
Соловьев Сергей Михайлович
— знаменитый историк, род. в Москве 5 мая 1820 г., ум. 4 октября 1879 г. тоже в Москве, где протекла вся его жизнь, где он учился (в Коммерческом училище, 1-ой гимназии и Университете), служил и работал. Семья (отец его был священником) воспитала в С. глубокое религиозное чувство, сказавшееся позже в том значении, какое он придавал в исторической жизни народов религии вообще и, в применениь к России, православию в частности. Уже в детстве С. любил историческое чтение: до 13 лет он перечитал историю Карамзина не менее 12 раз; увлекался также и описаниями путешествий, сохранив интерес к ним до конца жизни.
Университетские годы (1838-1842) на I отделении философского факультета прошли у С. под сильным влиянием не Погодина, читавшего излюбленный предмет С. - русскую историю, - а Грановского. Преподаванием первого синтетический ум С. не удовлетворился: внутренней связи явлений оно не вскрывало. Красоту описаний , на что особенно обращал внимание слушателей, С. уже перерос; фактическая сторона курса давала мало нового, и С. на лекциях нередко подсказывал Погодину, дополняя его указания своими. Курс Грановского внушил С. сознание необходимости изучать русскую историю в тесной связи с судьбой других народностей и в широкой рамке духовной жизни вообще: интерес к вопросам религии, права, политики, этнографии и литературы руководил С. в течение всей его
научной деятельности. В Университете С. одно время сильно увлекался Гегелем и «на несколько месяцев сделался протестантом»; «но, - говорит он, - отвлеченность была не по мне, я родился историком». Книга Эверса: «Древнейшее право Руссов», излагавшая взгляд на родовое устройство древних русских племен, составила, по словам самого С., «эпоху в его умственной жизни, ибо Карамзин наделял одними фактами, ударял только на чувство», а «Эверс ударил на мысль, заставил думать над русской историей». Два года заграничной жизни (1842-44), в качестве домашнего учителя в семье гр. Строганова, дали С. возможность слушать профессоров в Берлине, Гейдельберге и Париже, свести в Праге знакомство с Ганкой, Палацким и Шафариком и вообще всмотреться в строй европейской жизни. В 1845 г. С. блестяще защитил магистерскую диссертацию: «Об отношениях Новгорода к великим князьям» и занял в Московском университете кафедру русской истории, остававшуюся вакантной после ухода Погодина. Работа о Новгороде сразу выдвинула С., как крупную научную силу с оригинальным умом и самостоятельными воззрениями на ход русской исторической жизни. Вторая работа С., «История отношений между русскими князьями Рюрикова дома» (М., 1847), доставила С. степень доктора русской истории, окончательно установив за ним репутацию первоклассного ученого. Кафедру русской истории в Моск. университете С. занимал (за исключением небольшого перерыва) в течение более 30 лет; был избираем в деканы и ректоры. В лице С. Московский университет имел всегда горячего поборника научных интересов, свободы преподавания и автономии университетского строя. Выросши в эпоху напряженной борьбы так назыв. славянофилов и западников, С. навсегда сохранил чуткость и отзывчивость к явлениям современной ему политической и общественной жизни. Даже в чисто научных трудах, при всей объективности и соблюдении строго
критических приемов, Соловьев обыкновенно всегда стоял на почве живой действительности; его научность никогда не носила отвлеченного кабинетного характера. Держась известных принципов, С. чувствовал потребность не только следовать им самому, но и пропагандировать их; отсюда выдающиеся по благородному пафосу страницы в его книгах, наставительный оттенок в университетских его лекциях. В пору студенчества и за границей, - говорит он о себе, - «я был жаркий славянофил, и только пристальное занятие русской историей спасло меня от славянофильства и ввело мой патриотизм в должные пределы». Позже, примкнув к западникам, С. не порвал, однако, со славянофилами, с которыми его сближали одинаковые воззрения на религию и вера в историческое призвание русского народа. Идеалом С. была твердая самодержавная власть в тесном союзе с лучшими силами народа. Огромная начитанность, глубина и разносторонность знания, широта мысли, спокойный ум и цельность миросозерцания составляли отличительные черты С., как ученого; они же обуславливали и характер его университетского преподавания. Лекции С. не поражали красноречием, но в них чувствовалась необыкновенная сила; они брали не блеском изложения, а сжатостью, твердостью убеждения, последовательностью и ясностью мысли (Бестужев-Рюмин). Тщательно продуманные, они всегда вызывали на размышление. «С. давал слушателю удивительно цельный, стройной нитью проведенный сквозь цепь обобщенных фактов взгляд на ход русской истории, а известно, какое наслаждение для молодого ума, начинающего научное изучение, чувствовать себя в обладании дельным взглядом на научный предмет. Обобщая факты, С. стройной мозаикой вводил в их изложение общие исторические идеи, их объяснявшие. Он не давал слушателю ни одного крупного факта, не озарив его светом этих идей. Слушатель чувствовал ежеминутно, что поток изображаемой перед ним жизни катится по руслу исторической логики; ни одно явление не смущало его мысли своей неожиданностью или случайностью. В его глазах историческая жизнь не только двигалась, но и размышляла, сама оправдывала свое движение. Благодаря этому, курс С., излагая факты местной истории, оказывал сильное методическое влияние, будил и складывал историческое мышление. Настойчиво говорил и повторял С., где нужно, о связи явлений, о последовательности
исторического развития, об общих его законах, о том, что называл он необычным словом - историчностью» (). Как характер и
нравственная личность, С. обрисовался вполне определенно уже с самых первых шагов своей научной и служебной деятельности. Аккуратный до педантизма, он не потерял даром, кажется, ни одной минуты; каждый час его дня был предусмотрен. С. и умер за работой. Избранный в ректоры, он принял должность, «потому что тяжело было ее выполнение». Убедясь, что русское общество не имеет истории, удовлетворяющей
научным требованиям времени, и почувствовав в себе силы дать таковую, он принялся за нее, видя в ней свой общественный долг. В этом сознании он почерпал силы для совершения своего «патриотического подвига». 30 лет неустанно работал С. над «Историей России», славой его жизни и гордостью русской исторической науки. Первый том ее появился в 1851 г., и с тех пор аккуратно из года в год выходило по тому. Последний, 29-й, вышел в 1879 г., уже по смерти автора. В этом монументальном труде С. проявил энергию и силу духа, тем более изумительные, что в часы «отдыха» он продолжал готовить много других книг и статей разнообразного содержания. Русская историография, в ту пору, когда появился С., уже вышла из карамзинского периода, перестав
главную задачу свою видеть в одном только изображении деятельности государей и смены правительственных форм; чувствовалась потребность не только рассказывать, но и объяснять события прошлого, уловить закономерность в последовательной смене явлений, открыть руководящую «идею», основное «начало» русской жизни. Попытки подобного рода даны были еще Полевым и славянофилами, как реакция старому направлению, олицетворенном в его «Истории государства Российского». В этом отношении С. сыграл роль примирителя. Государство, учил он, будучи естественным продуктом народной жизни, есть сам народ в его развитии: одно нельзя безнаказанно отделять от другого. История России есть история ее государственности - не правительства и его органов, как думал Карамзин, но жизни народной в ее целом. В этом определении слышится влияние отчасти Гегеля с его учением о государстве, как совершеннейшем проявлении разумных сил человека, отчасти Ранке, оттенявшего с особой рельефностью последовательный рост и силу государств на Западе; но еще больше влияние самих факторов, определивших характер русской исторической жизни. Преобладающая роль государственного начала в русской истории подчеркивалась и раньше С., но им впервые было указано истинное взаимодействие этого начала и элементов общественных. Вот почему, идя значительно дальше Карамзина, С. не мог преемственность правительственных форм изучать иначе, как в самой тесной связи с обществом и с теми переменами, какие вносила в его жизнь эта преемственность; и в то же время он не мог противопоставлять, подобно славянофилам, «государство» «земле», ограничиваясь проявлениями одного только «духа» народа. Одинаково необходим был в его глазах генезис и государственного, и общественного быта. В логической связи с такой постановкой задачи находится другое основное воззрение С., заимствованное у Эверса и развитое им в стройное учение о родовом быте. Постепенный переход этого быта в быт государственный, последовательное превращение племен в княжества, а княжеств - в единое государственное целое - вот, по мнению С., основной смысл русской истории. С Рюрика и до наших дней русский историк имеет дело с единым цельным организмом, что обязывает его «не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм; не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснять каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подчинить внешнему влиянию». Эта точка зрения оказала громадное влияние на последующее развитие русской историографии. Прежние деления на эпохи, основанные на
внешних признаках, лишенные внутренней связи, потеряли свой смысл; их заменили стадии развития. «История России с древнейших времен» и есть попытка проследить наше прошлое применительно к высказанным взглядам. Вот сжатая схема русской жизни в ее историческом развитии, выраженная, по возможности, собственными словами С. Природа для народов Западной Европы была матерью, для народов
Восточной Европы - мачехой; там она содействовала успехам цивилизации, здесь - тормозила их; потому-то и русский народ позже западно-европейских собратий приобщился к греко-римской культуре и позже выступил на историческое поприще, чему, кроме того, немало способствовало и непосредственное соседство с варварскими кочевниками Азии, с которыми необходимо было вести упорную борьбу. История застает русских пришедшими с Дуная и расселившимися по великому водному пути из варяг в греки; они живут родовым бытом: общественной ячейкой была не семья, еще не известная в ту пору нашим предкам, но вся совокупность лиц, связанных узами родства, как самых близких, так и самых отдаленных; вне родовой связи не существовало и связи общественной. Во главе рода стоял родоначальник с патриархальной властью; старшинство определялось рождением; дядья имели все преимущества перед племянниками, а старший брат, родоначальник, был для младших «в отца место». Родоначальник был распорядителем рода, судил и наказывал, но сила его распоряжений опиралась на общее согласие младших родичей. Такая неопределенность прав и отношений вела к усобицам и позже вызвала распадение рода. Появление Олега в Киеве положило начало постоянной княжеской власти. Прежняя неподвижность сменилась кипучей жизнью: князья собирают дань, рубят города, вызывают желающих селиться; является надобность в ремесленниках, возникает торговля, пустеют села; масса народа принимает участие в походах на Византию и возвращается не только с богатой добычей, но и с новой верой. Всколыхнулось сонное царство русских племен! Его разбудили «лучшие» люди того времени, т. е. храбрейшие, одаренные большей
материальной силой. В более крупных городах появляются князьями сыновья, братья главного князя киевского; племена исчезают, сменяясь волостями, княжениями; имена княжений заимствуются уже не от племени, а от правительственного городского центра, стянувшего к себе окружное население. Обширность территории грозила распадением связей, только что возникших и еще не успевших окрепнуть; но от него предохранили родовые отношения князей, с их непоседливостью, постоянной сменой на престоле и вечным стремлением к обладанию Киевом. Это мешало обособиться и волостям, создавая общие интересы и укореняя сознание о нераздельности русской земли. Таким образом, время розни и
княжеских усобиц в сущности положило прочное основание народному государственному единству, созданию русского народа. Но до самого единства было еще далеко. Появление князя с дружиной, образование нового класса горожан коренным образом изменяло быть племен; но русское общество еще долго оставалось как бы в
жидком состоянии, пока успело окончательно осесться и перейти в более твердое: вплоть до половины XII стол. русская жизнь знала одних князей-богатырей, переходящих из волости в волость, бродячие дружины, следовавшие за своим князем, веча с первоначальными формами народных собраний, безо всяких определений, а на границе - полукочевые и чисто кочевые азиатские племена. Все элементы общественной жизни были задержаны в своем развитии; России еще не и вышла из периода богатырства. Новый толчок дан был северо-востоком. Несчастное положение юго-западной Украины, терпевшей от набегов степняков, вынудило часть жителей выселиться в Суздальский край. Прилив населения совершался туда не целыми особыми племенами, а вразброд, поодиночке или небольшими толпами. На новом месте поселенцы встретили князя, хозяина земли, и сразу вступили в обязательные к нему отношения, которые и легли в основу будущего сильного развития княжеской власти на севере. Опираясь на новые свои города, суздальский князь вносил новое понятие о личной собственности, как уделе, в противоположность общему родовому владению, и с большей свободой развивал свою власть. Покорив в 1169 г. Киев, Андрей Боголюбский не покинул своей земли и остался жить во Владимире - событие поворотное, от которого история приняла новый ход и начался
новый порядок вещей. Возникают (только теперь!) удельные отношения: суздальский князь не только старший в роде, но и материально сильнейший; сознание этой двойной силы побуждает его требовать от младших князей безусловного повиновения - первый удар родовым отношениям: впервые обнаруживается возможность перехода родовых отношений в государственные. В последующей борьбе новых городов со старыми победили новые, и это еще сильнее подорвало начала родового строя, оказав решительное влияние на дальнейший ход событий не только на севере, но и в целой России, ибо север получает преобладающее значение. Новый путь был намечен еще до появления монголов, и видной роли в его определении последние отнюдь не играли: ослабление родовой связи, борьба князей из-за усиления своего удела на счет других, закончившаяся поглощением всех княжеств княжеством Московским - обнаружились независимо от
татарского ига; монголы в этой борьбе служили князьям лишь орудием. Нельзя, следовательно, говорить о монгольском периоде и выдвигать на первый план монголов: значение их второстепенное. Отливом народной жизни с Приднепровья на северо-восток порвалась связь с Европой: новые поселенцы стали жить в бассейне верхней Волги, а куда текла она, главная река государственной области, туда, на Восток, обращено было все. Западная Россия, потеряв свое значение и способы к
дальнейшему развитию, разоренная вконец татарами и Литвой, подпала под чуждую власть;
политическая связь ее с
восточной Русью порвалась. Назначение старой южной Руси было расплодить русскую землю, раздвинуть и наметить ее границы; Руси северо-восточной выпал удел закрепить приобретенное, сплотить части; дать им внутреннее единство, собрать русскую землю. Южные князья - витязи-богатыри, мечтающие о славе и чести, северные - князья-собственники, руководимые пользой, практической выгодой; занятые одной думой, они идут медленно, осторожно, но постоянно и неуклонно. Благодаря этой неуклонности, великая цель была достигнута: родовые княжеские отношения рушились и сменились государственными. Но новое государство было поразительно бедно материальными средствами: страна преимущественно сельская, земледельческая, с ничтожной промышленностью, без природных границ, открытая врагу с севера, запада и юга, Московская Русь изначала осуждалась на постоянную черную работу, на изнурительную борьбу с внешними врагами - и чем беднее и реже было население, тем труднее доставалась эта борьба. Нужды фиска, рука об руку с потребностями военными, привели к закреплению промышленного городского и сельского крестьянского люда; оседлость князей еще раньше превратила дружинников в «бояр и вольных слуг», а система поместий окончательно лишила их прежней подвижности, низведя на степень «холопов». Это вызвало реакцию: бега и закладничество тяглого населения, борьбу служилого класса с князьями за свои политические права. Северные леса дали приют разбойничьим шайкам, широкие степи пустынного юга населились казаками. Выделением беспокойных сил за окраины государства облегчалась внутренняя деятельность правительственная, беспрепятственно усиливалась централизация; но зато образование вольных зарубежных обществ должно было вести к постоянной борьбе с ними. Высшего напряжения борьба эта достигла в эпоху самозванцев, когда настало
смутное время, т. е. казацкое царство; но в эту-то страшную пору и сказалась вся сила порядка вещей, утвердившегося при московских государях: единство религиозное и государственное спасло Россию, помогло обществу соединиться и очистить государство. Смутная пора была тяжелым, но поучительным уроком. Она раскрыла недостатки нашего экономического быта, наше невежество, вызвала на сравнение с богатым и образованным Западом и возбудила желание умерить односторонность земледельч. быта развитием промышленным и торговым. Отсюда движение от Востока к Западу, от Азии к Европе, от степи к морю. Новый путь стал определяться еще со времен Ивана III и Ивана IV, но особенно сознательно выяснился он в XVII в. Для России окончился период чувства и началось господство мысли;
древняя история перешла в новую. Переход этот Россия совершила на два века позже, чем западно-европейские народы, но, подчиняясь тому же историческому закону, как и те. Движение к морю было вполне естественным и необходимым: тут не могло быть и мысли о каком-нибудь заимствовании или подражании. Но переход этот совершился не безболезненно: рядом с вопросом экономическим вырос и вопрос образования, а масса привыкла слепо верить в превосходство своего над чужим, фанатически отстаивая предании старины, не умея отличить духа от буквы, правды Божией от человеческой ошибки. Раздался крик: западная наука - еретическая; явился раскол. Однако, необходимость науки была осознана и провозглашена торжественно; народ поднялся, готовый выступить на
новый путь. Он только ждал вождя, и этот вождь явился: то был Петр Великий. Усвоение европейской цивилизации становится задачею XVIII в.: при Петре усваивалась преимущественно материальная сторона, при Екатерине преобладала забота о духовном, нравственном просвещении, стремление вложить душу в приготовленное тело. То и другое дало силы пробиться к морю, воссоединить западную половину русской земли с восточной и встать в ряду европейских держав на положении равноправного и равносильного сочлена. В наше время просвещение уже принесло свой плод: познание вообще привело к самопознанию. - Таков, по мнению С., ход русской истории и связь явлений, в ней замечаемых. С. первый из русских историков (совместно с , одновременно высказывавшим ту же мысль) осмыслил все наше прошлое, объединив отдельные моменты и события одной общей связью. Для него нет эпох более или менее интересных или важных: все имеют одинаковый интерес и важность, как неразрывные звенья одной великой цепи. С. указал, в каком направлении должна вообще идти работа русского историка, установил исходные точки изучении нашего прошлого. Он первый высказал настоящую теорию в приложении к русской истории, внеся принцип развития, постепенной смены умственных и нравственных понятий и постепенного роста народного - и в этом одна из важнейших заслуг С. Будучи эпохой в развитии русской историографии, труд С. определил
известное направление, создал многочисленную школу. «История России», по верному определению проф. Герье, есть национальная история: впервые исторический материал, необходимый для такого труда, был собран и исследован с надлежащей полнотой, с соблюдением строго научных приемов, применительно к требованиям современного исторического знания: источник всегда на первом плане, трезвая правда и объективная истина одни руководят пером автора. Монументальный труд С. впервые схватил существенные черты и форму исторического развития нации. В натуре С. «глубоко коренились три великие инстинкта русского народа, без которых этот народ не имел бы истории, - его политический, религиозный и культурный инстинкты, выразившиеся в преданности государству, в привязанности к церкви и в потребности просвещения»; это и помогло С. за внешней оболочкой явлений вскрыть духовные силы, их определившие. Западники, к которым принадлежал С., ставили современному обществу высокие общечеловеческие идеалы, побуждали его во имя идеи прогресса идти вперед по пути общественной культуры, вселяя ему сочувствие к гуманным началам. Бессмертная заслуга С. заключается в том, что он внес это гуманное, культурное начало в русскую историю и вместе с тем поставил разработку ее на строго-научную почву. Оба начала, проводимые им в русской истории, тесно связаны одно с другим и обуславливают собой как общий взгляд его на ход русской истории, так и отношение его к отдельным вопросам. Он сам указал на эту связь, назвав свое направление историческим и определив сущность его тем, что оно признает историю тожественной с движением, с развитием, тогда как противники этого направления не хотят видеть в истории прогресса или не сочувствуют ему. «История России», особенно во второй половине, основана главным образом на архивном материале; по многим вопросам к этому труду и теперь приходится обращаться, как к первоисточнику. Правда, критика не без основания упрекает автора в несоразмерности и механической сшивке частей, в обилии сырого материала, излишней догматичности, лаконизме примечаний; далеко не все страницы, посвященные явлениям юридического и экономического быта, удовлетворяют современного читателя; исторический фонарь С., направленный преимущественно на рост государственности и объединяющую деятельность центра, неизбежно оставил в тени многие ценные проявления жизни областной; но рядом с этим С. впервые выдвинул и осветил массу важнейших явлений русского прошлого, которых раньше не замечали вовсе, и если некоторые из его взглядов и не получили полного права гражданства в науке, то все без исключения будили мысль и вызывали на дальнейшую разработку. Сюда могут быть отнесены: 1) вопрос о делении русской истории на эпохи; 2) влияние природных условий территории (в духе воззрений К. Риттера) на исторические судьбы русского народа; 3) значение этнографического состава русского государства; 4) характер русской колонизации и ее направление; 5) теория родового быта и смена его строем государственным, в связи с новым и оригинальным взглядом на период уделов; 6) теория новых княжеских городов, объясняющая факт возвышения княжеской собственности и зарождение нового порядка на севере; 7) выяснение особенностей новгородского строя, как выросшего на чисто туземной почве; 8) сведение почти к нулю политического значения монгольского ига; 9) историческая преемственность суздальских князей ХП - ХШ вв. и московских XIV - XV вв.; 10) преемственность идеи в поколении Даниловичей, тип «бесстрастных ликов» и основные условия возвышения Москвы (географическое положение Москвы и ее области, личная политика князей, характер населения, содействие духовенства, неразвитость самостоятельной жизни в городах Северо-восточной Руси, отсутствие сильных областных привязанностей, отсутствие препятствий со стороны дружинного элемента, слабость Литвы); 11) характер Ивана Грозного, в связи с условиями его воспитания; 12) политический смысл борьбы Грозного с боярами - проведение начал государственности, в ущерб старой дружинной «воле»; 13) преемственная связь между стремлениями Ивана Грозного продвинуться к морю и политическими задачами Петра Вел.; 14) должное внимание к истории Западной Руси; 15) поступательное движение русского народа на В и роль России в жизни азиатских народов; 16) взаимные отношения Московского государства и Малороссии; 17) значение Смутного времени, как борьбы государственных и антигосударственных элементов, и вместе с тем как исходной точки последующего преобразовательного движения; 18) связь эпохи первых Романовых с временами Петра Великого; 19)
историческое значение Петра Великого: отсутствие какого-либо разрыва с московским периодом, естественность и необходимость реформы, тесная связь между эпохами допетровской и послепетровской; 20) немецкое влияние при преемниках Петра Великого; 21) значение елизаветинского царствования, как основы последующего, екатерининского; 22) значение екатерининского царствования (впервые введены в должные рамки как преувеличенные восхваления, так и обрисовка теневых сторон личности и государственной деятельности императрицы); 23) применение сравнительно-исторического метода: события русской истории у С. постоянно освещены аналогиями из истории зап.-европ. народов, славянских и германо-романских, и не ради большей наглядности, а во имя того, что русский народ, оставаясь цельным и единым организмом, в то же время сам есть часть другого великого организма - европейского. - «История России» доведена до 1774 г. До известной степени продолжением этого труда могут служить две других книги С.: «История падения Польши» (М., 1863, 369 стр.) и «Император Александр Первый. Политика, Дипломатия» (СПб., 1877, 560 стр.). Новейшие издания «Ист. Рос.» - компактные в 6 больших томах (7-й - указатель; 2-е изд., СПб., 1897). С. написал еще «Учебную книгу русской истории» (1-е изд. 1859, 10 изд. 1900), применительно к гимназическому курсу, и «Общедоступные чтения о русской истории» (М., 1874, 2-е изд., М., 1882), примененные к уровню народной аудитории, но выходящие из тех же начал, как и
главный труд С. «Публичные чтения о Петре Вел.» (М., 1872) - блестящая характеристика преобразовательной эпохи. Из сочинений С. по русской историографии наиболее важны: «Писатели русской истории XVIII в.» («Архив ист.-юрид. свед. Калачева», 1855, кн. II, пол. 1); «Г. Ф. Миллер» («Современник», 1854, т. 94); «М. Т. Каченовский» («Биогр. словарь профессоров Моск. унив.», ч. II); «Н. М. Карамзин и его литературная деятельность: История государства российского» («Отеч. Записки» 1853-56, тт. 90, 92, 94, 99, 100, 105) и «А. Л. Шлецер» («Русс. Вестн.», 1856, № 8). По всеобщей истории: «Наблюдения над исторической жизнью народов» («Вестн. Европы», 1868-76) - попытка уловить смысл исторической жизни и наметить общий ход ее развития, начиная с
древнейших народов Востока (доведено до начала Х стол. по Р. Х.) и «Курс новой истории» (М., 1869-73, 2 изд. 1 898; до половины XVIII стол.). Свой метод и задачи русской историографии С. изложил в статье: «Шлецер и антиисторическое направление» («Русский Вестн.», 1857, апр., кн. 2). Весьма незначительная часть статей С. (между ними «Публичные чтения о Петре Вел.» и «Наблюдения») вошла в издание «Сочинений С. М. Соловьева» (СПб., 1882). Библиографический перечень сочинений С. составлен Н. А. Поповым (систематический; «Речь и отчет, чит. в торжеств. собр. Моск. унив. 12 янв. 1880 г.», переп. в «Сочинениях» С.) и Замысловским (хронологический, неполный, в некрологе С., «Журнал Мин. Нар. Просв.», 1879, № 11). Основные положения С. подверглись критике еще при его жизни. Кавелин, в разборе обеих диссертаций и 1-го тома «Истории России», указывал на существование промежуточной стадии между родовым бытом и государственным - вотчинного строя («Полное собрание сочинений Кавелина» т. I, СПб., 1897); К. Аксаков, в разборе 1, 6, 7 и 8 тт. «Истории России», отрицая родовой быт, настаивал на признании быта общинного («Полн. собр. сочин. К. Аксакова», т. I, изд. 2-е, М., 1889); проф. Сергеевич определял отношения древнерусских князей не родовым, а договорным началом («Вече и князь», М., 1867). Против
