Воин огня. Воин огня Воин огня самиздат
Ты сын вождя, наследник славы великого деда, получивший право стать воином огня. Вот бледные, и они враги, – все просто. Бери по праву победителя что пожелаешь, бери и не сомневайся! Пусть гудит гневом пламя, дарующее силу. Ты уверенно владеешь им… однако не владеешь собой. Стоит ли победа в бою такой жертвы? И какие еще принесешь ты, стремясь к величию? И от чего откажешься, чтобы, повзрослев, остаться собой в большом мире, где нет простых путей и однозначных ответов?
Произведение относится к жанру Фэнтези. Оно было опубликовано в 2012 году издательством Альфа-книга. Книга входит в серию "Магия фэнтези". На нашем сайте можно скачать книгу "Воин огня" в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt или читать онлайн. Рейтинг книги составляет 4.55 из 5. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.
В начале времен мир был пуст, висари его называлось
совсем просто - покоем и неразличимостью.
Но как зима сменяется летом, так и покой иссяк;
как лед расслаивается, внизу водой делается,
а вверху туманом, так и различия родились из неразличимости.
И стали они основой мира: асхи, асари, амат и арих,
так мы их зовем, первичных духов.
Оксана Демченко, «Воин огня»
На далеком берегу, в зеленом мире, где амат питает устремленные в небеса секвойи, где асари играет степной травой, где асхи складывает снеговые шапки гор и гоняет волны океана, где арих отдает свое тепло очагам, живут люди с двумя душами: правой, обращенной к неявленному, и левой, явленному принадлежащей. Когда бледные пришли первый раз, люди леса встретили их с радостью, делились с ними пищей и учили слушать зеленый мир, прощали убийство живых деревьев и не видели страха в вере в Дарующего (что ж, если хотят – пусть верят). Но второй раз бледные пришли с кораблями и попытались подчинить свободные племена. Смуглые отстояли зеленый мир, но в той битве потеряли много воинов и всех мавиви – хранительниц висари, равновесия. Много годовых кругов прошло с тех пор, бледным разрешают селиться рядом со смуглыми, вот только бледные – неполноценные люди, нет у них правой души, но кое-чему и у них можно поучиться. Как строить дома, например, или как читать и писать, что такое физика и как строить корабли. А бледные пытаются научиться слушать зеленый мир и жить с ним в гармонии.
Да, именно, это фэнтези про индейцев. Место действия очень напоминает соответствующего периода Северную Америку, а читателю предлагается взглянуть на мир глазами махига Ичивари, сына вождя.
За что я люблю и не опасаюсь читать новые книги Демченко, так это за красивый и хороший язык. Ты всегда знаешь, что застрахован от корявостей и «оригинальных» стилистических решений, что фразы не будут похожи на криво выполненные переводы переводов. Большая в наше время редкость.
Вторая причина, почему я люблю Демченко, это ее потрясающее воображение. Ее миры многогранны, продуманны, в них действуют свои, обоснованные автором, законы, они реальны. Так вот нет-нет, да поверишь в параллельные измерения – больно уж все по-настоящему, как будто пересказывается когда-то увиденная и детально изученная картина мира. Это и фэнтези, и не фэнтези, потому что все вполне реально и закономерно для авторского мира, который слишком уж сам похож на реальность (простите за тавтологию).
Единственное, что несколько уменьшает удовольствие от прочтения – это так любимый Оксаной Демченко тип героини: боевой и безапелляционной, почти мгновенно завоевывающей всеобщую любовь и легко добавляющей себе новых «родственников» (то есть понравился ей вот этот старичок – назвала дедушкой. И так далее). Такой была Береника в цикле про Госпожу Удачу; такой была Элиис в дилогии «Безупречный враг»; такая и Шеула, героиня этой книги (правда, не главная, но одна из). И есть мнение, что в следующей части времени ей выделят куда больше.
Второе, чего я опасаюсь, это синдрома уже упомянутых мною циклов, повторенного в цикле новом: то есть превращения героев в этакие чуть ли не всемогущие сущности, получающие все больше и больше возможностей и легко справляющиеся со всеми проблемами, которые ранее казались если не неразрешимыми, то хотя бы серьезными. Да и немного смущает смещение фокуса повествования из земель смуглых в земли бледных. Хотя зачем заранее переживать, может, еще обойдется.
В любом случае, чтение этой книги доставляет удовольствие. Она не бездумно эмоционально-ориентированная, не бессмысленная боёвка, не бесталанное «творение» юного графомана. Она как-то удивительно гармонична – как весь зеленый мир, в единении с которым живут люди леса, степей и гор.
Краткий перечень единиц измерения времени тау и названия каст:
тау’кир – единица измерения времени тау, примерно равна 1 году (297.74 земных дня)
кай’ротаа - единица измерения времени тау (50 земных дней)
дек - единица измерения времени тау (1.5 земных часа)
рай’кор - единица измерения времени тау, предположительно равен 1 минуте
рай’кир - единица измерения времени тау, предположительно равен 1 секунде
шас - каста огня
аун - каста эфирных
пор - каста воды
кор - каста воздуха
фио - каста земли
Саймон Спурриер.
Воин огня.
41-е тысячелетие. Более ста веков Император восседает на Золотом Троне Земли, недвижим. Волей богов он - хозяин человечества, мощью его неисчерпаемых армий - хозяин миллионов миров. Он – гниющий труп, который незримо скрючивает энергия Тёмного Века Технологии. Он – мертвец-повелитель Империума, для которого ежедневно приносятся в жертву тысячи душ, дабы он никогда не смог умереть по-настоящему.
Однако, даже в бессмертном состоянии, Император продолжает своё вечное бдение. Астрономикон, проявление духовной воли Императора, освещает путь могучим боевым флотам, пересекающим кишащий демонами миазм варпа - единственный путь между далёкими звёздами.
Громадные армии сражаются в бесчисленных мирах во имя его. Величайшие среди его солдат – Адептус Астартес - космодесантники, биоинженерно созданные супер-воины. Их товарищей по оружию – легион: имперская гвардия и неисчислимые войска планетарной обороны, вечно неусыпная инквизиция и техножрецы Адептус Механикус – вот лишь немногие из них. Но несмотря на их великое множество, их едва хватает для того, чтобы сдерживать беспременно присущие угрозы, исходящие от инопланетных созданий, еретиков, мутантов и еще худших напастей.
В такие времена быть человеком означает быть одним из бессчётных миллиардов, жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только возможно представить. Это – повесть тех времён. Забудьте мощь технологии и науки, потому что так много было забыто и не было познано вновь. Забудьте обещания прогресса и понимания, потому что в мрачном будущем есть лишь война. Нет мира среди звёзд, лишь вечность резни, кровопролития и смеха жаждущих богов.
Пролог
Это взаправду?
Кто-то где-то кричит. Мир превращается в фосфор и озон, радужное бельмо расползается всполохом по сетчатке, фиолетовые и синие пятна кружатся, а потом сливаются с тьмой. Злые удары молотят воздух, барабанные перепонки разрывает буйство долбящего сумасшествия и всё кажется живым в его безобразном, наполненном эхом, гуле. Болтерный огонь.
Я не чувствую своих ног.
Так: собирай информацию. Анализируй обстановку. Передай детали памяти. Сосредоточься.
Разум был подготовлен к этому. Он – крепость, неприступная и непримиримая. Используй его.
Там, прямо надо мной – ряды закрученных в спирали труб, когда-то исправные и эффективные, теперь же – начинающие провисать под тяжестью лет, испачканные сухой ржавчиной, подтекающие, не выдерживая, из старых щелей и трещин. Слева, возможно, что-то движется. Ноги? Может быть. Цвета нечётки – безжизненная смесь чёрного и пастельных тонов появляется и исчезает из тумана боли. Тени и сосульки. Металлические одеяния. Возможно синие.
Я чувствую вкус крови. Опять стрельба. Рядом мерцает знакомый стробовый огонь болтерного ствола. Далёкий отзвук разрывающихся снарядов, нашедших свои цели. Дым и пепел, огонь и боль.
Снова кто-то кричит. Я?
Знакомый мне голос приказывает не умирать. «Не шевелись, - говорит он. – побереги силы, брат, подмога уже в пути».
Разумеется, этот голос лжёт. Горькие слова для успокоения умирающего. Моё второе сердце только что остановилось.
Больше деталей! Что-нибудь уникальное, чтобы я мог узнать. Что-то запоминающееся чтобы предупредить меня, когда всё это будет готово сбыться. Вот! Справа связка кабелей и деталей, беспорядочно свисающих из пробитой консоли. В её середине, моргая в определённом ритме, жемчужина безупречно белого света посылает свой бессмысленный сигнал миру.
Вспышка. Вспышка. Пауза. Вспышка. Пауза. Вспышка-вспышка. Пауза.
Я должен запомнить его, я должен синхронизировать с ним слабое биение моего оставшегося сердца чтобы никогда его не забыть, прилагая каждую из последних капель моей воли чтобы обнаружить и осознать этот спутанный электрический ритм, где бы он ни был.
Опять стрельба. Опять крики. Кто-то издаёт булькающие звуки. Может быть это я.
Туман надвигается, темнота накрывает меня, Император улыбается.
Человек в темноте с усилием открыл глаза и глубоко вдохнул. Бездействовавшие лёгкие были скручены удушьем и кислородным голодом. Дым ладана, состящий из мелких пылинок, будто мутный осадок, сбивал с толку, кружась изогнутыми кольцами вокруг его головы. Эти пылинки были настолько же удушливы, насколько успокаивали. Взмахом руки он отогнал ладан в тёмные углы кельи медитации.
Аккуратно разложенные там же, где он их оставил, имперские карты таро затуманились и вернулись к своему обычному бледно-серому цвету. Хрупкие духовные образы стекли с них словно кровь когда провидческий сон завершился. Один из них ненадолго задержался. Сила его отголоска в варпе ощущалась даже измотанным разумом.
Перевёрнутый демон в маске.
Эта карта не принадлежала ни к одному из главных арканов, она была одной из трёх свободных образов, значимость которых полностью зависела от обстоятельств, расчёта времени и предшествующего расклада карт. Много времени прошло с того момента, когда он в последний раз встретился с этой призрачной фигурой – гладкая ангельская маска скрывает рептилоидный, скалящийся образ в тенях. Последней исчезла надпись - endura primator. Перевод этой карты был, в этом случае, весьма точным – скрытое зло, ожидающее разоблачения.
Его сердце постепенно вернулось к нормальному состоянию, кровь, стучавшая в ушах, уменьшала свой напор, более не заглушая беспокойное гудение громадного генерариума корабля. Пальцы в боевых рукавицах с минуту тряслись от силы пророческого откровения. Он позволил себе дольше обычного не убирать ритуальные иконы и свечи с благовониями, необходимыми для церемонии. Его нервам нужно было время чтобы успокоиться. Его разум постепенно постигал важность своих иллюзорных познаний.
По крайней мере, он был предупреждён. Хвала Императору - у него было время подготовиться. Он должен был быть благодарен за обретение пророчества и не мог растратить этот дар в страхе и сожалении.
Он закрыл глаза и вот оно, снова, скрывается под его веками, дразнит его. Это было видение, в котором он молотил руками и кричал, утекая в ничто, захлёбываясь собственной кровью. В крепости своего разума он наблюдал как умирает, снова и снова.
Невозможно огромный Стойкий Клинок двигался сквозь пустоту, и глубоко внутри его внутренностей из металла и камня, библиарий Дельфий, эпистолярий могучих Адептус Астартес из ордена Ультрамаринов, стиснул зубы и представил, как секунды отсчитывают последние мгновения его жизни.
Глава 1
04:58 (местное время системы Долумар IV, сегмент Ультима #4356/E)
Надвигалась буря.
Шас’ла Т’ау Кайс закрыл глаза и попытался не думать о ней.
Будет шумно и запутанно, предположил он. Будет оружие, кровь, трёп по связи и дым. Будут крики.
С рождения его учили, что беспокойство, особенно если на нём зациклиться, это - неэффективное чувство. Мысленно делая себе выговор, он закрыл глаза и пустил свой разум плыть по течению, не волнуясь завязнуть в зарождающемся страхе.
Он вспомнил…
На восьмой тау’кир с его рождения в тренировках случился краткий перерыв.
Песок оседал в котловине боевой сферы. Аудитория над головой была поделена на уровни безмолвными кольцами. Свободная от огромных толп, что собирались на фестивали каждый кай’ротаа, она выглядела почти нереальной в своей пустоте. Кайс предпочитал чтобы так и было и был благодарен за то, что его тренировки проходят не под взглядами публики.
Остальные юноши и девушки, радуясь перерыву, с обыденным интересом смотрели как руководящий ими шас’вре озадаченно беседовал через коммуникатор на его щеке.
«Это непрактично, - заявил он, по-видимому, не обращаясь ни к кому конкретно. – Нет. Хорошо, да, конечно, я ценю это, но сегодняшние занятия не закончены и.. кто? А-а, понял, - Еле заметно приподняв одну бровь, он на мгновение обернулся и бросил взгляд на Кайса. – Да, он тут. Хорошо.»
Другие ученики повернули любопытствующие лица вслед за взглядом их ментора чтобы поглазеть - прерывание такого характера были полностью беспрецедентно.
«Кайс, - проворчал старый воин, чьи черты лица были вытравлены годами жизни под беспощадным солнечным светом Т’ау, - Это твой отец, он приехал тебя навестить.
Бип.
Ещё одна цифра исчезла с округлённой по краям панели обратного отсчёта на стене. Её внезапное отсутствие засосало внимание Кайса и слегка вытянуло его из воспоминаний. Он рискнул окинуть внутренности десантного корабля виноватым взглядом, проверяя не заметил ли кто из товарищей по оружию его краткое погружение в мечты. Остальные, сидящие рядами вдоль обеих стен транспортного отсека без окон, в обитых десантных кресла с мягко изогнутыми защитными фиксаторами, выглядели так же погруженными в свои мысли, как и он сам.
Десантный корабль, шаттл класса Орка, с просторным вместилищем для целого охотничьего кадра, не издавал не звука. «Почему-то - решил Кайс,- это даже хуже». Почему-то всё могло бы быть лучше, легче, если судно вошло бы в штопор и тряслось, избиваемое безжалостной турбуленцией и было бы поражено всеми теми ужасами ненадёжных технологий, которых тау так строго избегали.
Если, может быть, каждое рифлёная перегородка была бы хоть немного несовершенно загерметезирована, или стабилизаторы корабля были бы чуть-чуть менее точными, или аккуратно отлитые десантные кресла были бы менее комфортными… Если бы были шумы, чтобы отвлечь его, неудобства чтобы раздражать, мелкие огрехи чтобы терзать его нервы…
Если, если, если.
Если стремительно снижающееся судно не было бы полностью совершенно, вылизано, бесшумно и абсолютно эффективно во всех смыслах, то он, возможно, не сидел бы, отчаянно стараясь избежать мысли, пробивающейся к поверхности его разума:
«Я умру там.»
Он закрыл глаза и силой вернул своё сознание обратно к тренировочной сфере на Тау.
Его отец прибыл, разумеется, со свитой.
Дверной портал широко открылся, словно зевнул, и за ним обнаружились шесть линейных воинов шас’ла, двигающихся с кошачьей уверенностью и грацией, которую Кайс уже стал замечать у своих юных одноклассников шас’саал. Их округлые шлемы поворачивались влево и вправо, настороженно ища скрытые угрозы. Плавно закруглённые щитки защиты торса на левом плече каждого поймали на себя свет, падавший из зенита аудитории и вспыхнули – элегантный символ его родного мира, Т’ау и, по совпадению, знак касты огня, резко обозначился в ярком белом цвете. Кайс поймал себя на мысли, что не может оторвать глаз от круглого знака, зачарованный и обескураженный тем, что такие простые геометрические формы могут, предположительно, изображать его жизнь, его наследие и его роль во вселенной – всё сразу.
Наконец, удовлетворившись безопасностью места и едва взглянув на молодых учеников выстроенных неподалёку, воины опустили длинные пульс-винтовки и, расслабившись, встали. Среагировав на некую незримую команду, портал открылся снова и сквозь него шагнул отец Кайса.
Шас’о Т’ау Ши’ур – командующий пятым соединением десяти кадров, герой Уор’ла, любимый ученик Аун’ши, трижды превзошедший других в испытаниях онём и удостоенный звания «сильный триумф» в битве при Фио’ваш – был даже и близко не таким высоким, каким его помнил Кайс.
Он не видел своего отца три тау’кира – долгое время, даже по особым стандартам касты огня. В литературе и изобразительном искусстве, которые просачивались в тренировочный лагерь, о’Шиур был обычно изображён закованным в его громадный боевой костюм, разящий пёстрый горизонт какого-то инопланетного мира. Средства массовой информации пор’хай укрепляли его легендарную репутацию, сочились его красноречивой риторикой о защите империи тау и его усилиях по распространению её убеждений по пока-что непросвещённым расам галактики. Попросту говоря, он был героем и Кайс жил в его тени сколько себя помнил.
И вот, он был здесь, настолько же неотвратимый в жизни, как и его образ в прессе. Индивидуум средних пропорций с непримечательными чертами: бледная, серо-голубая кожа его касты, разрез носовой полости идеально симметрично делил его бровь на две части, широкая верхняя челюсть и выдающийся вперёд подбородок полностью согласующиеся с обычными чертами касты огня. Возможно он был в какой-то степени подтянут, однако он точно не был тем мускулистым гигантом, обитавшим в ночных кошмарах Кайса, хмурым и пренебрежительным, критикующим всё, что бы тот не делал. Он был одет в простую военную форму, на которой кое-где виднелись маленькие нашивки ранга и касты. Кайс думал, что отец выглядел старым. Старым и уставшим.
Раздался звонок, сломавший выжидательное напряжение в десантном отсеке. Кайс бросил взгляд на командира, сидевшего рядом, отчасти страшась важности этого сигнала.
Шас’эль Т’ау Луша, чья бровь, покрытая шрамами, сморщилась в складках, выглядел настолько же предавшимся опасностям самосозерцания, как и Кайс. Только когда прозвучал второй звонок, командир моргнул и оглядел отсек, его нахмуренность растворялась. Кайс почувствовал, как умиротворение командира успокоило его, будто безмятежность была заразна.
«Первая группа, пять рай’коров, - пробурчал он, бросив взгляд на экран, выводящий данные, подле него. – Последние проверки.»
Солдаты послушно принялись осматривать оружие и экипировку, затягивая серво-застёжки на бронепластинах, перепроверяя запасы амуниции и полируя и так уже безупречно чистые массивы оптики, сверкающей в их шлемах, изогнутых сверху на подобие гребня.
Кайс ценил дотошность. Группа была в боевой готовности уже три дека: извилистый отрезок времени, полный встревоженных грёз и ожиданий – болезнетворных зёрен сомнения в себе, прораставших в каждом солдате и разъедавших его изнутри. Для многих это будет первым настоящим боевым заданием, крещением неопределённостью и насилием. Любая проверка экипировки в последние секунды была совершенно излишней, но, по крайней мере, она заняла их мозги. Кайс охотно взялся за поручение, радуясь тому что мог отвлечься.
Прямо напротив него, Й’хол цокнул языком, неосознанно сокрушаясь из-за некоего надуманного изъяна в его винтовке. Происходя родом из далёкого септа Д’ьяной, он вечно дотошно изучал любые технические мелочи и нюансы, словно некий, попавший сюда по ошибке, член касты земли. Этот коренастый десантник был постоянным источником развлечения для сотоварищей Кайса, Жители его родного мира имели репутацию неотёсанных провинциалов и члены отряда редко позволяли ему забыть об этом, дав ему прозвище «фио’шас» - «воин-рабочий».
В абсолютную противоположность Й’холу, солдат, сидящая слева от Кайса, выглядела абсолютно незаинтересованной в проверке своей экипировки. Джу, чьи мертвенные черты были даже бледнее обычного, сидела закрыв глаза и беззвучно шевеля губами, будто читая некую ритмичную мантру. Сколько Кайс себя помнил, то, насколько серьёзно Джу воспринимала духовность, раздражало остальных воинов. Она всегда деятельно поддерживала святость тау’ва и донимала всех свеже-найденными ею золотыми крупинками философии. Не то чтобы остальные новобранцы подвергали её веру в Великое Благо сомнению, скорее их недовольство было вызвано тем, что философия коллективного прогресса – тау’ва, распространилась на каждую часть подготовки молодой воительницы и её склонность проповедовать воспринималась как пустая трата сил. Несмотря на коллективное безразличие к Джу, он и Й’хол крепко с ней дружились.
Кайс по очереди вгляделся в каждого их друзей, чувствуя благодарность за их присутствие. Тринадцать тау’киров прошло с того дня, когда отец навестил его в тренировочной сфере и всё это время только Й’хол и Джу, каждый по-своему, настолько же непохоже, насколько же они сами отличались друг от друга, продолжали относиться к нему с той же дружеской откровенностью и легкостью, какой он наслаждался до того момента, когда личность его отца стала публично известна. В глазах всех других Кайс мог чувствовать лишь тяжесть ожиданий и возложенной на него ответственности, будто величие должно было как-то передаться ему по крови.
Однако он чувствовал ещё и что-то большее, что-то худшее – холодное, тихое тление разочарования – и он уже видел его раньше.
Быстрыми и выверенными движениями о’Ши’ур приблизился к молодым тау. Его взгляд перелетал с одного лица на другое с точностью насекомого, анализируя, фиксируя в памяти и затем двигаясь дальше. Свита шас’ла двигалась с ним – живая мантия из торчащего оружия и оптических линз. Он искал.
Кайс изо всех сил сражался с внезапным желанием выйти из строя и объявить: «Я! Это я! Я твой сын!». Где-то в его кишках нервно сократилась мышца, вызвав спазм, и он слегка покачнулся на месте, страшась упасть. Всё это время тоненький голосок где-то на задворках его разума, напоминал ему, что может быть, лишь может быть, отец узнает его несмотря на тау’киры взросления и перемен, и поприветствует его с радостью, какую конечно же заслуживает такое воссоединение.
О’Ши’ур скривил губы и вперился взглядом в командира.
- Какой из них? - проворчал он, из Кайса словно выпустили воздух.
- Этот. - шас’вре кивнул в его сторону.
Казалось целую вечность отец пристально смотрел на него, затем показалось что он скользнул вперёд, к нему, гася яркий огонь в глазах Кайса и заполняя его обзор старым, аналитическим исследованием во плоти. Он уважительно опустил взгляд, борясь со звенящими нервами.
«Кайс,» - почти мягко сказал о’Ши’ур.
Стремление поднять глаза было слишком сильным. Отец и сын встретились взглядами на краткий миг перед тем как Кайс отвел глаза в сторону, чувствуя себя надломленным и освежёванным взглядом старшего тау. Он подумал что плоть могла разложиться под таким взором. Всё неправдоподобное красноречие прессы могло стать явью в личности подобной этой. Он прикусил язык, желая чтобы пески под его ногами разверзлись и пожрали его, пряча от этих придирчивых и требовательных глаз.
- Как он прогрессирует? - спросил его отец, предположительно опять обращаясь к шас’вре. Кайс почувствовал себя выставленным на показ, недостойным контакта, экземпляром, в который тыкают пальцем и обсуждают его. Запнувшийся ответ шас’вре был грубо-дипломатичным.
- Он… способный, шас’о. Действительно способный.
- Способный?
Для Кайса пауза стала словно концом мира. Он знал – шас’вре не станет лгать и уже мог ощутить вкус унижения.
- Да, шас’о. Нормальный.
- Но его приверженность тау’ва похвальна, осмелюсь предположить? Он превосходит других?
Шас’вре беззвучно шевельнул губами, затем вздохнул.
- Он… немного импульсивный, пожалуй.
- Импульсивный? – неодобрительный голос о’Ши’ура был свинцовым колоколом, звонящим в ушах Кайса, разносясь ударами по его личному миру позора.
- Да, - шас’вре продолжал, по-видимому смирившись и став до конца откровенным. – Подвержен влиянию своего нрава, шас’о. Перепады в настроении и концентрации. Но… он ещё молод, возможно мы могли бы…
- Это правда, парень?
Кайс заставил себя снова поднять взгляд. Глаза его отца, тлеющие неприязнью и разочарованием, выжгли себя в его памяти, кристаллизовав мир, разбив всё в его жизни и наполнив её взамен лишь едкостью этого безжалостного, непрощающего и не впечатлённого взгляда.
- Да, шас’о, - промямлил он, едва способный складывать слова.
Его отец стоял и смотрел, постукивая копытами по песку. Он дважды тихо закряхтел, явно борясь с неудовлетворением, от того что не может ясно выразить мысли.
«Нас учат, - начал он, глубокомысленно подбирая слова, - что в тау’ва есть место для каждого, невзирая на его…неполноценность. Каждому лишь нужно найти свою нишу.»
В его голосе Кайс слышал неверие, подделывавшее уверенность в нём. Всё красноречие мира не могло стереть тех разочарованных глаз из его памяти.
«Вот, – огрубевшая рука о’Ши’ура выбросилась в поле его зрения, сжимая маленькую прозрачную пластину. – Подарок».
Оцепенело, Кайс взял её. Она не имела значения. Мир был мёртв.
Его отец отбыл, воинская свита утекла, словно дымка и тренировка возобновилась. Бесшумная сфера глядела свысока с глухим осуждением, песок подымался миниатюрными взрывами с каждым шагом и всё было как обычно.
Только в конце смены он осмелился изучить пластину. Это была маленькая литания, написанная резким, угловатым почерком его отца. Она гласила:
Мой сын,
Не должно быть экспансии без равновесия,
Не должно быть завоевания без контроля.
Стремись к успеху в спокойствии
И в служении Тау’ва.
С гордостью.
Шас’о Т’ау Ши’ур.
Той ночью, проведя долгие, бессонные деки, уставившись на эти слова, Кайсу снилось как он вращаясь, падал в бескрайнюю бездну и когда его разворачивало лицом к поверхности, то всё что он мог видеть было парой темных, разочарованных глаз, злобно таращившихся на него свысока.
«Два райк’ора.»
Краткое объявление эль’Луши вытряхнуло Кайса из его грёз. Он обнаружил что бессознательно ухватился рукой за пристегнутый к его ремню вспомогательный комплект, осязая через его тонкий материал знакомые формы старого прозрачного диска.
Он знал что его нежелание избавиться от памятного жетона являлось сентиментальностью наихудшего вида: лелеять такую безделушку когда слова на ней давным-давно уже впечатаны в память – это отдавало непрактичностью, откровенно нарушавшей принципы высшего блага. И всё же эта вещь обладала какой-то невозможной силой притяжения – выкинуть её было не более возможным, чем поверить в то, что он достоин её поучения.
Удовлетворившись тем, что диск находится на привычном месте, Кайс окинул десантный корабль взглядом. Через трюм, с каким-то тихим весельем, абсолютно несовместимым с его сединами и шрамами, на него глядел эль’Луша. Кайс отвёл взгляд.
«Проверка шлемов, - прохрипел командир. – По парам.»
Кайс повернулся, чтобы поскорей найти партнёра, радуясь что может отвлечься. На его плечо тяжело опустилась рука.
- Шас’ла, давай я. – Эль’Луша стоял над ним, всё та же тихая улыбка покрывала складками углы его рта.
- Спасибо, шас’эль. - неуверенно промямлил Каис. Он приподнял шлем и опустил его себе на голову, чувствуя, как нахлынул знакомый поток сенсорной информации, когда лицевая пластина коснулась кожи. Из крошечной точки света открылся мир, горизонтальный взрыв красок и форм, покрытых мигающими текстовыми вставками и выведенным анализом.
- Ты ла’Каис, не так ли? – поинтересовался дребезжащим голосом Луша, чьи руки прочно соединили застёжки вдоль позвоночника Кайса. – Проверил.
Кайс нахмурился в неуверенности как ему реагировать. С чего это шас’элю известно его имя?
Если только…
- Я знал твоего отца.
И вот оно снова пришло: та кристальность реальности, раскрошившая чувства и наполнившая его уверенностью в его собственном ничтожестве: всё чем он был и всё чем он когда-либо будет это отражение, причём блеклое, его отца.
- Он был великим воином, - продолжал Луша, постукивая кулаками по основанию шеи Кайса, проводя последнюю проверку креплений шлема. – Я служил с ним много тау’киров. Я был с ним на Фаль’шии, когда пришли Й’хе. Я оплакивал его смерть.
Кайс, не думая, ответил,
- Я не слишком хорошо знал его.
Он сразу же пожалел об этом, кляня себя за недостаточное уважение. Если Луша и заметил некую фамильярность, он не подал вида, глубокомысленно кивая.
- Не думаю, что хоть кто-нибудь знал его хорошо, - сказал он задумчиво.
Набор чисел в углу обзора Кайса слился в ноль, интерфейс связанный с системами десантного корабля зрительно напомнил о метеоро-подобном снижении. Луша всё еще смотрел на него.
- Спасибо, шас’эль, - промямлил Кайс, указывая на крепления своего шлема, в этот раз – осторожно соблюдая этикет, основанный на касте и ранге командира. – Мне проверить ваш?
Слегка нахмурившись, Луша покачал головой,
- Большое спасибо, солдат, но нет. Я, по-видимому, остаюсь на борту. Командованию шас’ар’тол не нравится, когда их офицеры марают руки, если оно может избежать этого. - он снова покачал головой, бормоча что-то себе под нос.
Кайс ничего не сказал и зарылся обратно в своё кресло, в изумлении от того, что эль’Луша открыто осуждает своё командование. Если бы шас’ла посмел выразить столь мятежные мысли, ему был бы гарантирован, в лучшем случае, интенсивный курс ментальной коррекции. Не было ни одного солдата, достаточно глупого, чтобы совершить такое.
- Первый бой? – ухмыльнулся Луша, - Всегда распознаю это.
- Да, шас’эль. – Кайс, чувствуя себя некомфортно из-за оказанного ему внимания, сжал одной рукой другую. Он чувствовал словно нервы предали его, будто он вынужден доказывать, что готов. - Но… я служу уже четыре тау’кира, шас’эль, а ещё боевые симуляции в тренировочной сфере…
- А-а, симуляции… - хмыкнул Луша, - и, несомненно, четыре тау’кира стоя без дела в охране пор’вре и пор’эль.
Кайс пристыженно кивнул, Луша усмехнулся.
- Твой отец однажды кое-что сказал мне, - прохрипел он и поджал губы в раздумье, - может тебе это поможет.
Кайс насупился, напряженный из-за перспективы услышать слова отца, дотянувшиеся до него из-за погребального костра.
- Он уставился на меня этими его глазами и сказал: «Юнец, не допускай ошибочной мысли о том, что ты готов к этому», и тут он открыл десантные люки и мы пошли… - лицо Луши затуманилось, погруженное в воспоминания.
- Вы думаете мы не готовы, шас’эль?
- Нет. Я думаю что к такому невозможно быть готовым, ла’Кайс. Лучшее что ты можешь сделать, это готовиться к худшему.
Кайс вгляделся в своих друзей и товарищей за спиной командира. Позы выдавали их: каждый был так же беспокоен как и он, не желая признаваться самому себе, что был напуган. Каким-то непонятным образом, поняв это, он почувствовал себя странно приободрённым. Он был не один на один со своим ужасом.
«Воины! - к их потрясению, взревел Луша, - Внимание! Через полрай’кора мы выйдем на высоту высадки! Вот оно! Вот к чему вы готовились! Сегодня вы пройдете испытание огнём! Не ожидайте, что это будет просто!»
Замигала лампочка. Дверь на десантную палубу разверзлась и рифлёные ремни безопасности каждого кресла обвисли, расстегиваясь.
Мышцы напряглись. Зубы сомкнулись.
«Детали миссии не важны, произошёл инцидент – это всё что вам следует знать. Помните свою роль. Помните своё место. Вы – винтик в механизме! Не задавайте вопросов! Подчиняйтесь и концентрируйтесь!
Ваше задание простое: вступить в бой с противником и уничтожить его. Постоянно соблюдайте боевое построение монт’сель, не мешкайте и не оставляйте никого в живых. По периметру города расположена сеть окопов и траншей, так что, когда высадитесь, рассредоточьтесь и зачистите местность. Команды кризис высаживаются на другом конце города, так что не ждите подмоги. Там внизу всё выглядит нехорошо, давайте перевернём это сражение!»
Раздался писк, вывод информации в шлеме Кайса непреклонно отсчитывал секунды, отказываясь замедлиться или остановиться по просьбе его визжащих нервов. В ушах ревело. Всё это было не по-настоящему.
«Оставайтесь сосредоточенными на тау’ва! Прогресс - в единстве! Победа – в гармонии! Не подведите себя, воины огня!»
Судно содрогнулось. С грохотом ожили ускорители скольжения над твёрдой поверхность. За толщей корпуса обрывками был слышен бушующий гром.
Зазвучала сирена.
«На позиции,» - сказал Луша.
Всего их было девять. Восемь, вцепившихся в оружие, насмехающихся, таращившихся на него сквозь прутья клетки, и один, деловито суетившийся среди приборов и оборудования камеры.
Они пахли горечью, запах этот был настолько же не тонким и однообразным, насколько же и неприятным. Это было так непохоже на богатый язык феромонов, коим наслаждались тау. Эти существа были расой клонов, розовых, хлипких и влажных.
Аун’эль Т’ау Ко’ваш, заключённый за прутья адамантиевой клетки, поймал себя на попытке найти следы искусственной индивидуальности, которая разделила бы их: нашивки ранга, шрамы на лицах, татуировки. Его чётко обозначенным предназначением в жизни, как члена правящей касты расы тау - эфирных, было понимание и умение ценить сильные и слабые стороны всего сущего. Однако, до того как он встретился с гуэ’ла лицом к лицу, он и представить себе не мог особей настолько невежественных относительно своих недостатков. Он быстро догадался, что гуэ’ла станут проблемой.
И вот он стал их пленником, похищенным в буре насилия, которое он до сих пор тщетно пытался осмыслить. Действительность любой ситуации – в её настоящем, и теперь он был в ловушке, имя которой - «сейчас». Беспомощный. Экспонат.
Для Ко’ваша, привыкшему к размашистым изгибам и светлым, бледным тонам построек тау, его тюрьма казалось невыносимо мрачной. Учитывая отсутствие окон и широкие ступени, спускающиеся в это помещение с низким потолком, он догадывался, что заключён под землёй. Само помещение, уставленное консолями, станками и агрегатами вдоль стен, было маленьким и удушливым. Всё в типичной для гуэ’ла, уродливой и беспорядочной манере. Лицо каждого из восьми солдат было обращено к его клетке с выражением, насколько он мог понять манеры гуэ’ла, сильного отвращения. Один с шумом сплюнул.
«Не делай так, идиот!» - рявкнул девятый, грубый язык был быстро отфильтрован и переведён дидактическими образовательными модулями аун, которые он, как и все тау, впитал в себя ещё в детстве. Судя по тому немногому, что Ко’ваш мог видеть за плотной чёрной рясой с капюшоном, лицо этого гуэ’ла было скоплением имплантов и сенсоров, а сквозь мертвенную плоть виднелись медные провода. Он ткнул пальцем в провинившегося, который всё еще вытирал собственные слюни с подбородка.
«Это стерильное помещение!»
По мнению Ко’ваша, солдат выражал своим видом надлежащее раскаянье, пока тот, в чёрной рясе не отвернулся, хотя он и провалил попытку перевести последовавший безумный жест кистью руки. Эфирный начинал понимать, что такие расточительные демонстрации, напрочь лишённые конструктивного смысла, были типичны для его похитителей.
Он принял решение. Полностью открыв глаза, он отбросил ложную видимость того, что был без сознания, и встал на ноги одним стремительным движением. Поток феромонов шока, исходящий от каждого гуэ’ла, принёс, как он не против был отметить, глубокое удовлетворение. «Чёрный капюшон» первым взял себя в руки.
- Так-так… - пробормотал он, потирая руки. Лёгкая улыбка играла на его металлических губах. Он неопределённо указал на одного их солдат, не отводя глаз от Ко’ваша. – Свяжитесь с Северусом. Скажите ему, что наш гость очнулся, - солдат рванул вверх по лестнице, не оглядываясь.
Человек в рясе расположился перед клеткой и сосредоточенно изучал Ко’ваша, потирая подбородок.
- Так, - продолжал он тихо, словно думая вслух, - так, так…
У Ко’ваша не было ни терпения ни склонности оставаться безмолвным под этим испытующим взглядом. Он медленно наклонился вперёд.
- Кто ты? – сказал он, проверяя свои возможности выражаться на грубом языке гуэ’ла. Второй поток феромонов изумления встретился с его ощущениями.
- Ты говоришь на имперском? – зашипел чёрный капюшон, стиснув покрытые проводами пальцы от удивления.
Ко’ваш, раздражённый расположенностью гуэ’ла констатировать очевидное, проигнорировал вопрос и повторил:
- Кто ты, человек?
Лицо под капюшоном смотрело на него с вожделением.
- Для такой мерзости ты очень хорошо говоришь. Я уважаю это.
Ко’ваш просто смотрел, впитывая каждый обрывок сенсорной информации вокруг него. Гуэ’ла поклонился с саркастической напыщенностью, детали, которыми ощетинилось его лицо, возбуждённо задёргались.
- Я - Туриал Фаррах, - сказал он, - генетор примус Магос Биологис и адепт Офиццио Ксенобиологика. Я тот, кого ты можешь назвать… энтузиастом по части тау.
Ко’ваш кивнул, записывая это имя в память. Его так уязвляла собственная беспомощность, что первым его инстинктом был сбор информации. Беседа выглядела самым очевидным источником ответов. Он уважительно склонил голову, решив, что вежливость может стать его лучшим инструментом, и провозгласил:
- Я аун’эль Т’ау Ко’ваш.
- Ах да, - замурлыкал Фаррах, голос его был густо наполнен неискренней степенностью, – дай-ка мне подумать… Значит ты аун ранга «эль», правильно? Третий по значимости, я полагаю?
- Второй, - вставил Ко’ваш, не способный скрыть свой интерес к познаниям гуэ’ла. Такие основополагающие факты жизни тау были далеко не секретом. Разумеется, эти хлипкие существа доставили его сюда не ради этого?
- Признаю свою ошибку, - осклабился Фаррах, - центральная часть твоего имени это планета твоего рождения, как оно звучало?
- Т’ау.
- Да, точно, и последняя часть – твоё собственное имя, если память меня не подводит. Ко-важ? Так?
- Ко’ваш…
Магос снова напыщенно поклонился.
- Имею удовольствие познакомиться.
- Что это за место, адепт Фаррах?
- Это не важно, - человек улыбнулся, отворачиваясь чтобы продолжить проверять данные на мерцающем экране. – Считай себя гостем его наисвященнейшего величества, императора человечества. Предлагаю тебе насладиться его гостеприимством, пока оно не закончилось.
Он выбрал отполированный скальпель с подноса, стоявшего рядом, и со значимостью исследовал его. Было в его чертах нечто, почти от земноводного: широкий рот и покрытая металлом кожа разъехались в уродливой улыбке. Ко’ваш ясно понимал, что её породила уверенность этого человека с собственном превосходстве над окружающими.
Эфирный и не собирался быть запуганным так просто, пренебрежительно глядя на взмахи скальпелем. По правде, дидактическая память оглашала мало информации об этом «Оффисио Ксенобиологика», однако подтекст был ясен. Без малейшей тени высокомерия Ко’ваш полностью осознавал свою значимость для тау: попасть в руки настолько экспансионистских существ, как гуэ’ла, было, без преувеличения, катастрофой. У него не было никаких сомнений – при первом же удобном случае его будут пытать, чтобы выведать любые известные ему тактические данные. Гуэ’ла были ужасающе недальновидны.
Нашёптывая литанию успокоения, он напомнил себе, что даже гуэ’ла, со временем, придут к тому, чтобы принять тау’ва. Рано или поздно, все придут к этому.
- Как я попал сюда? – тихо спросил он, изучая зацепки в памяти.
Он посещал колониальный мир Ю’канеш, когда это случилось. Сумасшествие и оружейный огонь, который превратил его свиту в пыль, а он задыхался с кляпом во рту. Он помнил что они использовали газ, завитками прошедший через его разум и притупивший все ощущения. Он помнил крики и вопли, потом огромные фигуры, неостановимо продвигавшиеся вперёд сквозь туман, потом всё оборвалось.
- Мой наниматель подрядил… наших кое-каких общих друзей, чтобы поймать тебя, – человек довольно усмехнулся, не оглядываясь, - он с крайним нетерпением ожидает встречи с тобой.
- Твой «наниматель»?
- Верно. Ну… организатор этого мероприятия, любом случае. В конечном итоге я служу куда более великой цели, как и все из паствы Императора.
- В таком случае мы не так уж и не похожи, - на высокой ноте произнёс Ко’ваш, испытывая человека.
- Ты крайне заблуждаешься, - прорычал Фаррах, его самодовольные черты скрутило от гнева. Он нетерпеливо вертел в руках нож, проверяя его вес. – Между нами, тобой и мной, целые миры.
- Возможно. Возможно и нет, - Ко’ваш пренебрежительно махнул элегантной рукой, радуясь тому, как просто эти неэффективные существа поддаются на провокации. – Скажи мне… что такое ваш Император?
Глаза Фарраха гневно сверкнули,
- Как смеешь ты произносить его имя? Я не потерплю ксеноса, марающего его чистоту.
Ко’ваш наклонил голову, нисколько не смущенный оскорблением,
- И всё же – вопрос остаётся открытым, что он такое?
- Он – чистота человеческого рода, наш путеводный свет. Я не стану ожидать, что мерзость вроде тебя сможет это понять!
- Тогда, скажешь ли ты, что он – воплощение всей вашей расы?
- Конечно! Мы живём и умираем в служении ему!
- И поступая так, вы служите всем гуэ’ла?
Глаза адепта сузились с подозрением.
- К чему ты клонишь, чужак?
Ко’ваш позволил безмятежной улыбке взыграть на его губах.
- Высшая сила, которой я служу, - сказал он, - учит нас, что в служении нашей расе, мы вносим свою лепту в великое благо… твой Император и моё тау’ва действительно так уж разнятся?
- Хватит! - взревел человек, отбрасывая все остатки шутливости.
- Ты назвал себя энтузиастом по части тау, - продолжал Ко’ваш, - так что ты должен знать о тау’ва… ты должен знать, что мы стремимся объединить всех и вся ради их общей пользы, а не для того, чтобы уничтожить их. Для вас мы не угроза, если только вы не спровоцируете нас.
- Ты замолчишь! – гавкнул человек, взмахивая скальпелем.
- Мы не угроза для вас и всё же вы удерживаете меня против моей воли. Ты должен увидеть нелогичность в этом.
Наступление Фарраха прервалось, его рот снова скривился с жестоким весельем.
- Я сказал тебе, почему ты тут, - прошипел он, - мой хозяин очень желает поговорить с тобой. Вам нужно так много обсудить вместе.
- Кем бы он ни был, не могу себе представить, что я расскажу ему что-либо важное.
- Прости мне мой скептицизм, чужак. Я уже слышал эти слова раньше.
- Я умру прежде, чем предам тау’ва.
- В какую бы инопланетную белиберду ты не верил, ты постараешься её забыть, - проворчал Фаррах, - она больше тебе не поможет, и если ты думаешь, что я дам тебе умереть до того, как ты… начнешь сотрудничать с нами, ты крайне, крайне ошибаешься.
Он хихикнул, поворачиваясь обратно к панелям с инструментами, лаская вспотевшими пальцами рукоять ножа.
Ожидание на десантной палубе было значительно короче.
Десантные люки растаяли, открывая запятнанный дымом клок пыли и грязи внизу. Несколько первых воинов, присевших в полной готовности, взволновано ёрзали, стискивая в руках винтовки.
Мрак раннего утра проносился под ними. Первые неуверенные всполохи света восходящего солнца прочерчивали дым и песок. Долумар 4 был унылой планетой, даже свысока, и Кайс угрюмо и зло смотрел на неумолимо приближающиеся каменистые пустоши.
Прозвучал сигнал датчика высоты полёта, индикатор высадки загорелся зелёным светом и воины огня перед ним начали вываливаться в дымку.
Мышцы ног Кайса сгруппировались, пыль и дым вспенивались вокруг них и проникали на палубу. Он набрал воздуха, глубоко вдохнул и прыгнул.
Лейтенант Алик Кевла погнал вперёд оборванные остатки своего отряда взмахом руки и выдвинулся к следующему слепому углу системы окопов. Небо словно кровоточило новыми судами инопланетян каждую секунду, наполняя воздух отвратительным визгом своих двигателей. Его разум ещё горел от ярости из-за удачного авиа-налёта, который смёл половину его отряда всего несколько жалких минут назад. Он проклинал каждую нечеловеческую мразь, что посмела вдыхать воздух божественных владений Императора и прижимал свою лаз-винтовку к груди.
Они пришли из ниоткуда, неспровоцированные и безо всякого предупреждения, но милостью Трона, они пожалеют о дне, когда они явились в этот мир!
«Приземляющееся судно!» - рявкнул он, осторожно всматриваясь из-за угла в пару округлых шаттлов, скользящих над землёй неподалёку. Они были слегка наклонены носом к земле, словно обнюхивали пыль, а вокруг их двигателей поднимались обширные столбы дыма. Кевла обернулся к своему отряду с рыком: «Ни один из тех, кто ступил на земли Императора, не будет жить. Вы поняли? Ни один!»
Они согласным хором поддержали его гнев. Никто низ них не питал особой любви к этой планете и её людям, но да будут они прокляты, если позволят каким-то безбожным инопланетянам марать святость имперского мира. Кевла кивнул, удовлетворившись их решимостью, и покинул укрытие.
Долумар 4 не был, даже с натяжкой, хорошо развитой планетой. Космопорт был не столько городом-ульём, сколько скоплением наросших, словно ракушки на камень, построек и скалобетонным полем, главный город Леттика – бессистемным нагромождением камня и стали, а население – чуть более, чем армией пленных рабочих.
День и ночь плавильные заводы перемешивали своё варево, извергая ядовитые газы и разбивая вдрызг любые надежды на хотя бы секунду тишины. Все сельскохозяйственные проекты загнулись через несколько лет после прибытия сюда первых колонистов и только непреклонные механизмы, перетирающие вечность под аккомпанемент расплавленного метала и сварочных искр, наделяли эту планету хоть каким-то значением.
Долумар был оружейным миром. Под присмотром своих надзирателей, он поедал себя изнутри, наваливал постоянный поток несовершенных комков металла на покосившиеся, исходящие паром, конвейера и высыпал промасленные, хрупкие инструменты убийства для имперской гвардии. Дайте ему достаточно времени и фабрики Леттики покроют его поверхность целиком – ещё один мир-кузня, рожающий машины войны для Империума.
Не было ничего удивительного, что Департаменто Муниторум решил пополнить гарнизон планеты таким большим количеством гвардейцев. Здесь располагались четыре полностью укомплектованных полка, даже сейчас они производили перемещения, реагируя на эту непредвиденную инопланетную угрозу.
Лейтенант Кевла рванулся в наступление, нахально осклабившись, подбадриваемый боевым кличем его людей, наступающих ему на пятки. «Да, - сказал он себе, - эти тау совершили смертельную ошибку, выбрав своей целью Долумар.»
И в этот момент двадцать пуль из скорострельной пушки разнесли лейтенанта Кевла и его маленький отряд в катаклизм разрывающейся плоти и оборванных на середине криков.
Короткий промежуток времени Кайс летел.
Когда земля поднялась встретить его, то показалась ему невозможно твёрдой. Почва, ударила его по копытам с удивительной встряской, прокатившейся по ногам. Он споткнулся, неуклюже выбив фонтан пыли и камня, пытаясь сохранить равновесие. Новые солдаты сбивались вместе за его спиной и рассыпаясь в мириады окопов неподалёку. В густом тумане и дыме, первым его впечатлением от этого мира стали равномерно нагромождённые, грубо сконструированные стены окопов и траншей, змеящиеся в направлении далёких башен и угловатых очертаний города гуэ’ла.
Даже сквозь рёв двигателей десантного корабля и миниатюрных смерчей пыли, бьющих фонтанами вокруг них, Кайс мог расслышать ни с чём не спутываемый треск скорострельной пушки. Многоствольное орудие, расположенное на носу судна, ожило с голодным жужжанием, яркий стробовый огонь ослепил его. К тому времени, когда беспорядочные мысли смогли достаточно успокоиться для того, чтобы поинтересоваться целью этого орудия, всё что он смог увидеть было рваными кусками фигур, крошащихся и таящих на его глазах.
Несколько долгих, отвратительных рай’канов потребовалось Кайсу, чтобы осознать, что красная дымка, зависшая в воздухе, была кровью гуэ’ла. Почему-то он ожидал, что по их влажным телам течёт толчками вода, наполняющая их пухлые, розовые мышцы и хлюпающая через внутренние полости их тел. Разнообразие их жидкостей было поразительным. Тела тяжело и неуклюже упали на землю, когда скорострельная пушка замолчала. Её стволы источали дым, а вращение лениво замедлилось.
И тогда начались взрывы, и поднялся дым, и перед ним разверзся ад. Небо обернулось лоскутами пульс-огня и трассерных шлейфов, великолепно выгибающихся между незримой артиллерией и его незримыми целями. Взрывы совершенной формы лепестков т’рой рябились от края до края горизонта, посылая ищущие щупальца шрапнели, взбивая и без того уже пенившийся воздух летящими по небу металлом и огнём. Фаланга барракуд выла над головой, оседлав бурю дыма и хаоса; размытая, мягкая смесь жёлто-коричневого и чёрного против облачного покрова дыма. Вражеские истребители неслись за ними словно ветер, треща оружием.
Кайс впитывал в себя всё происходящее завороженный и оглушенный, не замечая воинов огня, проносящихся мимо него. Голос в его голове резко, будто что-то треснуло, захватил его внимание: «Всем отойти от судна! – рявкнул он, - Зачистить зону и выдвигаться к окопам.»
Кайс быстро огляделся, удивлённо обнаружив, что стоит совсем один. Фигуры его друзей, одетые в броню, таяли в дымке, удаляясь от скользящего по воздуху корабля в сторону суливших укрытие окопов. Второй десантный шаттл, так же уверенно и невозмутимо, приземлялся неподалёку, без сомнения собираясь выплеснуть свой груз солдат.
Кайс сфокусировал внимание на паре своих товарищей по оружию и, со всё ещё онемевшим разумом, спотыкаясь, рванул за ними. Звуки стрельбы соревновались с воем двигателей шаттла, словно выпихивая друг друга в борьбе за внимание Кайса. Яркие вспышки далёких авиа ударов расцветили его светом и тенью, густой дым грибами возвышался над стенами окопа. Со всех сторон его взор оскорбляла искромсанная грубость конструкций гуэ’ла: бессистемно разбросанные мосты на прогибающихся распорках пересекали каналы, полу-рассыпавшиеся доты прикрывали каждый бессмысленный изгиб в коридорах из мешков с песком.
Это было безумием и он онемел, обнаружив себя посреди него.
Те два воина, нырнув под широкую платформу, укрывшую окоп, унеслись вперёд до того, как он смог догнать их. Кайс узнал особую технику приседания шас’ла прямо перед ним: девушка, Кеф’рит, она тренировалась вместе с ним на Т’ау. Второго он не узнал.
Эти двое шагнули за ближайший угол и разлетелись на части. Лаз-огонь выбивал уродливые куски из их брони, голову Кеф’рит с сухим треском отбросило назад, прозрачная бледная струя бирюзовой крови зависла в воздухе, прежде чем беспорядочно расписать собой стену окопа. Другого солдата рассекло у конечностей и в районе шеи, когда его грудь приняла на себя залп, он сползал на землю бесформенной кучей.
Кайса несло вперёд по инерции. Он был так ошеломлён предсмертными муками его всхлипывающих товарищей, что даже не мог думать. К тому времени, когда нечто, приближённое к реальности, наконец собралось в его мозгу, было уже слишком поздно для того, чтобы остановиться, слишком поздно сожалеть о чрезмерной спешке атаки, слишком поздно повторять медитацию Шас’лен’ра Сио’т – Осторожный Воин. Его ноги изменили ему, пронося его мимо дёргающегося тела Кеф’рит прямо на того, кто убил её. Запах её крови одолел его.
Он упал коленом на землю, работая на инстинкте – автоматические и поспешные действия совершались без какой-либо мысли. Взрыв из ткани и зёрен песка из стены за его спиной – выстрелы лаз-оружия прошли на высоте, где только что была его голова, безвредно разрезая воздух над ним. Он поднял винтовку, отделяя одну фигуру от кружащейся мешанины зрительного хаоса и сдавил курок. Что-то взвизгнуло и рухнуло на землю, его ноги тупо молотили воздух и брыкались.
Кайс долго смотрел на гуэ’ла, желая, чтобы тот наконец понял, что умер.
Кор’вре Ранн Т’пэлл, удобно устроившаяся в комфортных формах кабины второго шаттла, с удовлетворением кивнула, глядя на сенсорные дисплеи. Обегая взглядом выпуклую сетку экранов перед ней, она заметила, что её «сестра» закончила высадку своих воинов огня и начала взлёт. Кивая, она, с натренированной лёгкостью, завершила снижение плавным нырком и коснулась контроллера, удалённо информируя офицера на палубе о том, что десантирование может начинаться.
Инструменты управления перед ней вряд ли могли быть более интуитивно понятными: превосходно настроенные датчики авиагоризонта, сферы слежения за креном и тангажём, сенсорные панели контроля направления на скользящих в воздухе дронах, до всего этого она могла без труда дотянуться своими худыми руками, кои были отличительной чертой всех рождённых в космосе – тау касты воздуха. Этот дизайн был идеально эргономично продуман и составлен, это - симбиоз пилота и судна и она никогда не жалела лишний раз подумать с уважением о фио’эль касты земли, сконструировавшим этот корабль.
«Люки открыты, Кор’вре,» - протянул высоким голосом её ассистент кор’уй, глубоко сконцентрировавшийся на регулировке ускорителей скольжения.
Т’пэлл цокнула языком, подтверждая что поняла услышанное, осмеливаясь расслабить свои напряжённые мышцы. До этого момента высадка десанта была абсолютно успешной.
Будто бы услышав её мысли, ИИ корабля громко зазвенел сообщая: «Общая тревога, - предупредил он бездушным и холодным голосом, - Вражеское орудие наводит прицел. Сектор 3-5-2.»
Т’пэлл зашипела и силой заставила себя сохранять спокойствие, приковав взгляд к соответствующему экрану. Действительно, неуклюже громыхающая на покрытых пылью гусеницах техника, испуская облака дыма и покачиваясь, двигалась вдоль закруглённого края одного из ближайших окопов, и неотвратимо поворачивала башню в её направлении. Т’пэлл ткнула пальцем в контроллер авто-наводки скорострельной пушки и задержала дыхание.
Два орудия выстрелили одновременно.
На малейшую долю райк’ана, Т’пэлл была уверена что увидела артиллерийский снаряд, рвущий воздух на части летя в её направлении. Потом корабль вздрогнул, панели и экраны погасли и всё обратилось в огонь.
Нико Джанз был напуган. Он не был против признать это. С тем, что он трус, он свыкся уже давно, отточив этот факт в буквальное искусство. Теперь он полагался на своё врожденное чувство страха чтобы выживать.
По крайней мере, таков был принцип.
Он катался как сыр в масле среди рядовых 19-го Гламоргийского полка единственно благодаря своей грамотности. Его навыки владения оружием были ничтожными и любой из его однополчан мог, при желании, вбить его в землю. Но мог хоть кто-нибудь из них написать письмо семье или прочитать молитву, коротая время в карауле? Мог ли кто-нибудь из них вести опись инвентаря или помочь капитану вести оружейный учёт? Конечно же нет. Быть трусом это одно, а быть полезным трусом – это совсем другое. Его жизнь, если и не была хороша, то точно была легка.
И вот, выплывая из утренних небес словно метеоритный дождь, пришли тау.
Внезапно ни у кого не стало времени писать письма, капитан был слишком занят выкрикивая приказы и убивая кого-то, чтобы волноваться о растратах, а оружейная, уже как 15 минут, была дымящимся кратером. Так что да, он был напуган, напуган, и что ещё хуже – полностью и абсолютно бесполезен.
Потолок тесного бункера, который был пуст, если не считать Нико, капитана Рейкза и коммуникационного сервитора, завибрировал в ответ на очередной взрыв снаружи, с него начала сыпаться пыль. Нико тихонько заскулил.
«Тихо, - пропыхтел Рейкз и отвернулся чтобы высунуться через плечо сервитора. Нико вжался в стену, пытаясь отдалиться от капитана, пребывавшего в растрёпанных чувствах и с содроганием бросил взгляд на омерзительную тварь. Когда-то это был живой человек, однако ныне с его мертвого тела свисали механические приборы и подергивающиеся детали, вместо выжженного мозга – вычислительные машины. Неживая плоть напряглась в сосредоточении, когда оно вслушивалось в вывод связи из сенсорного массива на крыше бункера.
«Сообщение Т’ау перехвачено…, - прошипело оно. Мёртвые глаза сервитора давно сгнили и были заменены на светящуюся оптику, - Попытка перевода…»
Мириады пальцев, отвратительным образом ответвлявшиеся от каждой части его кистей и запястий, начали манипулировать шестерёнками и постукивающими вычислительными устройствами перед ним. То и дело останавливаясь, оно наклоняло голову, натыкаясь на фразы, особо сложные для перевода. Рейкз перегнулся через сервитора, глядя в мерцающий дисплей, на который выводилась расшифровка запутанного сообщения. Нико почувствовал, что невольно подполз ближе, заинтригованный вопреки самому себе.
«Ублюдки…, - выдохнул капитан, взволнованный сообщением, - Пронырливые инопланетные ублюдки…»
Среди светящегося текста, Нико успел заметить лишь слова «обман» и «задержать», как вдруг что-то шумно грохнуло на скалобетонной крыше над его головой, а затем громыхнуло, словно тысяча громовых раскатов. Весь бункер пошатнулся.
Нико с писком нырнул на пол, скручиваясь в скулящий мяч, когда потолок треснул и сверху дождём посыпалась пыль. Рейкс, разве что приличия ради, обратил внимание на повреждение бункера, гневно посмотрев вверх. Словно пытаясь ноем обратить на себя его внимание, консоль болезненно завыла, а затем выключилась с затяжным шипением. Экран моргнул и погас.
- Что случилось? – потребовал ответа Рейкз.
Сервитор дёргался и тараторил, изогнув брови в растерянности,
- Блок связи неисправимо повреждён, - отчитался он, - Каналы связи отключены.
- Сэр, - робко спросил Нико, снова вытягивая себя в вертикальное положение, проявляя рвение и стремление помочь, - Что случи…
- Он бомбили нас! – неистово взревел капитан, словно охотник, нашедший добычу – того, на кого можно излить всю злость. Он схватил Нико за лацканы и заорал ему в лицо, - Ублюдки вырубили нашу связь, идиот!
Нико съёжился. Очевидно «стремление помочь» не было мудрым шагом по карьерной лестнице. Капитан уронил его и в ярости стал чесать подбородок.
- Мне нужна линия связи с командованием!
Сервитор покачал головой с глухим погромыхиванием. Рейкз оскалился.
- Ты, - рыкнул он.
Нико поднял взгляд и обнаружил палец в перчатке, нацеленный ему в лицо.
- Я-я?
- Отправляйся в штаб. Скажи им что я знаю, что задумали ксеносы.
- Чт…
- Тихо. Слушай. Они отвлекают нас. Цель – не Леттика.
- Но сэр…
- Заткнись! Это диверсия! Это, варп побери, диверсия, слышишь? Тюрьма. Скажи им! Передай от меня в штаб – они пришли ради тюрьмы!
- Мозг Нико сделал обратное сальто,
- Чт…
Рейкс зыркнул на него,
- Беги!
Хныкающая жалоба в горле Нико свернулась и исчезла. Ствол лаз-пистолета как по волшебству возник прямо перед его глазами.
Он пришёл к внезапному, заряженному адреналином решению – если и есть то, в чём профессиональный трус может быть действительно хорош, так это в беге. Он выскочил за порог и унёсся прочь прежде, чем сам осознал что делает.
Кайс глубоко вдохнул и полез дальше по траншее. Косые изгибы в глубоких проходах дробили и искажали каждый звук, не позволяя определять расстояние. Каждый выстрел или мутный разрыв артиллерийского снаряда мог быть угрозой и каждый угол представлял собой возможность нарваться на смертельный сюрприз.
Один из мертвых гуэ’ла позади него издал булькающий звук. Кайс быстро привык к такому. Они дёргались, стонали и пускали слюни. Мерзость.
Его разум был неспокоен: турбулентная буря и опасная несдержанность. Он видел и сделал так много в те немногие рай’коры, что прошли с того момента, когда он разлучился с кадром, что с трудом мог здраво мыслить. Он бился, выцеливал и стрелял. Он пробивал дыры в мягких кишках чужаков и обрывал их слепые, предвзятые, мелкие жизни всего лишь спуская курок. Он обонял их горящую плоть, стирал их кровь со своей блеклой брони и слушал с раздражением их визг и мольбы. Они были неэффективны, решил он.
Краем сознания он удивлялся, почему он ещё не мёртв.
В этом маленьком отрезке траншеи, словно уменьшившись от схватки, буйствовавшей вокруг него, Кайс обрёл куда больше знаний о пути воина огня, чем за двадцать тау’киров в боевой сфере на Т’ау. Этого было достаточно, чтобы расшатать даже самый крепкий, самый устойчивый разум.
Но хуже всего, даже хуже чем погашение жизней этих жестоких, импульсивных существ, было закрадывавшееся в его мозг подозрение, что он был таким же как они. Он открыл в себе склонность к убийству и это пугало его как ничто другое.
Коммуникатор прервал его мысли,
- Кайс, - сказал Луша, голос его звучал напряжённо.
- Слушаюсь, шас’эль.
- Перед тобой бункер, видишь его?
Кайс уставился вперёд на петляющую траншею, обеспокоенный возможностью его командира удалённо видеть всё, что видит оптика его шлема. Всё время его обучения это ощущение доставляло ему дискомфорт: кто-то видит его глазами, пялится на его мир без его разрешения, оценивает его действия на расстоянии.
- Я вижу его, - сказал он, рассматривая скалобетонную конструкцию, похожую на коробку с пилюлями. Приблизившись, он предположил, что бункер пуст: густой дым, ослабевая, поднимался от верхней поверхности укрепления, безмолвно свидетельствуя о недавнем авиа налёте. Искромсанные останки сети связи жалостно обвисли над ним.
- Слушай, - сказал Луша, - Я только что говорил с шас’ар’тол. Они обеспокоены тем, что гуэ’ла в этом бункере могли перехватить кое-какую… важную передачу данных. Их оборудование более продвинуто, чем мы полагали.
- Не понимаю, шас’эль.
- Тебе не нужно понимать, ла’Кайс. Тебе просто нужно подчиняться.
Выговор глухо зазвенел в мозгу Кайса. Он понимал уклад послушания шас’ла и даже считал, что готов жить по нему, но сейчас он пришёл мощному чувству нужды в информации. Он жаждал понимания происходящего, чувствовал крайний дискомфорт от слепого повиновения.
«Джу назвала бы это высокомерием высшей степени», - подумал он с улыбкой. Обсуждение приказа было предательством и недоверием по отношению к командованию и нежеланием дать другим решать за него. Он подавил разлагающие чувства и опять склонил голову, добросовестно пытаясь соответствовать солдату.
- Разумеется, шас’эль. Какой приказ?
- Зачистить бункер, шас’ла. В живых никого не оставлять. Конец связи.
Кайс слушал тишину устройстве связи и глубоко дышал.
«Не думай об этом, - сказал он себе, - не спрашивай почему, не проявляй озабоченности. Просто сделай это.»
Не давая себе времени на мучения, он вытащил гранату из экипировочного пояса, повернул активатор и метнул её. За секунды до того, как она ввалилась в бункер сквозь вход, тощий гуэ’ла с глазами, полными ужаса, выскочил в траншею. Граната скользнула мимо него в тёмное нутро бункера и гуэ’ла, со сдавленным выдохом махнул прочь, даже не поняв, что в трёх тор’леках от него стоит воин огня.
Кайс моргнул. Всё продолжалось считанные секунды.
Граната сдетонировала с рёвом, подняв слои пыли с крыши бункера и выдавив стены: бетонное чрево раздулось от метеоризма из осколков. Дым и плоть неровно выплеснулись сквозь входной проём.
Он осторожно заглянул внутрь, странно ослабнув от той лёгкости, с какой он вызвал такое разрушение. Меньше чем дек назад его затапливало страхом и растерянностью, он был сбит с толку непривычностью и ужасом происходящего. Теперь же он смотрел на раздробленные останки двух тел, очередных двух тел, без малейшей доли интереса. Они были простым мясом.
- Этот солдат…, - голос немногословного Луши раздался в его ухе. Оранжевый значок моргнул на дисплее его шлема, показатель счётчика дистанции быстро рос. – Ты должен догнать его. Возможно он собирается предупредить…
- Предупредить о чём? – поразившись сам себе, выпалил Кайс. Он чувствовал, как кровь стремительно приливает к его лицу и прикусил язык, злясь на самого себя. Он не собирался озвучивать вопрос, неудержимо раздувавшийся в его мозгу, словно пузырь, и уж точно не в такой неуважительной форме. Его неспособность сдерживать непокорные мысли уже успела учинить ему проблемы и раньше и он приготовился к выговору, который несомненно должен был последовать.
Луша опять удивил его, устало вздохнув,
- Наша высадка была отвлечением, Кайс, и ничем более. Мы оттягиваем их солдат от нашей настоящей цели.
- От..отвлечение? – Кайс почувствовал, что его мутит. Он вновь увидел перед глазами двух таящих воинов огня, разобранных на части беспощадным лаз-огнём. Он увидел корпус шаттла, неуправляемо вертящийся ураганом в буре пыли и огня. Он увидел смерть и безумие, окружавшие его с того момента, когда он ступил на эту планету, паутину крови, дыма и страха. Он увидел всё, кроме продуманной тактической хитрости.
- Просто отвлечение…, - повторил он, не желая в это поверить.
- Кайс! – голос Луши стал натянутым от нетерпения, - Помни о механизме, один народ, одна сплочённость, одна личность. Ты – шестерёнка! Ты деталь в великой схеме и если тебе приказали участвовать в отвлечении, то, Единым Путём, ты будешь участвовать!
Кайс опустил голову, голова у него кипела от стыда.
- Слушаюсь, шас’эль.
- Хорошо, - голос снова сделался мягче и звучал почти извиняющимся, - Это никогда не бывает легко, Кайс, я знаю. Прими своё место в тау’ва и ты обретёшь покой.
- Я попытаюсь, шас’эль, п-примите мои извинения.
- Солдат гуэ’ла, нельзя позволить ему поднять тревогу. Мы полагаем, что недалеко расположен командный пункт. Возможно, он направляется к нему.
- Понял.
- Хорошо. Отправляйся за ним.
Мир вокруг стало заволакивать. Нико пытался глубоко дышать. Окопы стали шире, когда он почти достиг северных окраин Леттики, которые приближались совсем понемногу, и с ними приближалось гостеприимное укрытие их приземистых построек. Не желая тратить время на наслаждение видом, он мельком взглянул на далёкие крыши сквозь пелену адреналина и погнал себя дальше.
Пыль, грязь и кровь запеклись у него на ногах спутанным узлом сухих нечистот и влажных пятен крови. Дважды он оскальзывался на обгоревших, не опознаваемых телах, опустошая дыхание громадными сухими выдохами, когда липкая плоть и сухожилия тонкими паутинными прядями прилипали к его сапогам. Он карабкался вверх сквозь подгоняемые ветром облака дыма, его мышцы болели и ему было всё равно, на чьей крови он скользит – человеческой или тау. Он бежал, бежал и бежал, спотыкаясь, задыхаясь и зажимая рот, чтобы сдержать рвоту.
В какой-то момент, он не мог вспомнить, когда именно, его судорожное, анаэробное дыхание, сжигавшее лёгкие, преобразилось в шипящую литанию: « …о Трон… …о Трон… …о Трон… …о Трон…»
Что-то преследовало его. Он не рискнул посмотреть назад через плечо, боясь упасть на такой скорости, однако его шею покалывало от интуитивного страха, на который он уже давно научился полагаться. Трус без врождённого ощущения опасности – просто труп.
То и дело сквозь дымовую завесу, висящую в воздухе появлялись фигуры. Друзья или враги, не важно кто это были, они исчезали так же внезапно – запомненное ликвидировалось в памяти с каждым новым поворотом траншеи. Местоположение командного поста было начертано в его мозгу с кристальной ясностью; когда он бежал, он представлял красную, пульсирующую линию жизни, пронизывающую развилки и подъёмы сети траншейных путей, безостановочно ведущую его вперёд. Крохотный, тайный голосок в его мозгу стал нашёптывать: «У тебя получится!»
Он не позволил себе поверить в это.
Где-то рядом ураганный стук выстрелов молотил воздух и ноги несли его, словно мёртвый груз, согнутого пополам и обхватившего руками голову. Он проходил это испытание вслепую, спотыкаясь и визжа, уверенный в том, что каждый новый шаг станет для него последним. Бело-голубой тлеющий шар пульсового огня пролетел над его плечом, опалив ткань формы и вызвав страдальческий всхлип. Той частью разума, которая последней оставалась рациональной, он понимал, рана почти не болела, её прижгло, то же, что и нанесло, однако он всё равно закричал.
И тут безумие осталось позади, взрывы и треск выстрелов растаяли за его спиной, казалось мир замедлился под его ногами. Незваный, шатающийся, он остановился. Укрытые слоем пыли, поочерёдно подвергшиеся бомбардировке или просто измазанные сажей строения, словно защищающие его моллюски, теснились вокруг, и были, не смотря ни на что, самым прекрасным, что он когда либо видел. Подавив стон облегчения, он шагнул в город и оставил траншеи позади.
В этот момент оптический сенсор ксеноса, преследовавшего его, вспыхнул, отражая свет. Выстрел разбил левую коленную чашечку Нико на тысячу крошечных, вертящихся фрагментов.
Шас’эль Т’ау Луша склонился над зависшим в воздухе массивом экранов в задней части кабины и нахмурился. Десантный корабль Тап’ран избежал серьёзных повреждений при конвульсивном взрыве его «сестринского» судна, однако двигатель на юнта-стороне, раздражающе колебался – куски обломков повредили его. Луша стиснул зубы из-за беспорядочного, отвлекающего шума и уставил взгляд на сеть экранов.
По ходу своей карьеры он научился распознавать потенциал величия, когда встречался с ним. В каждом аспекте тау’ва было подтверждение равенства: самая незначительная каста – каста земли, фио’ла, будучи привлечённой к делу, была так же жизненно необходима для непрекращающейся святости великого блага, как и сам могучий Аун’о Кафл’ан, сидящий высоко в рифлёных башнях огороженного стенами города на Т’ау.
Луша понимал это. Уважал это. Однако всё же, изредка появлялись… аномалии. Не видный никому индивидуум, неспособный встроиться в систему, не обладающий ни средствами, ни терпением для того, чтобы отыскать свою нишу правильным, поступательным способом. В ла’Кайсе он видел умения, не доступные обычному шас’ла: его умение быть скрытным и его скорость, его врождённая жажда тактических знаний – всё это отмечало его так же явно, как и его неосмотрительность и импульсивность. Лишь неспособность юнца принять своё место в настоящем может не дать ему возвыситься к величию.
Обычно, даже в самых стремительных взлётах по карьерной лестнице были возрастающие промежутки примерно в четыре тау’кира между каждым званием. По окончанию обучения в боевой сфере присваивалось звание шас’ла, затем шас’уи, затем шас’вре. Некоторые элитные бойцы становились шас’элями, и только в самых исключительных случаях – шас’о. Чтобы Кайс, достиг ранга, более подходящего его способностям, ему придётся упражняться в одном элементе, которым, как считал Луша, он не обладал – терпением.
Он уставился на шестнадцать экранов и насупил брови. Камера в шлеме Кайса показала ему лицо бойца гуэ’ла, который визжал и корчился на земле, будто й’хе’вре тиранидов. Мимолётом Луша подумал о том, что чувствовал ла’Кайс, медленно поднимая винтовку чтобы заставить бледное существо замолчать навсегда. Индикатор под монитором моргнул алым и его величина, отображаемая его счётчиком начала расти – пульс Кайса быстро ускорялся. Юнец был возбуждён, понял Луша, недовольно хмурясь.
Пульс-винтовка выстрелила и экран заполнился красным. Луша отвернулся.
- Шас’эль? – прерывая его размышления прочирикал с возвышения кабины пилот кор’вре, - Начинать снижение?
Луша окинул взглядом другие экраны: смешанный монтаж обозрения остальных воинов огня, они, выжившие из кадра, были уже почти на месте.
- Да, кор’вре, давайте вернём их назад.
Десантный корабль покинул укрытие облачного массива и начал своё величественное снижение, которое портил лишь время от времени звучащий треск повреждённого двигателя. Луша дотронулся до пульта и дисплеи переключились на внешние камеры судна.
Что-то замерцало в руинах под ними – башенное орудие выплёвывало узкие ленты трассирующих снарядов в направлении городского периметра. Он слегка заинтересовался, по кому оно стреляет.
- Шас’эль? – озабоченно сказал пилот, там что-то…
Корабль жёстко накренился, сбивая Лушу с ног и болезненно перемещая его на пол. Отряд дронов проплыл в воздухе мимо него, приготовив инструменты техобслуживания.
- Докладывайте, - мрачно потребовал он, поднимаясь на ноги.
- Танк, - бесцветным, уважительно спокойным голосом сообщил кор’вре. – Серьёзных повреждений нет, но я поднимаю нас, он не промахнется дважды.
Луша кивнул, борясь с раздражением. Выражение чувства недовольства было бесполезным и неэффективным, больше характеризующим хилых гуэ’ла, нежели тау. Он представил громко матерящихся людей в танке, проклинающих этот промах, и укрепил свою решимость. Такие существа были недостойны тау’ва, подозревал он, несмотря на прощение и терпимость, проповедуемые Аун.
Он переключил экраны обратно на видео-поток со шлемов воинов огня, с грустью замечая, сколько из них почернело и отключилось. Камера Кайса отображала бешенное движение, слишком быстрое, чтобы быть интерпретированным Лушей.
- Ла’Кайс, - запросил он, - доложите обстановку.
Голос Кайса звучал напряжённо от некоего усилия.
- Подождите, шас’эль, - прохрипел он, злые звуки стрельбы трещали одновременно с молниеносными импульсами на экране, - Всё под контролем.
- Ла’Кайс, что ты имеешь в виду?
Вращающееся изображение начало обретать смысл: промасленный механизм, ловящий некий свет в дыму. Одетые в перчатки руки Кайса появились на экране, ухватившись за беспорядочно расположенные, покрытые рунами, детали управления.
И тогда Луша понял.
- Ради Пути… - судорожно вдохнул пилот, уставившись на сенсоры, - Он…
- Он захватил орудие врага, кор’вре, - сказал Луша, с трудом пряча улыбку.
Кайс опустил руку на угловатые элементы управления, верно предполагая, что по крайней мере один из них это спуск. Неспособный укротить дрожь ветхого орудия, он держался за него из последних сил и как мог пытался прицелиться.
Атака тау сравняла эту часть города с землёй, оказавшись целью одного из колоссальных бомбардировщиков класса «дорсал» в преддверии наземной операции, догадался он. Немыслимые воздушные орудия судна уничтожили всё, что стояло здесь раньше, не оставив после себя ничего, кроме раздробленного скалобетона и поднимавшегося в небо дыма. Он нашёл эту пушку на краю зоны поражения бомбардировки. Закрепленная на надёжном штифте, она пережила бурю, отделавшись лишь слоем копоти, свидетельствующем о её крещении пламенем. Её расчёту, если и остались от него обугленные фрагменты, повезло меньше.
Танк переползал через мост неподалёку, похожий на жука, когда несущее радость подвывание двигателей десантного корабля достигло ушей Кайса. Расположившись возле корявой огневой точки, с ужасом глядя, как громыхающий танк аккуратно прицеливается в спускающийся шаттл, Кайс схватился за управление пушки быстрее, чем успел об этом подумать.
Через пол-рай’кора шума и безумия, в которые десантный корабль оказался пугающе близко к уничтожению, танк поворачивал своё орудие в сторону Кайса с неторопливостью ледника. Он продвигался по разрушенной улице с титанической неумолимостью, перемалывая камень и метал под его гусеницами.
Орудие содрогнулось в его руках, магазины патронов завертелись над головой. Пытаясь отразить
натиск, рассыпая искры и отскакивающие осколки, металлический блок отделился от корпуса танка, тот пошатнулся, гусеницы завизжали, жалуясь на попадание. Расцвели новые кратеры: процесс свежевания металла, в котором ошмётки стальной плоти брызгами взлетали в воздух. Теряя устойчивость под безжалостным огнём, разбитый корпус стал покрываться трещинами. За какие-то жалкие рай’каны до того, как колоссальное орудие успели навести на цель, воспламенился запас топлива.
Танк подбросило в воздух в столбе пламени, он переворачивался и крошился в путаницу проводов и брони. Вторичный взрыв раздвинул его грудную клетку, фрагменты корпуса кружили по воздуху и беспорядочно покрывали собой разрушенный ландшафт. Обломки, вращаясь, отскакивали от земли, рассекая воздух. Кто-то из экипажа кричал где-то в самом сердце этого хаоса. Недолго.
Кайс очень долго, как ему показалось, смотрел как поднимается дым. Когда наконец оборванные уцелевшие бойцы его кадра выбрались из окопов, он был слишком измождён, чтобы даже поприветствовать их.
Едва ли половина из них вернулась живой.
Шаттл спустился и кадр ввалился на борт. Ад растворился за закрывающимся люком.
Снова сидя в сиденье, удивляясь идеальному покою и тишине судна, Кайс позволил своему разуму отдохнуть. Другие шас’ла молчали. «Они тоже, - предположил он, - не могут придумать, что сказать.» Он подумал о том, чувствуют ли они себя так же как он, какими-то опустошёнными, уменьшившимися.
«В начале времен мир был пуст, его висари называлось совсем просто – покоем и неразличимостью. Но как зима сменяется летом, так и покой иссяк; как лед расслаивается, внизу водой делается, а вверху туманом, так и различия родились из неразличимости. И стали они основой мира: асхи, асари, амат и арих, так мы их зовем, первичных духов. Явившись, они возмутили висари и разрушили, разбили сам мир надвое, расслоив неявленное и явленное. Так возник зеленый мир. И преграда возникла, отделяющая духов от него. Тогда думать стали. Себя отразили в преграде и обрели оба мира, восстановили единое их висари. Сделалось то висари сложным, тонким, и, чтобы не исчезло оно, снова разрывая единое, посадили дерево, вросшее нижними корнями в зеленый мир, а верхними – уходящее в неявленное. Мы, люди, – и есть то дерево. Поэтому у каждого от рождения две души. Левая, явленному принадлежащая. И правая, к неявленному чуткая. Первую утратишь – к духам уйдешь. Второй лишишься – к зверям спустишься. Трудно держать висари, трудно слушать духов. Для того нам даны мавиви. На грани стоящие. Их беречь надо».
(Легенда о происхождении мира, записанная профессором Маттио Виччи со слов савайсари племени макергов; текст хранится в библиотеке университета долины Типпичери)
Утро будило лес неторопливо и бережно. Прошумело зевком ветра в кронах. Зазвенело и улыбнулось бликами качнувшихся листьев. Встряхнулось вьюном мошкары, волнующим плотный слоистый туман, серый, еще ночной…
Пегий жеребец двигался по лесу привычным неторопливым шагом. Иногда пофыркивал, словно окликая своего друга и намекая: хватит по-детски играть в великого охотника! Не время. Они ведь спешат, у них дело. Большое и важное дело, достойное сына вождя. Ради меньшего даже ему не позволили бы ехать верхом, коней у махигов не так много. Тем более таких коней, чья шкура отмечена узором самой Плачущей… По молочному ворсу тут и там ложатся ровные овальные пятна теней, срастаются в сплошной, почти черный ремень на спине, рисуют на морде маску-шлем. Три копыта черны, и лишь правое переднее сияет белизной, как бывает у лошадей с добрым ходом. Стоит на таком коне пуститься в путь по важному делу – и оно обязательно совершится наилучшим образом…
То ли сын вождя пресытился игрой в выслеживание оленей, то ли осознал, что надо беречь время, но свое интересное безделье он прервал и явился, точнее, свалился прямо на спину пегого с низкой ветки.
– У-учи! – победно буркнул сын вождя, успокаивая коня и заодно подбадривая: мол, звал – так вперед.
Людские тропы в диком лесу едва заметны. Так и до́лжно жить, не нарушая святости дыхания зеленого мира. Всадник поудобнее устроился на заменяющей седло шкуре редкого черно-белого ягуара, перетянутой ремнем. Нашарил повод – тонкую косичку, плетенную из трех цветных кожаных шнуров, широкой свободной петлей наброшенную на конскую шею. Говорят, бледные всегда управляли лошадьми, используя железо. Даже в редком лесу, где не требуется точность приказов и где уже давно не шумят бои. Но нынешние хозяева не оскорбляют коней недоверием, тем более таких – отмеченных драгоценным окрасом, угодным Плачущей.
Седок потянулся в сторону, погладил пальцами кору огромного дерева, какое и троим взрослым воинам не обхватить, вежливо поклонился великану, старейшине этого леса, и щелкнул языком, снова поторопив коня. Он выследил безупречного оленя и долго вел его по тропе, рассмотрел рога, сосчитал все отростки и успел порадоваться: безусловный вожак, ни малейшего изъяна. Он уже был готов прыгнуть на достойного противника, даже гладил извлеченный из ножен длинный охотничий нож и… и прекратил игру. Он сыт, он далеко от дома, он едет по делам, и, значит, этот олень не зря чувствует себя в полной безопасности.
Пегий выбрался из оврага на ровную удобную тропку и пошел «лесным бегом», так называли махиги эту странную помесь прыжков косули и конской рыси, наилучшую для движения по задичалому, холмистому лесу. Капли вчерашнего дождя иногда срывались из поднебесья, с далеких верхушек крон, где шалил ветерок, и летели вниз, скользя по иглам хвои, вспыхивая слезинками Плачущей в низких лучах утреннего солнца… Седок точным движением поймал на ладонь пропитанную солнцем каплю, лизнул и чуть прищурился: сладкая, пахнет недавней весной, еще помнит молодость этого годового круга.
Впереди улыбкой юного дня блеснул прогал опушки. Всадник нахмурил густые темные брови, глубоко втянул воздух. Жилье людей в любом лесу опознается издали. Особенно бледных. Не умеют они пребывать в ладу с зеленым миром. «Не умеют – полбеды, так ведь и учатся неохотно!» – рассердился всадник, вслушиваясь в чуждые лесу шумы далекого поселка. Зачем бледным выделили земли? Да, дед по мужской линии так велел перед смертью. Последнее слово великого воина Ичивы не может быть предметом обсуждения. Даже если оно высказано при явном помутнении разума – так с некоторых пор полагал внук героя. Сейчас именно он хмурился, принюхивался и решал: погладить пегого по шее, убеждая сойти с тропы и обогнуть вырубку, или шевельнуть повод, направляя коня к прогалу опушки, проехать ее краем и глянуть, как живут бледные. Это ведь его земли, но здесь люди его рода не появлялись, наверное, уже давно. Можно, почти не кривя душой, назвать шевельнувшееся в душе любопытство, долгом перед лесом. И заодно позволить себе со вкусом и без спешки погасить раздражение, вызванное мыслями, чуждым лесу шумом и едва различимым запахом дыма. Так удобно – успокоиться и ехать далее, осознавая свою правоту и силу, если под руку подвернется кто-то из бледных… Приятная мысль, дельная. Всадник шевельнул пятками, выбирая короткий путь вниз по склону.
Он сразу приметил работницу, именно в это время выпрямившуюся от длинной гряды с побегами батара. Так получилось: она дала отдых спине и встряхнула гривой волос, едва пегий вывернулся ящерицей из зарослей и загарцевал на скользком после дождя склоне, сползая, увязая в красной жирной грязи и заодно забавляясь скольжением… В иное время сын вождя, возможно, подхлестнул бы коня и убедил ускорить спуск. Но не теперь. Незнакомая и уже потому интересная девушка заслуживала того, чтобы потратить немного времени. Можно рассмотреть ее и заодно решить, сколько, собственно, этого самого времени тратить. Точнее, стоит ли спешиваться.
Первый взгляд не уму принадлежит, скорее уж наоборот, он – искра безумия. Или зажжет смолистый факел интереса, или угаснет в холодном тумане безразличия. Это потом уже усердный и настойчивый разум расстарается, затеплит костер и пригласит к нему на беседу, позволяющую составить настоящее мнение. Взрослое. Сын вождя поморщился и ощутил, как растет раздражение. Он не желал сегодня сидеть у костра разума. Пусть старики греются и тратят время на нудные беседы. Он-то молод…
Девушка была почти такая же бледная, как остальные жители этой фермы, но и отличия легко опознавались – по тяжести и густоте иссиня-черных волос, пушистых, вьющихся. По заметному оттенку заката на коже, по особенному разрезу глаз, удлиненных, очень крупных, скрытых в тени ресниц… Определенно кто-то отметил своим вниманием ее мать, кто-то из достойных представителей народа махигов. Но, видимо, он спешил, как и нынешний путник. Не оставил бус родства, чтобы, вернувшись годом позже, забрать ребенка. Что ж, хвала духам леса, так гораздо удобнее и проще. Не возникнет долга. Старики говорят, было и лучшее время, когда с собой не возили бус, а бледных числили имуществом и делали с ними все, что душе угодно. Они другого обращения едва ли заслужили! Подлые бездушные злодеи, явившиеся в зеленый мир и принесшие войну. Многие и теперь считают бледных не людьми, полагая новый закон ложью и знаком слабости махигов.
– У-учи, – усмехнулся седок, бросая повод и тем замедляя спуск еще более.
